Глава первая

«Я не настолько богат, чтобы быть трезвенником!!!»
Народная мудрость

Утро понедельника – мерзкое время. Особенно раннее утро. Особенно, когда это раннее утро начинается именно таким образом.
— Доброе утро!
Ага, доброе… Утро добрым не бывает. Тем более, что в голове марширует на рысях Первая Конная, кажется даже с барабанным боем и орудийными залпами.
— Ну просыпайся же ты!
От этого крика за Первой Конной устремились не иначе как тачанки батьки Махно с пулеметами наголо. Нельзя мешать водку с коньяком… Итак, первый утренний вопрос интеллигента: «Где я?». Приоткрытый глаз принес утешительную информацию – я дома. Уже хорошо. Значит, не придется тащиться в таком состоянии домой. Поскольку я уже дома, а это хорошо, потому, что не придется… Что-то меня зацикливает…
— Артем, проснись наконец! День уже!
Артем. Артем – это я. Значит, этот настырный голос обращается ко мне. Вот гад…
— Хр-гр-дрым, чртпрбр… — это я попытался объяснить голосу, что я ему не рад. Что я вообще не рад голосам, которые будят меня утром в понедельник после отлично проведенного вечера. А судя по моему состоянию, вечер удался. Жаль, что я этого не помню.
— Ну, ты хорош… Пива хочешь?
Ну вот, с этого надо было начинать. Пива. Пива хочу. Несказанно хочу пива. То есть сказать не могу, потому что в горле все пересохло и язык похож на хорошо просоленную подошву. К счастью, обладатель голоса не стал дожидаться моего ответа. Божественное бульканье!
Первые три глотка я сделал не открывая глаз, наслаждаясь вкусной прохладой спасительного напитка. Мне стало легче. Потом еще легче. Потом настолько легче, что я решился открыть глаза и посмотреть на своего спасителя.
Перед моей кроватью, на принесенной из кухни табуретке, сидел Костя «Крот» — отважный диггер и искатель приключений на филейные части туловища. Редкий балбес, но человек неплохой. Вот, пива догадался принести. Только откуда он взялся в моей квартире утром понедельника?
— А у тебя дверь была открыта – ответил на мой невысказанный вопрос Костя, – я и зашел. Смотрю, ты ле-жишь вообще никакой, ну я и подумал, что тебе, наверное, пива надо. Ну, сбегал за пивом…
— За пиво спасибо – я попытался сказать это суровым голосом раненого героя, но вышел какой-то хрип с подвыванием, — но что тебе тут надо?
— Дело есть. Тут со мной такая история приключилась…
Я тихо застонал. Костя периодически (всегда) нуждался в деньгах, и забегал ко мне в попытке продать какую-нибудь байку, которая могла потянуть на статью или рассказик. Иногда это ему удавалось, и я отстегивал ему небольшую сумму в счет будущего гонорара – если история была действительно интересная. Знаток диггерского фольклора он действительно знатный, да и слухи мимо него никогда не проходят, так что это сотрудничество по большей части окупается. Но не сегодня же!
— Послушай, Крот, нет у меня денег. Ну нету и все. Я тут вчера, видишь ли…
— Вижу. Все вижу. Вижу, что вчера, и вижу что от души. Не надо мне денег. Ты меня просто выслушай!
Все. Я, наверное, еще сплю. Или я проспал конец света? Раз Кроту денег не нужно, то по улицам наверняка галопом скачут эскадроны розовых слонов. То-то комната так качается…
— Ты подожди, пиво допей, в себя приди – Костя явно почувствовал мои сомнения, — Хочешь, кофе сварю?

Через полчаса я уже пил отвратительный, но крепкий кофе, ел подгорелую яичницу с переваренными сосиска-ми и восстанавливал мыслительные способности. Первой мыслью было, естественно, что кулинар из Крота никакой. Однако после кофе и первой за день сигареты зашевелилось природное любопытство – с чем таким Костя пожаловал, что даже денег не требует? Состояние несколько улучшилось, а тачанки Махно в моей голове явно помирились с Первой Конной и уходили на рысях в пустынную даль, освобождая место для мыслей.
— Ну, ты, проклятие кулинарного техникума, чего тебе от меня надо?
На «проклятие» Костя не обиделся, а сразу приступил к делу.
— Ты, Артем, у нас журналист-экстремал, человек здравомыслящий, видал всякое…
— Не подлизывайся, Крот, без толку. Говори, зачем пришел.
— Дык вот я и говорю, ты мне только выслушай и скажи, это с миром чего случилось, или я крышей подвинулся? Я прежде чем к тебе идти, к диггерам знакомым пошел, рассказал им все – ни одна собака не верит. Говорят, выдумал я все – не бывает такого.
— А ты выдумал?
— Честное слово! Ты ж меня знаешь, я брехать не стану!
— Ну, рассказывай, что ли…

Рассказ Крота

«В России две беды — дороги и то, куда они ведут…»
Рекламный слоган ФДС

Короче, дело такое. Ушел я вчера утром по землю. Ну, ты знаешь, через тот сброс на Коллежском валу – там сейчас как раз сухо, дождей давно не было. Думал, по Черной Ветке до конца пройтись. Давно собирался уже по-смотреть, куда она упирается, да все как-то недосуг было. А теперь, думаю, дойду, даже если два дня тащиться придется. Взял с собой термосочек, бутербродиков там, аккумуляторы зарядил по полной, резервный свет прихватил и прочую снарягу – переночую, значит, под землей где-нибудь, чтоб не вылазить. Ну, и пошел.
Ты знаешь, я глубоко лазить не любитель – дальше третьего яруса не хожу. Нечего там делать, чесслово – сыро, тесно, и стремно. Но тут пришлось занырнуть аж на четвертый – никак не мог завалы обойти. Я раньше туда по второму ходил, как по проспекту, но там сейчас стройку какого-то банка затеяли и завалили все, когда фундамент рыли. Еще и бетону нагнали в штреки, сволочи… Мешали они им? В общем, пришлось обойти понизу, и проковырялся я на этом обходе часов пять, еще и намок по самое некуда. Чуть не заблудился вообще, еле вылез по какому-то колодцу. Шел, понимаешь, вполсвета, аккумуляторы берег, однако выполз точно, как в аптеке – аккурат на Черную Ветку

