Лучше пидор на рее, чем акула в трюме
(Два капитана два)
К рассвету шторм, наконец, начал стихать. Линейный броненосец «Громовержец», флагман вольной флотилии «Полторы пушки», мотало по волнам уже восьмые сутки. Стальную громаду восемнадцати тысяч тонн водоизмещения швыряло огромными валами, как утлую рыбацкую шаланду; тонны воды, прокатываясь по палубе, снесли все, что было плохо принайтовано, и даже кое-что из того, что было принайтовано хорошо. Ходовая рубка качалась с такой амплитудой, что даже мичман Степан Матроско, рожденный, по его словам, в барбете под пушкой, ходил бледный с прозеленью и частенько отлучался в кают-компанию за порцией рома. Чтобы не стать лагом к волне, корабль держал машины на полном ходу, и корпус вибрировал, расшатывая заклепки переборок. Кочегары буквально валились с ног, а угольные бункера стремительно пустели. Когда форштевень броненосца, прорезав очередную волну, повисал в облаке пены, у капитана каждый раз екало внутри – казалось, что корабль переломится пополам, не выдержав напора стихии. Но все когда-нибудь кончается, и небывалой для этих широт силы шторм, утробно порыкивая громами небесными, откатился постепенно к зюйду, оставив на память о себе мерную зыбь на поверхности Срединного Океана, куски адмиральского катера на верхней палубе и течь в трюме. Как только стало ясно, что худшее позади, Александр Ефимович Мещерский, потомственный капитан в пятом поколении, чьи предки ходили еще на панцирных броненосцах класса «Глуар», наконец смог позволить себе покинуть мостик. Махнув рукой на рвущегося к нему с докладом старпома – «Потом, потом!», — он добрался до адмиральской каюты, которую занимал как временно исполняющий обязанности командующего флотилией, и, рухнув на койку, заснул не раздеваясь.
Разбудил его стук в дверь.
— Сан Фимыч! А Сан Фимыч! Господин капитан! – голос был робок, но полон решимости. Если уж старпом решился разбудить капитана, то уж точно не отстанет, пока своего не добьется.
Мещерский, поднявшись, недовольно посмотрел в зеркало на мятый китель и опухшее со сна лицо. Нет, показаться подчиненным в таком виде было решительно невозможно.
— Минуту, Сергей Иванович, – рявкнул он сквозь дверь своим лучшим командирским басом, — извольте подождать!
Наскоро умывшись и расчесав бороду, капитан достал из шкафа свежий китель и чистую рубашку. Оглядев себя остался доволен – как будто и не было этих восьми дней сна урывками, крепчайшего кофе с ромом и непрерывной болтанки. Настоящий капитан, а там, глядишь — чем морской черт не шутит, — и адмирал. Без дурацкой приставки «исполняющий обязанности». Решительным шагом, каковой только и подобает будущему адмиралу, он проследовал в коридор, бросив на ходу старпому:
— Кофе мне на мостик, и доложите обстановку.
С высоты ходового мостика спокойная поверхность океана казалась стеклянной. Машинный телеграф стоял на «средний вперед», и скошенный назад форштевень резал волну, как ножницы шелк. С палубы уже убрали обломки шлюпок и прочий мусор, и матросы заканчивали драить медяшки, придавая флагману подобающий вид.
— Сан Фимыч, извольте… — прошелестело за плечом
Мещерский принял у старпома кружку кофе и благосклонно кивнул, щурясь от утреннего солнышка:
— Докладывайте, Сергей Иванович, докладывайте!
— Не сочтите за панический настрой, Сан Фимыч, но ситуация на корабле далека от идеальной, да-с. Весьма, я бы сказал, далека…
— Отчего же так? – нахмурился капитан
— Видите ли, последствия шторма не лучшим образом…
— Да что вы, Сергей Иваныч, сопли жуете-то! – неожиданно перебил старпома нахальный голос мичмана Матроско, — в полной жопе наш «Громыхалка», так и говорите.
— Мичман! Извольте соблюдать субординацию, иначе отправитесь в палубную команду с ведром и шваброй! – возмутился старпом.
— Да хоть в кочегары запишите! – ощерился Степан, — а я, когда вижу жопу, жопою ее и именую! Без этих ваших… екивокиев!
— Да как вы смеете вообще!
— Оставьте, старпом, пусть говорит – вздохнул капитан, — нашего мичмана проще выслушать, чем угомонить. Ну, что вы хотели сказать, Степан?
— А то, кэп, что полный афедрон нам выходит.