Я тебе как-то рассказывал про нее – обычная ветка метро, только закрытая. Поезда там не ходят, путь из основной сети воротами перекрыт, контактный рельс обесточен и вообще электричества нету. Там даже станция есть – полностью готовая, только выход на верх не пробит. А так – все на месте, стены мрамором покрыты, скамейки стоят и даже урны. Резервная ветка, короче. Не знаю, зачем ее строили, только стоит она так сильно давно и открывать ее, похоже, пока не собираются. Не поймешь этот Метрострой иногда – люди в пробках давятся, а у них целая ветка под спудом стоит закрытая. То ли забыли они про нее, то ли жмутся…
Вот я и хотел посмотреть, докуда ее дотянули. Может еще где-то станция закрытая есть? В одну-то сторону я ее прошел – до самых ворот. Только там ловить нечего – железка здоровая, тонны на три, опускается гидравликой. На случай ядерной войны, вроде – должна взрывную волну выдерживать, Однако слышно, что за ней поезда ходят – там живая ветка, стрелка есть отключенная – только ворота поднять, и будет москвичам счастье. Но не поднимают, почему-то. Видать, что-то с этой веткой не так – не зря ее диггеры Черной называют. Слухов про нее ходит много, а толком никто ничего сказать не может – да не все и верят, что она есть. Я к ней лаз сам нашел, случайно, еще в прошлом году – но не сильно об этом распространяюсь. А то поналезет молодняк «мы тоже, типа, диггеры», нагадят, бутылок набросают… Я, короче, решил, что лучше сам все разведаю.
Дык вот, чтоб не отвлекаться – вылез я, значит, на эту самую Черную Ветку и дочухал до станции прямо по шпалам спокойненько – рельс-то отключен, да и нет там никого уже лет несколько. Спокойно все. Только вот на этот раз было мне как-то неуютно – как будто смотрит кто-то в спину. Ну, бывает такое под землей – ты ж сам лазил, знаешь. Вроде и нет никого, а неприятно как-то. Наши это называют «стремак подземный». Тут главное не дергаться, и нервы себе не накручивать, а то можно такую паранойю нажить – мало не покажется. Некоторые особо нервные товарищи себя до такого психоза доводили, что выскакивали из под земли где придется, всю снарягу бросив и больше туда ни ногой…

Но я, однако, эти штуки знаю – надо себя чем-нибудь занять, тогда все само пройдет. А мне как раз надо было переодеться – я ж мокрый по пояс снизу. Пришлось на четвертом ярусе купнуться – сухого прохода не было. Вот я на станцию вылез, на лавочке расположился, и штаны с ботинками снял. Штаны-то у меня запасные были, а ботинки одни. Я носки шерстяные натянул, штаны переодел и думаю: дай-ка я посплю часиков несколько, а ботинки пока подсохнут – не в мокрых же дальше идти? Этак все ноги сотрешь. Пока с одежей возился, меня вроде от стремаков попустило — успокоился. Так что сунул рюкзак под голову, на лавочке расположился и задрых себе преспокойно. Под землей хорошо спится – тишина полная и темнота абсолютная. Нигде не высыпаешься, как там, если привычка есть, конечно.

Только вот уснул-то я хорошо, а проснулся плохо. Неправильно проснулся. Как будто толкнул кто. Лежу, в темноту глазами лупаю, и не шевелюсь на всякий случай – слушаю. Вроде все тихо, а как-то не так. Когда лет эдак несколько под землей проползаешь, такое чутье открывается – мама дорогая. Вот я лежу, молчу и чую, что что-то не в порядке. Похоже, что не один я тут. Свет не включаю – в темноте спросонья зрачки по семь копеек становятся, и если свет врубить, то меня будет всем видно, а я ничего не увижу, кроме солнечных зайчиков. Думаю, что ежели кто из коллег сюда ход нашел, то пусть он сам и светит, а я на него погляжу. Тут народ всякий попадается, и с иными лучше не встречаться. Тогда я отползу себе тихонечко в темноте…
Вот так я лежу, уши растопырив и гляделками по сторонам вожу — но тихо кругом и света не видать. Я уж было подумал, что померещилось мне все это, но только ощущение, что я не один никак не проходит, а только сильнее становится. Ну, думаю, привет, долазился – подземный психоз начинается. Поскольку ежели тут кто-то есть, то не может он бесшумно передвигаться, и в такой тишине я бы его точно услышал. Под землей спичкой чиркнешь — и то пять минут уши вибрируют, как будто из ружья выстрелил. Короче, похоже, что пора свет включать, пока я тут по фазе не двинулся с перепугу.

Я, когда сплю, то коногон с башки на шею спускаю, чтобы его в потомках не искать. Коногон у меня хороший, немецкий, на светодиодах специальных, ярких. И светит хорошо, и электричества ест немного, и легкий совсем. Аккумуляторы от него на пояс крепятся и шнурочком таким с головной частью соединяются. Удобная штука, куда ловчей фонарика. Так вот, я за шею хвать – а его там и нету. Ну нифига себе, думаю я – куда ж он делся? Нешто я его снял, и не помню? Совсем, видать, плохой стал, в дурдом пора. Я тогда по поясу пошарил – вот они, аккумуля-торы висят в чехле и шнурочек от них идет. Я за шнурок дерг – коногон притянуть, а от него только кусочек маленький остался — коногона нету. Тут у меня слегка крыша-то и поехала – понимаю, что ерунда какая-то творится, а что делать — не соображу. И первый у меня естественный порыв – когти рвать отсюда. Сел я резко на лавке и давай ногами шуровать – ботинки искать, тут у меня возле ног шорох какой-то и в икре боль такая, как будто ножом полоснули. Заорал я как ненормальный, на лавку с ногами запрыгнул и дернул из кармана фонарик запасной, маленький. И при свете его увидал, что чешут от моей лавочки какие-то твари мелкие – но не крысы. Крысы они помельче будут раз в десять и на задних лапах вроде не бегают… В общем, хочешь верь, хочешь не верь, а похожи эти сволочи на маленьких уродливых человечков, ростом эдак с крупного енота, и чешут со скоростью прямо невообразимой. Пока я от цветных пятен в глазах проморгался, на платформе уже и нет никого, как будто мне это все померещилось.