— Отчего же так?
— А сами посудите, Сан Фимыч — флотилию мы растеряли, пока штормовались. Миноносцев наших и на горизонте не видать, хоть так, а хоть и в биноклю. А без эскадры мы что? Мишень мы без эскадры. Мы ж линейный all-big-guns, у нас противоминного калибру нет, только главный. Нас же без миноносцев куры заклюют!
— Экий вы, Степан, оказывается, стратег-флотоводец! – улыбнулся Мещерский, — не так уж мы и беззащитны, поди без малого восемь тонн бортового залпа имеем. На семьдесят кабельтовых положим как одну копейку – мало не покажется.
— Вы уж извиняйте меня, кэп, а толку? Мы, конечно, такие страшные, что сами себя боимся, а только, уж не обессудьте, будем скоро сами искать, кому бы сдаться.
— И с чего такая оказия? – улыбнулся капитан.
— А с того, что в угольных бункерах дно видать, в трюме течь такая, что только помпами и держимся, а самое поганое, что у машины конденсор от качки с постамента слетел и мы пар в дымовую трубу травим. А значит, скоро без пресной воды для котлов останемся. Машина встанет, помпы остановятся… — и привет морскому царю, пузыри пустим. А у нас даже шлюпок после шторма почти не осталось – побило все…
— Ну вот видите, Сергей Иванович — обратился Мещерский к старпому, — а вы его слушать не хотели. Зато теперь мы знаем, какие настроения у команды.
— Я считаю, господин капитан, — обиженно сказал старпом, — что команда должна исполнять приказания офицеров корабля, а не иметь какие-то там настроения…
Капитан повернулся к мичману:
— Видите ли, Степан, вам стоило задуматься о том, что потомственные офицеры понимают сложившуюся ситуацию уж никак не хуже вашего. Но, в отличие от вас, располагают достаточным опытом, чтобы подобные ситуации разрешать. Если вы обратите внимание на компас, а так же посмотрите на карту, то несомненно заметите, что мы следуем прямым курсом к острову Ройс. Ройсбург – нейтральный порт, где мы проведем бункеровку и текущий ремонт, а также пополним запасы воды и продовольствия, после чего пойдем к месту сбора флотилии. Что же касается нашей, якобы, «беззащитности», то возьмите-ка пяток матросов и займитесь обслуживанием орудийных башен. Надеюсь, столь близкий контакт с шестнадцатидюймовыми орудиями успокоит ваши нервы. Свободен! Выполнять!
Степан, щелкнув каблуками и бросив руку к фуражке, рысью направился к трапу, прекрасно понимая, что легко отделался. За «панические настроения» на иных кораблях можно было и под трибунал угодить, но Сан Фимыч – мужик незлой и справедливый. Хорошо бы он адмиралом стал!
Капитан допил кофе, отдал кружку подскочившему юнге и подозвал старпома.
— Знаете что, Сергей Иванович, а давайте-ка распорядитесь, чтобы аэростат разведки подняли, пока ветра нет. Не мешает удостовериться, что все в порядке вокруг. Не думаю, что после вчерашнего шторма кому-то есть до нас дело, но уж больно этот поход не задался. Лучше перебдеть.
Поход действительно выходил для флотилии конфузный. Нанявшись охранять большой конвой из Тимира в Порто-Гольц, эскадра для затравки потеряла эскадренный броненосец «Ленивый», который из-за поломки машины сначала отстал от конвоя, а потом телеграфировал, что возвращается малым ходом в порт, ввиду необходимости крупного ремонта. Затем ослабленная эскадра получила формальный вызов от рейдерской флотилии «Сумчатый волк». Уклониться от боя сочли невозможным – тогда пришлось бы откупаться частью груза конвоя. К счастью, в артиллерийской дуэли устаревшие крейсера казематного типа были двум башенным линкорам не противники — по суммарному весу бортового залпа «Пушки» превосходили их чуть не втрое, да и миноносцы время зря не теряли, почти в самом начале баталии влепив одному из нападавших торпеду в корму. Один крейсер комендоры «Громовержца» разнесли всухую – не получив в ответ ни единого попадания, однако второй успел удачно влепить фугасами по надстройкам флагманскому линкору «Армагеддон», прежде чем получил снаряд в артиллерийский погреб и исчез в одном большом взрыве. Адмирал Ерин, командовавший флотилией уже десять лет, был убит осколком брони, под палубой начался пожар, который едва потушили. Так «Громовержец» стал флагманом, а Мещерский «исполняющим обязанности адмирала». Окончательно утвердить (или не утвердить, что было бы обидно) это должен был совет капитанов кораблей и старейшин Базы по окончании похода. И если еще недавно капитан практически не сомневался в удачном для себя исходе голосования, — ведь конвой довели без потерь, — то после того, как флотилию на обратном пути разметало штормом, а «Громовержец» получил серьезные повреждения, его шансы на золотой адмиральский кортик становились все более призрачными. Еще неизвестно, как отштормовались остальные корабли эскадры, и скольких он не досчитается в точке сбора… Впрочем, что жалеть от том, что не можешь исправить? Нужно было решать в первую очередь проблемы «Громовержца».