Я еще секунд двадцать поорал, чисто по инерции, а потом начал в себя приходить. За ногу себя хвать – рука в крови. Гляжу, куска мяса вместе с куском штанины как не бывало и кровь льется. Ну, я фонарик в зубы и давай в рюкзаке шуровать, в поисках бинта – смотрю, а рюкзак-то расстегнут! Правда, вроде не пропало ничего – бинт на месте. Я всегда с собой аптечку таскаю, на всякий случай. Мало ли, сверзишься куда-нибудь, а помочь тут некому… Так что я перевязочный пакет раздербанил, ногу перемотал на автомате, еще не вполне соображая, чего это я делаю. И уже потом призадумался – а что это, собственно, со мной приключилось-то? Ну, соображал я, признаться, не совсем четко – адреналин бушует. В общем, преобладала простая мысль – тикать отсюда, и как можно скорее, а уж потом думать, что это было. Издалека такие ситуации лучше выглядят…

Огляделся – ботинки на месте, а чуть дальше и коногон валяется. Только толку от него чуть, поскольку прово-док оборван. И все-таки, не бросать же его – штука дорогая и в хозяйстве полезная, а проводок и поменять можно. Потом. Если выберусь. И как то мне от этого «если» нехорошо стало. Поскольку чувствую я, что не ушли эти твари далеко. С платформы сиганули, а по путям где-то шарятся – видать, света боятся. Однако уже и не скрываются – шуршат там чем-то в тоннеле, ждут, когда я к ним сам приду. Может быть, та тварь, что меня за ногу тяпнула, уже рассказала всем, какой я вкусный, а может коногон им мой недогрызенный сильно понравился, но явно какие-то планы они на меня имеют. И я, признаться, планов этих знать не хочу, а хочу я оказаться отсюда как можно дальше и как можно быстрее – вот только пути отхода как раз через тоннель пролегают. И еще одна проблема – батареек в фонарике часа на два, а идти мне существенно дольше, даже если бегом. А уж как я буду без света через четвертый уровень ползти и представить страшно… Там такие узкие места есть, что ноги можно по колено отгрызть, а я и развернуться посмотреть на это безобразие не смогу. В общем, как говаривали у нас в десантуре, «ситуация типа ПП» – попросту, «полный п…ц». Подумалось мне, что неправильное хобби я себе выбрал. Надо было рыбалкой заняться или крестиком вышивать.

Подобрал я свои манатки, ботиночки сырые натянул и стал мозгой шевелить, выход из неприятной ситуации искать. А выход все как-то не вырисовывался – со станции хода наверх нет, это я в прошлый раз проверил. Больно лениво было мне тогда по шпалам чапать, поэтому искал тщательно, но даже вентиляционные шахты оказались перекрыты. Теперь лезть в тоннель не хотелось тем более – кто его знает, сколько там этих тварей. Потухнет фона-рик, и схарчат они меня вместе с сырыми ботинками, только пряжки выплюнут. Оружия же у меня никакого с собой не было, за исключением небольшого ножа. Я, конечно, как бывший бравый десантник и с ножиком свою жизнь дорого продам, а только вот что-то не хочется. Молодой я еще парень, неженатый, мне бы жить да жить. И уж больно противная смерть получается – быть загрызенным в темном тоннеле какими-то гоблинами. Нафиг надо такое счастье.
Совсем уж было я загрустил, но тут что-то неуловимо изменилось. Я не сразу понял, что случилось, но когда понял – слегка обалдел. Из тоннеля, по которому я в этот гадюшник пришел, отчетливо повеяло ветерком. Похоже было, что сюда не менее, как целый поезд идет. Это по закрытой-то ветке! И тварей, в тоннеле копошащихся, ветер-ком этим как будто сдуло – с тихим шуршанием ломанулись они по тоннелю вперед, туда, куда я изначально на разведку собирался. И уже даже гул этой электрички слышен, правда тихий какой-то, и света не видать. Обычно прожектор под землей за несколько километров отсветы дает, а тут – ничего. Впрочем, ветер дует и шум приближается. Я уж не знаю, чего и думать, однако в моей паршивой ситуации каждое изменение определенно к лучшему, поэтому настроение снова боевое.

Тут на мою распрекрасную станцию из тоннеля выкатывается самый что ни на есть натуральный поезд метро. Только темный он – ни одного огонька — и катится явно по инерции, хотя пока еще быстро. В свете фонарика кабина машиниста показалась мне пустой, а вот пассажиров в вагонах не то чтобы битком, но немало. И все они, выпучив глаза, на меня смотрят. Ну, я бы тоже, наверное, на их месте удивился – пустая темная станция и перепуганный мужик с фонариком, тем более, что свет в вагонах не горит, а поезд сам собою куда-то катится. Всякий удивится. Правда похоже, что ситуацию они пока не расчухали, потому что смотрят молча и пока не паникуют, хотя, по-моему, уже пора, поскольку поезд мимо станции прокатывается и, тихо постукивая на стыках, уходит в тот тоннель, куда все эти гоблины слиняли. В общем, ничего хорошего я для этого поезда не предвидел, но сильно на это счет не задумался, поскольку в этот момент мне в голову другая мысль пришла. Раз этот поезд на закрытую ветку попал, то сделать он это мог только одним путем – через те самые ворота. А раз так, то ворота эти должны быть открыты, и если мне немного повезет, то они еще некоторое время не закроются. Поэтому всякие посторонние мысли я из головы выбросил, спрыгнул на рельсы и ломанулся по шпалам в ту сторону, откуда электричка пришла, да так, что подошвы чуть не задымились. Давненько я так не бегал — с самой армии, и даже нога пораненная мне не сильно мешала – не до нее было. Бежать тут было всего-то километра полтора, но где-то на полдороге я встал как вкопанный и чуть было назад не рванул, поскольку услышал я такой жуткий крик, что внутри разом захолодело. Десятки людей кричали, да так, что и в кошмарном сне не приснится. Похоже, что поезд таки прибыл на конечную свою станцию…

А все-таки назад я не побежал. Хочешь, трусом меня считай, но рассудил я, что помочь им ничем не смогу. Один, без оружия, со сдыхающим фонарикам я годился не в спасатели, а только что на десерт. В общем, преодолев ступор, двинул в первоначальном направлении. Ворота действительно были подняты, и стрелка перекинута в сто-рону Черной Ветки, а по поперечному тоннелю уже шел шум да гром – очередной поезд приближался на всех парах. Сообразил я вовремя, что сейчас он туда же уйдет, куда и первый и давай стрелку тягать… Я, ж, главное, толком и не знаю, за что дергать – там рычагов целый букет. Однако сообразил – туда, сюда – перекинул стрелку и поезд мимо меня просвистал, чуть ветром не сдуло. Ну я ему вслед трусцой, стараясь от контактного рельса подальше держаться, а сзади меня ворота опустились, полностью сливаясь с грязным бетоном стены. Отрезало Черную Ветку опять.
Ну, дальше все просто – добежал до ниши, поезд пропустил – добежал до следующей… Дело нехитрое, только не зевай – иначе затянет под колеса и размотает кишки на пять километров. Добрался до станции, сделал вид что я тут всегда такой красивый из тоннеля вылезаю и ничего в этом нет особенного. Ну, подумаешь, глаза бешеные и нога грязным бинтом перемотана… Морду тяпкой – и наверх. Менты на выходе было ко мне присунулись, но я уже ноги в руки – и тикать дворами. Сильно мне не хотелось объяснять, откуда я такой взялся.