— Сан Фимыч! С дерижопеля докладают!
— С аэростата, Степан, это во-первых. И почему вы не в орудийной башне? Это во-вторых…
— Башни проверены, кэп, готовность полная. А вот с дерижо… с еростата докладают, что во-первых, остров Ройс на горизонте, и во-вторых на створе бухты дымы корабля.
— Кого это морской черт нам навстречу несет? Опускайте аэростат и расчехлите-ка стволы. Просто на всякий случай.
Остров уже был виден в бинокль без всякого аэростата. Мещерский до рези в глазах рассматривал вход в бухту.
— Странное дело, вижу дым, не вижу корабля! Степан, у вас глаза молодые, гляньте-ко.
Степан почтительно принял морской бинокль и впился взглядом в горизонт.
— Шо за чертовщина, Сан Фимыч! Шось вин за вутюг плывучий? Та вы нижей, нижей смотрите! – от волнения у Степана всегда прорезался закраинский говорок.
Капитан, взяв бинокль, посмотрел «нижей» и на этот раз увидел…
— Это, Степан, такая штуковина, называется «монитор». Низкобортный бронированный артиллерийский корабль.
— Тю, та его вже от воды не видать!
— Зато ему нас видать… Тьфу, то есть видно ему хорошо. А вот в него попасть намного сложнее. Только навесом в палубу, а там, поди, шестнадцать дюймов брони. Тааак… Однако! Три двухпушечных барбета, и орудия как бы не восемнадцатидюймовки… Это у него вес залпа не немного хуже нашего! А ты — «вутюг»…
Над морем раскатилось гулкое «Бууум!» и нос монитора окутался белым облаком порохового дыма. Впереди по курсу «Громовержца» поднялся фонтан воды.
— Тревога! Комендоры в башни! Бронебойные на элеваторы! Ход держать! Восемь румбов лево!
По кораблю разнеслись звуки колоколов громкого боя и броненосец пошел в циркуляцию, занимая позицию для бортового залпа. Бронеколпаки башен медленно завращались, разворачивая стволы к противнику.
— Шарахнем, кэп, а? – азартно крикнул Степан, — ишь, вона наглый какой! Ща как врежем со всего борта!
— Капитан! С монитора сигналят!
На силуэте монитора яркой звездочкой мигал сигнальный прожектор.
— Требуют остановить корабль и лечь в дрейф!
— Ну, это они уже выстрелом по курсу достаточно ясно сказали… — пожал плечами Мещерский.
— Кэп, мы чего, слушать эту лохань будем? Да утопить их к чертовой бабушке и весь разговор! – возмутился Степан.
— Спокойно, Степан, — поморщился капитан, — задраться всегда успеем. Это в открытом море мы бы его на бритольский флаг порвали, а возле берега – еще вопрос, кто кого. Пловец он никудышний – ни хода, ни маневра, — а вот калибр у него изрядный и позиция хорошая.
— Да нешто наш «Громыхалка» какой-то вутюг не одолеет?
— Может и одолеем, да только не всухую. У него вес выстрела — тонна с каждого ствола. Сам кричал, что мы только на помпах держимся, а ну как вляпает нам в борт бронебойным? Нет, сперва послушаем, чего им от нас надо. Но комендоров держать в готовности.
— Капитан! – подбежал сигнальщик, — они подняли «како» и «люди»
К нокам реев монитора ползли флажки – желто-синий и желто-черный квадратами. «Остановите машины» и «Надо поговорить».
— Машине стоп, – приказал Мещерский, — поднимите «цы» — «согласен». Комендорам держать визирование и готовность.
— Кэп, а может все-таки…
— Остынь, Степан. Сигнальщик, передать приглашение на Адмиральский Чай!
— Не много ли чести, Сан Фимыч? – скривился мичман, — шкиперу какой-то плавучей сковородки?
— Традиции флота, Степан, очень важны. Без них мы давно превратились бы в диких пиратов без чести и совести. И, чтобы ты это понял, я назначаю тебя адъютантом на церемонии Адмиральского Чая. Готовь кают-компанию.
Тем временем, от монитора отвалил большой паровой катер и, бодро дымя высокой трубой, направился к «Громовержцу». Стоя возле фальшборта в парадном, белом с золотом мундире, Мещерский незаметно рассматривал гостей. Твердо стоящий на палубе катера коренастый бородатый моряк в капитанской фуражке из всех сил старался выглядеть невозмутимым морским волком, но опытный Мещерский был уверен, что возвышающийся над ним борт огромного линкора не может не давить на психику. Он сам прекрасно представлял себе, каково это – когда над тобой нависают тысячи тонн броневой стали, и ты на их фоне ощущаешь себя сущей букашкой. «Да, это не ваша низкобортная лохань!» — с некоторым злорадством подумал он, — «Это, черт побери, настоящий корабль!»
С борта броненосца спустили люльку и двое из приплывших поднялись на палубу. Мещерскому они сразу чем-то не понравились. То ли легкая небрежность в мундирах, то ли что- то неправильное в лицах… Тем не менее, как подобает по морскому этикету, он представился первым: «Исполняющий обязанности адмирала флотилии «Полторы пушки», капитан Мещерский».
— Исполняющий? – капитан монитора ухмыльнулся
Это было на грани прямого оскорбления, но Мещерский его проигнорировал, пристально глядя на прибывших.
— Капитан Федотов, адмирал флотилии «Морская черепаха».
— И где же ваша флотилия, адмирал? – это было невежливо, но Мещерский не сдержался. В конце концов, не он первый начал хамить.
— А ваша, исполняющий? – продемонстрировал плохие зубы в улыбке Федотов
Мещерский не счел нужным отвечать. В конце концов, для всего свое время и свой протокол.
— Проследуем в кают-компанию. Адмиральский Чай ждет, — склонив голову в полупоклоне он сделал приглашающий жест.
По счастью, на «Громовержце» было все необходимое для церемонии. Небольшой дубовый стол, за которым участники садились друг напротив друга, уже был сервирован согласно традиции. Два бесценных древних стакана тонкого стекла с ободком стояли на багровых шелковых салфетках в литых серебряных подстаканниках. Рядом пристроились крутобокая сахарница с колотым рафинадом, щипцы для него и две тарелочки с нарезанным кружочками лимоном. На придвижном столике пыхтел ароматным смолистым дымом большой самовар, согревая стоящий на нем заварочный чайник. Опустившись на стулья с высокой спинкой, капитаны одновременно сняли фуражки, и положили их возле правого локтя, в знак начала переговоров. На голове Федорова обнаружилась немалая лысина. Помощники – по традиции их не представляли друг другу, — встали, как положено, сзади и слева от своих капитанов. Выполняющий обязанности адъютанта церемонии мичман Матроско с поклоном подал им серебряные подносы с графинами, в которых был налит десятилетний артамянский коньяк. Помощники сняли пробки, понюхали напиток, и кивнули друг другу. Мичман подхватил белоснежной салфеткой заварочный чайник и аккуратно разлил чай по стаканам – ровно по ободок, как положено. Для Адмиральского Чая всегда использовался только черный крупный лист, собранный на Синдийском полуострове, и напиток заваривался крепкий, как броневая сталь и ядреный, как бризантный заряд. Поклонившись, Степан сделал два шага назад и застыл возле самовара.
Согласно традиции, начинать следовало гостю. Капитан монитора аккуратно подхватил щипцами кусочек рафинада и опустил его в свой стакан. Затем наколол на серебряную вилочку кружок лимона и отправил его в плавание по поверхности чая. Мещерский не спеша последовал его примеру — торопливость на Адмиральском Чае считалось неприличной. Удостоверившись, что оппонент готов, гость сделал большой глоток и быстрым движением поставил стакан на салфетку. Вскинув левую руку он произнес ритуальное: «Якорь вверх!» Помощник за его плечом немедленно долил стакан до ободка коньяком. «Якорь вверх!» – повторил за гостем Мещерский, выпив глоток из своего стакана. Понизившийся уровень чая немедленно компенсировали – первый шаг церемонии сделан. Можно говорить.
— Я имею намерение проследовать в порт Ройсбург, — начал переговоры Мещерский, — и не вижу причин, по которым вам было бы нужно мне препятствовать.