Поскольку дело к ночи было, то я сначала к ребятам знакомым побежал, из диггеров. Давайте, говорю, под землю срочняком, только вооружиться надо и все такое! Там люди гибнут! А они мне – гонишь, ты, Крот. Не бывает никаких гоблинов. А за ногу тебя, видать, собака укусила. Так что ты нам тут не заливай, а пойди лучше укол от бешенства сделай. Тут я и правда, в бешенство впал. Надавал им по рожам и ушел, дверью хлопнув.
Пришел домой, а уснуть не могу – все у меня в ушах этот крик ужасный. Думал, думал – решил к тебе пойти. Ты у нас мужик умный, всякое видал. Во-первых, ты меня выслушал, а во вторых, чего-нибудь придумаешь.
Вот такая у меня к тебе история. Что скажешь?

Глава вторая

«Увидев на дереве слона, не ищи того, кто его испугал…»
Африканская поговорка

Я призадумался. Выдумать эту историю Крот никак не мог – не хватит у него фантазии. С другой стороны, поверить в такое… Это ж все представления о мире перевернуть придется. Не хочу я такой мир, в котором поезда метро пропадают, и гоблины под землей бегают. Неуютно мне в нем жить будет.
— Не веришь? – грустно спросил Костя.
— Да как тебе сказать… Скорее верю. Но с трудом. Тяжело мне в это поверить.
Крот явно загрустил. Похоже, что я был его последней надеждой. Не в милицию же ему с этой историей идти? Там его первым делом спросят: «А что это вы, молодой человек, в подземных коммуникациях позабыли?» И по голове за это не погладят. А если погладят, то не иначе как дубинкой. Ну а ежели это все чистая правда? Нет, не могу я от такой истории отвернуться и забыть про все. Во-первых, любопытство сгложет, а во-вторых… Во-вторых я теперь в метро без дробовика войти побоюсь.

Страшная все-таки штука, это самое метро. Совершенно там обстановку не контролируешь – сунули тебя в вагон, десять минут темного мелькания за окнами – и новая станция. А что там между этими станциями – только Метрострою известно, да и то не всегда. Я, конечно, клаустрофобией не страдаю – иначе под землю бы не лазил – но иногда мне в метро не по себе становится. Как вдумаешься, что мчит тебя эта электричка черт знает где, да еще на приличной скорости – мурашки бегают. Конечно, девяносто процентов страшных историй про метро – дурацкие байки, вроде крыс размером с теленка, но и оставшихся десяти процентов хватает, чтобы чувствовать там себя неуютно. Больно уж много неизвестного скрыто за мраморными фасадами станций…
Короче, Крот, слушай сюда. Целиком твоя история у меня в голове не укладывается, но и отмахнуться я от нее не могу. Тебе я верю – верю, что ты что-то там видел. А что из увиденного тебе с перепугу померещилось, и что на самом деле было – надо разбираться. Поведешь меня сегодня вечером на Черную Ветку.
— А… Слушай, Артем, а может… не надо?
Вот тут я ему поверил. Поверил целиком и полностью – не пугаются так люди при мысли о разоблачении их дурацкого розыгрыша. Крот сидел передо мной весь белый и тихо вздрагивал. Такое не сыграешь. Очень ему не хотелось на Черную Ветку. И под землю ему больше не хотелось. Совсем. Будет теперь наш Крот крестиком вышивать. Гоблины – не гоблины, а что-то нашего героического десантника напугало до усеру. И это уже серьезно.

— Константин Палыч!
Крот нервно вздрогнул, не сразу сообразив, к кому я обращаюсь.
Ты мне тут не трусись как зайкин хрен. Ты вояка бравый, горячие точки прошел, с парашютом на врага прыгал – неужели какой-то мелочи зубастой испугаешься? Если даже правда все, что ты говоришь, то по-любому это проверить надо.
— А может ты, Артем, сам сообщишь, кому положено? Ну, не знаю, ФСБ какому-нибудь, или в мэрию? Пусть они это расхлебывают, мы-то причем?
— И как ты себе это представляешь? Завалюсь я этакий к мэру в кабинет и скажу: «Уважаемый Лужков, тут пришел ко мне с утра некий Костя Крот и под пивко страшную сказочку рассказал, про то, что в метро гоблины поезда воруют. Так что вы уж пожалуйста вызывайте конную милицию и авиацию с бронетехникой – воевать будем. Ратуйте, в общем, люди добрые!» И куда он меня, по-твоему, пошлет? Нет уж, милый друг Костя, к мэру-то я со своей аккредитацией прорваться могу, но один раз. И если в этот раз я не предъявлю убедительных доказательств, то на второй раз меня к приемной не подпустят на верблюжий плевок.
— И что же нам делать?
А вот что. Идти нам с тобою, Костя, под землю. На ту самую, причем, Черную Ветку. Смотреть глазами, щупать руками и самое главное – фотографировать. И не на цифровой фотоаппарат, а исключительно на пленку, потому что серьезные люди цифре не верят. Серьезные люди, Костя, понимают, что такое компьютер и на какие чудеса он способен. Так что пакую я свой «Никон», достаю из кладовки снаряжение и вечером ты меня ведешь вниз. Без вариантов.

За что уважаю Костю Крота, так это за то, что человек он, в принципе, бесстрашный. Это, конечно, от недостатка воображения происходит, но все равно приятно. Только что он при одной мысли о подземельях дрожмя дрожал, а тут уже сидит и прикидывает, что ему надо с собой брать и как бы ловчей коногон починить. Так что договорились мы с ним на десять часов – у известной нам точки встретится. И разошлись – он в свою берлогу, а я в свою кладовку.
Я, конечно, не диггер, но под землю лазить доводилось – извилистые тропы экстремальной журналистики куда только не заводят. Так что снаряжение у меня имеется, тот же коногон, например. До Костиного ему далеко, но на голове держится и светит прилично. Воткнул на зарядку два комплекта аккумуляторов, достал резервный фонарь, два люминофора армейских (это такие палочки полупрозрачные – их надламываешь, и они светят часа четыре призрачным зеленым светом), ну и прочие мелочи, подходящие к ситуации. Задумался и об оружии. В принципе, есть у меня два охотничьих дробовика – один от деда достался (двустволка тульская), а второй я сам прикупил – «Ремингтон – полуавтомат». Охотничий билет у меня есть, разрешения все оформлены, но охотиться я не охочусь – не люблю. Зачем покупал? А «на всякий пожарный» – как большинство народонаселения. Чтоб было. Неистребимое русское убеждение, что милиция может только документы проверять. Мы уж сами, как-нибудь… Однако ружье – штука громоздкая. В разобранном виде от него толку никакого, а в собранном – слишком заметно. Как я буду милиционеру объяснять, куда это я в ночью в центре Москвы на охоту собрался? Есть у меня и пистолетик… Нелегальный, конечно. Кто ж мне на него разрешение даст? Где взял – не скажу. Кому сильно надо, сам сообразит, где такие вещи берутся, а кому несильно – и так обойдется. А будете настаивать – скажу, что нашел на улице, несу в милицию сдавать. И отстаньте от меня. Однако, по здравому размышлению, решил я и его не брать – нелегальный «ствол» может принести слишком много неприятностей, если придется объясняться с властями. Так что в качестве оружия было избрано «УСО» — «устройство сигнальное, охотничье». Попросту, ракетница. Совершенно легальная штука, в любом магазине спорттоваров продается, а если метров с трех в лоб засадить – мало не покажется. На этом я почувствовал себя снаряженным и успокоился. Пора было выдвигаться.

Каково лазить по московским подземельям – рассказывать не буду. Кто лазил – знает, а кто не пробовал – лучше и не пытайтесь. Развлечение не для слабонервных и не для брезгливых, поскольку изрядная часть того, что диггеры гордо называют «штреками» представляет из себя канализационные ходы разной степени заброшенности. И ароматы там соответствующие. Однако все когда-нибудь кончается, кончился и наш сеанс «дерьмолазания» – ржавый скобтрап вывел нас на так называемый «второй» уровень – в пустой и пыльный тоннель Черной Ветки.
Если пойти налево – сказал Костя шепотом, — то через километр придем к закрытым воротам, а если направо – то к той самой станции.
Осмотреть ворота было бы любопытно, но времени терять не хотелось. Как-то тут действительно было жутковато – как будто это творение рук человеческих жило какой-то свой тайной, почти неощутимой жизнью. Четкое ощущение «взгляда в спину» — кто-то смотрит из темноты, и ждет, ждет… Ждет, пока мы совершим ошибку. А откуда нам знать, что здесь будет ошибкой? Ну, если не считать самого решения сюда залезть…
Пошли к станции. Мы сюда не воевать пришли, а на разведку. Посмотрим что к чему – и обратно.

Станция как станция. Стиль начала семидесятых – мрамор и алюминий. Названия на стене нет, нет и табличек с указанием, куда ведут выходы. Выходов тоже нет – перекрыты стальными заслонками. Пусто и темно. Очень странное ощущение – какой-то глобальной неправильности. Не должны станции метро быть темными и пустыми! Станции – это где много света, толпы народа, грохот поездов, вкрадчивый голос рекламных объявлений… Заброшенные тоннели не произвели на меня такого гнетущего впечатления – мало кто из нас бывал в тоннелях, а вот станции… Возникает подсознательное ощущение, что все человечество куда-то делось, исчезло годы и годы назад, оставив после себя лишь пыльный мрамор никчемных подземелий…
Костя продемонстрировал мне забрызганную кровью лавку – место, так сказать, «первого контакта», где он гоблинов своей ногой прикармливал. Лавка как лавка – ничего особенного. Смущало одно – вокруг было очень чисто. Не в смысле отсутствия окурков и бумажек – откуда им тут взяться? – а в смысле полного отсутствия пыли, совершенно неестественного для заброшенного много лет назад помещения. Очень мне это не понравилось – кто бы это тут уборку делал? И зачем? Даже думать об этом не хотелось.

Беглый осмотр платформы ничего не дал – да я и не рассчитывал. Не такой уж я криминалист, чтобы искать тут кровавые отпечатки когтистых лап, или что там эти подземные жители за собой оставляют. Расчехлив свой «Никон», приладил к нему большую репортерскую вспышку и сделал пару снимков пустынного зала – просто на всякий случай. В конце концов, само существование такой станции тянуло на приличную сенсацию. Впрочем, я не обольщался, — вряд ли это кто-то опубликует. Скорее всего, придут ко мне серьезные дяди и вежливо попросят сдать пленочку. И еще настойчиво поинтересуются, сколько я с нее успел отпечатков сделать, и кому их успел показать…
— Ну что, — сказал я, — пойдем дальше?
— Куда? – Костя занервничал.
— Не придуривайся, Крот. В тоннель, конечно. Если поезд по инерции шел, то далеко он не укатился. Должны же мы все своими глазами увидеть?
— Точно должны? – голос его был таким кислым, что скулы сводило.
Я молча смотрел на него. Крот вздохнул и полез в рюкзак.
— Сейчас, погоди…
Из рюкзака появились пластмассовые хоккейные щитки. Костя, мрачно сопя, начал прилаживать их себе на голени. Я скептически хмыкнул.
— Смейся сколько угодно, а у меня ноги не казенные. Одного раза хватило.
— А ты ракушку на промежность прихватил? Вдруг твои гоблины еще и прыгают?
— Иди ты…
С чувством юмора у Крота сегодня было не очень. С чего бы это? Мы спрыгнули с платформы и решительно направились в тоннель.