— Я имею намерение не пропустить вас в бухту, — в том же тоне ответил Федоров, — и имею к тому достаточные огневые средства.
Обменявшись репликами капитаны синхронно сделали по большому глотку – «Якорь вверх!», — стаканы долиты.
— Мой броненосец имеет больший вес залпа, восемнадцать тысяч тонн водоизмещения и максимальный ход в двадцать пять узлов против ваших… скольких? Десяти? Восьми? В случае боя я пущу вас ко дну.
— Вы просто очень большая мишень, — пожал плечами гость, — в которую трудно промахнуться. Ваша скорость не имеет значения, пока мы запираем вход в бухту и можем в любой момент укрыться за скалами. Валите на своих двадцати пяти узлах куда хотите, но в бухту я вас не пущу.
Глоток – «Якорь вверх!». Мещерский отметил грубость оппонента, но не подал виду. Грубит – значит не уверен в себе.
— Но какова причина ваших действий? Отчего вы не хотите нас пропустить? Ройсбург – вольный порт…
— Больше не вольный! – перебил капитан монитора, — это наш порт! И вы, черт побери, уберетесь отсюда к морскому дьяволу, или я вас утоплю!
«Якорь вверх!»
— На каком основании вы называете этот порт своим? – осведомился Мещерский
— На том основании, что он платит нам за защиту!
«Якорь вверх!»
— Но мы не несем угрозы! Нам нужно пополнить запасы и сделать кое-какой мелкий ремонт, и у нас достаточно денег, чтобы заплатить городу.
— Здесь я решаю, кто и чего несет. И я не пущу вас в бухту.
Капитан Федоров сильно раскраснелся – то ли от злости, то ли от чая. Мещерский сделал глоток – в стакане был уже чистый коньяк. «Якорь вниз!» — помощники сменили графины на небольшие чайнички, в которые мичман налил свежей заварки и кипятка из самовара. Долили до ободка крепкого чаю.
— Но с чего Ройсбургу вдруг потребовалось платить за защиту? Никто не нападает на нейтральные порты!
— А с того, — Федоров нехорошо засмеялся, — что у меня шесть восемнадцатидюмовых орудий, и я могу раскатать его в пыль за полдня!
«Якорь вниз!»
— То есть, вы хотите сказать, что Ройсбург платит вам, за защиту от вас же? – Мещерский не мог поверить в такую подлость, — да вы, сударь, пират, шантажирующий мирный город!
— Ха, это мое дело! Сейчас порт как раз собирает требуемую сумму. Кстати, и вы приготовьте денежки! Вы же собирались расплатится с Ройсбургом за ремонт и бункеровку? Отдадите эти деньги нам. И тогда уплывете целенькими!
Мещерскому мучительно боролся с соблазном вышвырнуть наглеца за борт, даже не слишком целясь в палубу его катера, а потом отдать комендорам приказ на залп. Однако церемония Адмиральского Чая священна, и нарушить ее – запятнать офицерскую честь.
«Якорь вниз!»
— Не слишком ли опрометчивые требования для каботажного ведра? Что мне помешает дать залп и просто уплыть? Ваш утюг не способен отплыть от берега больше чем на десять кабельтовых.
— Что помешает? Например, ошвартованный у вашего борта брандер! На моем катере четыре тонны пироксилина и тонна чугунных болванок. Стоит вам только шевельнуть стволами, и у вас в борту будет дыра, в которую свободно пройдет миноносец!
«Якорь вниз!»
— То есть вы отправились на Адмиральский Чай… на брандере? Вы настолько лишены чести? –Мещерского неожиданно осенило, — Вы… Вы не потомственный офицер? Вы самозваный адмирал, и нет никакой флотилии?
— Да плевать я хотел на вашу чванливую потомственную аристократию! – взорвался Федоров, — к морскому дьяволу ваши идиотские «правила чести»! Да, у меня еще нет флотилии, но скоро будет – вот на ваши денежки и выкуп с Ройсбурга я и прикуплю пару корабликов. И никаких чертовых «потомственных» в моей флотилии не будет! И никаких правил – только большие пушки!
— Вы низкий и подлый пират! – Мещерский демонстративно отставил стакан в сторону, — я не считаю возможным продолжать церемонию!
— А у вас брандер у борта. Мне тоже надоел этот балаган – давайте денежки. И не надейтесь, что я побоюсь взорвать корабль, на котором нахожусь сам. За удовольствие отправить ко дну надутую потомственную сволочь мне и жизни не жалко!
Мещерский заметил, что Степан, стоящий у самовара, подает ему какие-то выразительные знаки бровями, выпучивая глаза и подмигивая. Однако понять, что он хочет этим сказать, капитан не мог.
— Чем же вас так обидели потомственные офицеры? — как можно спокойнее произнес Мещерский, — Дайте угадаю… Вы, вероятно из младшего состава, мичман, не более… Проштрафились, дезертировали с корабля чтобы избежать наказания, набрали шайку таких же…
— Заткнитесь! Не ваше собачье дело! Подумайте лучше о том, что у вас под бортом куча взрывчатки!
По тому, как вскинулся Федоров, Мещерский понял, что угадал – если не в точности, то очень близко. Между тем, Степана аж перекосило от мимической жестикуляции. Он явно пытался передать что-то важно, но что? Напряженность момента не давала отвлечься.
— А знаете что, господин Федоров? – Мещерский подчеркнул голосом гражданское обращение, отказывая собеседнику в праве на капитанское звание, — подите-ка вы к черту. Ничего вы от меня не получите, кроме бортового залпа. Потрудитесь покинуть мой корабль, или я спущу вас за борт через гальюн.
— И вы готовы пожертвовать кораблем ради денег? – ошарашено спросил Федоров
— Я готов пожертвовать кораблем, чтобы такие как вы не имели никаких шансов на успех. В море не место негодяям.
— Да я…
— Капитан!!! – не выдержал Степан, — да посмотрите вы!!! Миноносцы! Наши миноносцы подошли!
Все невольно повернулись к большому иллюминатору кают-компании. По левому борту броненосца выстраивались в боевой ордер четыре миноносца флотилии «Полторы пушки», и величаво разворачивался для бортового залпа линкор «Армагеддон». Флотилия догнала свой флагман.
— Вы меня обманули! Я вас взорву! – практически завизжал Федоров
— Арестуйте этих скоморохов, Степан, — устало сказал Мещерский, — ничего он взорвет. Нет там никакой взрывчатки. И передайте на монитор приказ сдаться. Думаю, они уже оценили изменение обстановки.
Вскоре, самозваный адмирал был препровожден на гауптвахту, а монитор практически сразу спустил флаг — то ли отсутствие главаря деморализовало пиратов, то ли они трезво оценили свои шансы. На него отправили призовую партию, а флотилия, между тем, малым ходом втягивалась в бухту Ройсбурга. На сигнальных башнях порта подняли приветственные флаги, радуясь избавлению от угрозы.
Мещерский стоял на мостике и пил крепчайший кофе, пытаясь преодолеть опьянение. Да, этот Адмиральский Чай дался ему нелегко…
— Сан Фимыч, а откуда вы знали, что брандер фальшивый? – Степан как всегда подошел незаметно.
— Ну, во-первых, сколько времени, по-твоему нужно, чтобы загрузить на катер четыре тонны взрывчатки да тонну болванок?
— Ну… немало. Пять-шесть часов минимум, да и то, если сильно постараться.
— А они вышли к нам на катере сразу, как только мы остановили машину. Значит, времени на погрузку его у них просто не было. А держать на палубе постоянно снаряженный брандер… Нет, это уже полная глупость – пироксилин очень опасен и легко детонирует. Они же не могли знать, как мы отреагируем на предупредительный выстрел – вдруг бы да шарахнули в ответ, как ты хотел? И что бы с ними стало при четырех тоннах взрывчатки на палубе? Нет, они грубо блефовали.
— И вы сразу их раскусили, кэп? – восторженно воскликнул мичман
— Нет, — вздохнул Мещерский, — не сразу. Не было времени задуматься, да и чай адмиральский – крепкая штука… Но, как только я понял, что за тип этот Федоров, то сразу сообразил – такие не жертвуют собой, подрываясь на собственном брандере. Препустейшая личность, без чести и совести. Таким в море не место!
— А посмотрите, кэп, как все к лучшему обернулось – поди, Ройсбург с нас теперь за ремонт и денег не возьмет! Шутка ли – от этакой напасти его избавили! И флотилия нас догнала, и корабль цельный в трофеях…
Капитан Мещерский молча улыбнулся и подумал, что теперь, пожалуй, никто не оспорит его право на золотой кортик. Полезный напиток — Адмиральский Чай…
В 50 годах прошлого века я проходил службу на СФ ВМС СССР и на личном опыте убедился в правильности пословицы:»Кто в море не бывал,тот и горя не видал». А таким как Федоров только расстрел,лучше на месте.