Пытаясь представить себя Шерлоком Холмсом, я настойчиво вглядывался в рельсы, шпалы и стены тоннеля в поисках следов. Ничего особенного не увидел – ни надписи «Здесь были страшные гоблины», ни хлебных крошек в стиле Мальчика-с-пальчик, ни прикованных цепями скелетов. Тоннель с легким уклоном вниз тянулся пустой и темный, с непременными вязанками кабелей на стенах и бетонными сводами. Сколько труда было вбухано в строительство этой ветки – представить страшно. И вот поди ж ты, стоит никому не нужная, на радость всякой нечисти. Почему-то заброшенные человеческие сооружения просто притягивают к себе всякую дрянь…
Через некоторое время, когда мне уже стало казаться, что поезд Кроту просто померещился с перепугу, в лучах коногонов блеснуло стекло – закупорив квадратным задом тоннель, стояла электричка метро. Мы непроизвольно остановились. Было тихо. Поезд тупо смотрел на нас темными глазами фар.
— Вот он – шепнул Крот
— Вижу, — ответил я тоже шепотом.
Обстановка как-то не располагала к громким звукам. Тишина просто давила на уши.
Мы аккуратно протиснулись между поездом и стенкой тоннеля, собирая многолетнюю пыль с кабелей. Двери вагонов были открыты. Первое, что бросилось в глаза – сумки. По всему вагону валялись брошенные и распотрошенные чемоданы, баулы челноков, дамские сумочки и солидные дипломаты. Их содержимое было вывалено на пол. Костя подобрал с пола пухлый кошелек и открыл его.
— Не мародерствуй – строго сказал я
— Да ну тебя, я проверить – на месте ли деньги.
Деньги были на месте. Кроме кошельков на полу кое-где валялись мобильники и другие мелкие, но ценные вещи. Кто бы не напал на поезд, он явно не преследовал цели личного обогащения. Пол вагона был покрыт бурыми потеками. Я даже не сразу сообразил, что это такое, а когда сообразил – мне резко поплохело. Похоже, что кто-то тут очень неаккуратно питался. Питался пассажирами самого лучшего в мире Московского имени Ленина метрополитена, москвичами и гостями столицы. Эти люди ехали домой с работы, считая себя венцом творения, важными и нужными людьми, ценными специалистами и перспективными кадрами, а оказались обычной жратвой. Такова жизнь.
Костя стоял бледный как простыня. Видимо до него тоже дошел смысл произошедшего.
— Только не вздумай блевать! – тихо сказал я
— Почему? – спросил Крот, нервно сглотнув.
— Потому, что я тогда тоже сблюю.
Борясь с тошнотой и нервным головокружением, я достал фотоаппарат и щелкнул панораму этого вагона смерти. Мощная вспышка полыхнула светом, нестерпимым даже сквозь закрытые веки, и за стенами вагона раздался резкий многоголосый визг и быстрые шорохи.
— Они здесь! – заорал Крот – Бежим!
— Куда?
— К чертовой матери! Отсюда!
Выпрыгнув из вагона мы побежали. Желтые лучи коногонов мотались по стенам тоннеля, шпалы норовили подвернуться под ноги. Сзади нарастал, догоняя, жуткий шорох, в котором различался многоногий топоток маленьких ножек. Гоблины явно не хотели нас отпускать. Похоже, они не наелись…

Стараясь не потерять равновесия и не споткнуться на неудобных шпалах, я сорвал с шеи фотоаппарат и, не глядя, развернув его назад, нажал на спуск. Вспышка! Сзади раздался многоголосый вой и шорох приотстал. Ага! Не нравится! На бегу я смотрел на индикатор заряда, и, как только лампочка на вспышке наливалась багровым светом, протягивал руку назад и давил на спуск камеры. Увы, время зарядки постоянно увеличивалось – батарейки, похоже, попались не самые лучшие. Мимо станции мы пробежали не останавливаясь и нырнули в тоннель. Шорох за спиной не приближался, но и не отставал – подземники старались держаться вне досягаемости вспышки. У колодца, по которому поднимались на этот ярус, мы тормознули, посмотрели друг на друга, синхронно помотали головами и побежали дальше. В узких шкурниках нижних ярусов была верная гибель – ползя на брюхе, от гоблинов не отобьешься.

Пот заливал глаза и я успел десять раз пожалеть, что в последние несколько лет не поддерживаю спортивную форму. Если выберемся – брошу курить и начну бегать по утрам! Если… Спортсмен и бывший десантник Костя ломился вперед, как локомотив. Вспышка заряжалась все медленнее и с противным писком – батарейки отдавали последний заряд. Пленка давно кончилась и аппарат хлопал затвором вхолостую. Вот и ворота. В начале нашего похода мне хотелось на них посмотреть, но сейчас – глаза бы мои не глядели на это стальное чудовище. Металлическая плита, усиленная двутавровыми балками намертво перегораживала жерло тоннеля. Такую дуру и динамит не возьмет… Тупик. Шорох сзади приближается. Я еще раз нажал на спуск камеры – вспышка сработала, но запищала уже совсем тоскливо. Похоже, заряд исчерпан. Там, за изгибом тоннеля, продолжалась непонятная суета – похоже, противник накапливал силы, чтобы одним броском преодолеть оставшуюся сотню метров и подзакусить вредными пришельцами, которые так неприятно светят в глаза своими устройствами.
— Ну что, — тоскливо сказал Крот, — драться будем? Бежать некуда. Сожрут ведь. Много их. Сейчас бы пулеметик…
— Погоди, не паникуй.

У меня была некая идея. В свое время, я писал серию статей «о тайнах метро», для чего много общался с работниками метрополитена, от которых узнал множество интересного. К сожалению, большая часть этой информации оказалась «не для печати» — некоторые ведомства до сих пор страдают легкой паранойей и везде видят шпионов… Впрочем, кое-что я хорошо запомнил – никогда не знаешь, что в жизни пригодится. Так вот, такие ворота предназначены для блокирования станций и отдельных тоннелей – вся система метро делится ими, в случае необходимости, на герметичные участки. Это позволяет использовать тоннели и станции в качестве бомбоубежищ, а так же затапливать отдельные части метрополитена водами Москвы-реки – уж не знаю зачем. На случай высадки инопланетян, наверное. В норме, эти перегородки опускаются и поднимаются гидравлической системой, по команде с центрального пульта – вот эти здоровенные цилиндры, с блестящими штоками поршней, толщиной с мою ногу. Однако, на случай отсутствия электричества, должна наличествовать система ручного подъема. Надо только ее найти – и мы на свободе.

Никаких признаков ручного подъемника на воротах не обнаруживалось. Если этот механизм и есть в наличии, то он явно скрыт где-то внутри стены и до него так просто не добраться. А самое противное, если этот привод находится с другой стороны ворот – что тоже вполне возможно. Это значит, что нам крупно не повезло – возможно последний раз в жизни.

Похоже, что тусклый свет налобных фонарей перестал сдерживать тварей. Во всяком случае, они стали откровенно высовываться из-за поворота и явно собирались вот-вот ринуться на нас всем скопом. Очевидно, что жить после этого мы будем плохо и мало. Оставалось последнее средство… Я достал из кармана куртки ракетницу, оттянул кольцо бойка и довернул патрон. Красным метеором сигнальная ракета ударила в толпу мелких зубастиков, расшвыривая обожженных и ослепленных – раздался истошный и пронзительный, почти невыносимый визг. Дрожащими руками я вывернул цилиндрик использованного патрона и быстро вкрутил следующий – зеленый. Ракет было пять штук, а перезарядка требовала секунд тридцать. Это вам не пулемет… Кажется гоблинам крепко досталось – визг все не стихал, и от него начинало неприятно свербеть в ушах. Удачно попала ракета – надо будет так же аккуратно выпустить следующую. Потом следующую, и еще одну, и еще – а потом они кончатся. А потом кончимся мы. Не смешно, однако.

Крот пытался открутить массивный рычаг стрелочного механизма, очевидно предполагая использовать его в ближнем бою, а я тщательно выцеливал ракетницей начавших снова кучковаться тварей, стараясь не потратить драгоценный заряд зря, когда в тоннеле неожиданно зажегся свет. Висящие с интервалом метра в полтора обычные лампы горели вполнакала – но гоблинам этого хватило. Они ретировались с разочарованным визгом, оставив поле несостоявшейся битвы за нами. Костя удивленно озирался, сжимая в руках здоровенный металлический дрын. Открутил таки, паршивец!
С неприятным металлическим скрипом сработал какой-то механизм, и в левой стене приоткрылась одна из секций, образовав полуоткрытую дверь. Размышлять было некогда – стоило неизвестно откуда взявшемуся свету пропасть, как мы бы снова оказались в заведомо проигрышной ситуации – запертые в безнадежном тупике превосходящими силами противника. Поэтому мы решительно кинулись в дверь, и даже не очень удивились, когда она сразу за нами закрылась, издав точно такой же противный скрип. Перед нами, освещенная пыльным светом тусклой лампочки, тянулась вверх металлическая лестница, напоминающая корабельный трап. Судя по слою пыли, ей не пользовались уже несколько лет. Ступив на ступеньку, я почувствовал себя космонавтом на Луне – такой четкий след остался от моего ботинка.

Наверху лестницы находилась узкая металлическая площадка и овальный люк, как на подводной лодке. Это сходство довершал торчавший из него металлический штурвал – кремальера. Крутанув холодный стальной обод, мы налегли плечом на люк – тщетно. Он открывался в нашу сторону, но чтобы понять этот простой технический факт, нам потребовалась почти минута суматошных дерганий – настолько нехорошо было с нервами. Все-таки нас только что чуть не съели!

За порогом люка стояло чудовище…

Глава 3

«Невозможно – это когда нельзя, и не очень-то хочется…»
Народная мудрость

Находившееся внутри помещения существо чертовски напоминало инопланетянина из старого космического триллера – нечто вроде рыцарских доспехов, составленных из пластиковых щитков, венчала огромная голова без лица. Вместо лица была темная пластина с каким-то сложным прибором спереди. Мы остолбенели – все происходящее слишком смахивало на дурной сон. Хотелось себя ущипнуть, или истошно заорать чтобы проснуться. Сухо щелкнув суставами, чудовище сделало шаг вперед. Сзади с противным чмокающим звуком закрылся люк – путь отступления был отрезан. Крот мягко и быстро, одним сложным движением, сделал шаг вбок и перехватил поудобнее свою железяку, а я машинально полез в карман за ракетницей – межпланетный конфликт был почти неизбежен. Однако жуткое существо неожиданно схватило себя за голову, как будто у него начался приступ мигрени, и начало целенаправленно сворачивать себе шею. Пораженные этим странным поведением мы снова застыли.
Страшная безлицая башка с хрустом отделилась от плеч и осталась в руках чудовища. Вместо нее на плечах осталась седая и усатая голова пожилого человека с усталым лицом.
— Ну что вы глаза выпучили? Скафандра не видели?
Мы молча пялились на это чудо – вместо жуткого монстра перед нами стоял обыкновенный человек, просто очень странно одетый. Неожиданная метаморфоза совершенно выбила нас из колеи.
— Надо же мне иногда навещать своих подопечных? А они, увы, до сих пор не всегда могут сдержать свои первобытные инстинкты… Проходите, молодые люди, садитесь.
С трудом оторвав свои взгляды от скафандра, мы наконец-то огляделись. Небольшая комната напоминала командирскую рубку старой подводной лодки – стальные стены с рядами крупных заклепок и огромный подковообразный пульт вдоль стены, усеянный допотопными эбонитовыми ручками переключателей и здоровенными стрелочными приборами. Над пультом располагался ряд пыльных телевизионных экранов, а перед ним стояли прикрученный к полу вращающиеся металлические табуреты с короткими дырчатыми спинками, похожие на место наводчика-артиллериста.
— Располагайтесь, здесь совершенно безопасно.
Седой и усатый каким-то образом расстегнул свой замысловатый костюм на спине, и теперь вылезал из него как улитка из раковины. На нем оказался не очень чистый лабораторный халат, из под которого выглядывали обтрепанные серые брюки и видавшие лучшие виды ботинки. Без скафандра он выглядел еще старше – этакий благообразный интеллигентный пенсионер. Повесив свой наряд на приваренный к стене крюк, он развернулся к нам, заложил руки за спину и нахмурился.
— Вы, молодые люди, совершенно безответственным образом напали на моих подопечных. Более того, вы нанесли им травмы, а некоторых, возможно, искалечили. Вы забрались в помещения, доступ к которым недвусмысленно перекрыт и начали наводить тут свои порядки – в частности, стрелять в моих малышей и слепить их ярким светом, что совершенно недопустимо, поскольку травмирует их психику. Более того, один из вас – узловатый палец старика указал на Крота, — нарушил закрытый режим уже повторно. И что мне с вами теперь делать?
— Малышей? Подопечных? Ваши малыши нас чуть не сожрали! – Крот аж подпрыгнул а жестком табурете, — Да кто вы вообще такой?!!
— Меня зовут Александр Иванович, я профессор биологии и полковник в отставке. Поэтому попрошу голос на меня не повышать! А вам, молодой человек, не следовало лезть в Зону Эксперимента, поэтому ваши жалобы, на то, что вас, якобы, «чуть не съели» меня совершенно не трогают. Настырность и безответственность нынешнего поколения прискорбны и непростительны – вы получили по заслугам.

Дедуля явно заводился на длинную лекцию о нравах «нынешней молодежи» и я незаметно пнул Крота, чтобы тот заткнулся. Я хорошо знаю этот типаж – у меня дед такой. Спорить с такими кондовыми старичками нельзя и оправдываться перед ними бесполезно, а словосочетание «Зона Эксперимента»» меня здорово насторожило.
— Простите, э… Александр Иванович? – начал я как можно более вежливо, — Наше импульсивное поведение было вызвано исключительно испугом, проистекающим от недостатка информации. Не могли бы вы, с высоты своего положения, разъяснить нам суть данного эксперимента, чтобы мы осознали свои ошибки и могли принять меры к их исправлению?
Дед уставился на меня с подозрением – не издеваюсь ли я? На моем лице была печать кристальной честности, легкой наивности и готовности искупить. Просто настоящий пионер-герой.
— А вы знаете, молодые люди, что такое режим особой секретности? Разъяснить им… Да одно то, что вы уже увидели, вполне тянет на двадцать пять лет без права переписки!
— Да хоть на пожизненный расстрел на электрическом стуле! Александр Иванович, мы уже практически все поняли, осталось только несколько непонятных деталей. Это никак не ухудшит сложившегося положения, честное слово!
— Поняли они… Что вы можете понять? – дедок пригорюнился, — Откуда вам знать, какая это была великая организация? Все, все порушили… Весь отдел разогнали, все документы сожгли, меня на пенсию отправили…
— Но вы же не сдались? – я незаметно подмигнул Кроту, чтобы он не влезал в разговор, — Вы продолжили Эксперимент!
— Да, да… Я не мог бросить своих малышей… Они уже так многому научились… Ладно, молодые люди, слушайте, как это было.

Рассказ Александра Ивановича

Это произошло в начале семидесятых. При прокладке новой линии метрополитена, бригада проходчиков вскрыла большую подземную каверну. Согласно инструкции, работа была приостановлена до прибытия специалистов-геологов. Надо было решать – обходить ли каверну, или заливать ее бетоном. Однако, группа не вернулась. Пропала и вторая группа, отправленная на поиски первой. В те времена, надо сказать, безопасность была на высоте – к работе немедленно привлекли специалистов нашего ведомства. Соответственным образом экипированные сотрудники провели исследования и обнаружили в подземной пещере большую колонию неизвестных науке существ, названных для простоты «гоблинами». Существа эти были полуразумны и очень агрессивны, но их большие глаза, позволяющие видеть почти в полной темноте, совершенно не выносили яркого света, а сами они были весьма небольшого роста. Таким образом, если бы не эффект неожиданности, они были бы не слишком опасны, тем более, что их орудия были крайне примитивны, на уровне костяных копий. Очевидно, что они питались мелкой подземной живностью, в частности крысами и ловили рыбу в подземном водоеме. Однако были у них и зачатки сельского хозяйства – на основе грибов. Социальное же устройство в этой колонии было на самом низком уровне – семейно-племенное. Из-за ограниченности продовольственных ресурсов численность колонии была относительно невысока – несколько тысяч особей.
С прискорбием хочу сказать, что и в наше ведомстве сначала склонялись к радикальному решению этой проблемы – предлагалось пустить в каверну отравляющий газ, а потом залить все бетоном и забыть. Однако я сразу увидел перспективность этих малюток. Великолепная приспособленность к подземному образу жизни и природная агрессивность превращала этих малышей в потенциальных супердиверсантов. Низкая разумность, по моему мнению, позволяла нам свободно ими манипулировать, выступая в роли своего рода богов. К счастью, к моему мнению прислушались – так я стал руководителем секретного отдела, который занимался проектом «Гоблин», а новая ветка метро была закрыта и засекречена.

Моя правота быстро подтвердилась – снабжаемые качественным продовольствием, малыши увеличивали свою численность и легко перенимали навыки обращения с простейшим оружием. Несмотря на свою примитивность, гоблины быстро поняли связь между количеством еды и выполнением наших приказов. Полноценного языка у них не было, но разработанная нами система команд позволяла вполне отчетливо доносить до них наши желания. Нам удалось усовершенствовать их социальную структуру – выделив среди малышей военно-руководящую элиту, которая получала приказы «богов» и их исполняла. Остальные же служили для воспроизводства, и как резервная кормовая база – гоблины не гнушались поедать более слабых соплеменников. Обычный механизм приспособления и селекции, когда выживает самый сильный и умный. Небольшая продолжительность жизни каждой особи позволяла нам вести направленный отбор – поколения сменяются очень быстро. Уже к началу восьмидесятых годов, мы получили в свое распоряжения вполне подготовленный отряд подземных диверсантов. Это были почти идеальные солдаты – агрессивные от природы, не знающие сомнений и прекрасно приспособленные к подземельям. Оставалась одна проблема – у них не было противника. Я пытался донести до начальства эту простую мысль – если наших малышей не использовать немедленно, то их агрессия повернется в нашу сторону. Такова уж их природа – им нужно убивать.

К сожалению, я не встретил должного понимания – мне объясняли, что международная обстановка сейчас такова, что мы не можем проводить диверсии… Чтобы не потерять боеготовность гоблинов, мне пришлось, под свою ответственность, устроить несколько диверсий на своей территории – может быть вы помните… Хотя нет, вы слишком молоды… Тогда начался нездоровый шум – пропажу поездов метро и повреждения коммуникаций полностью скрыть не удалось. Начальству это было представлено, как закономерный процесс – наши диверсанты должны использоваться, иначе они выйдут из под контроля. Это были необходимые жертвы – боеготовность государства того стоит. Однако этого было мало – каждое следующее поколение «военной элиты» было агрессивнее и умнее предыдущего – отбор работал – и их уже не устраивало сложившееся положение. В конце концов, я обнаружил, что они без приказа нападают на работников метро и прочих людей, которые спускаются под землю – они стали достаточно сильны и умны чтобы выбираться из зоны эксперимента и добывать себе пропитание. В результате этого перестал действовать главный фактор воздействия – ограничение снабжения едой.

На очередном совещании эксперимент признали бесперспективным – началась перестройка и необходимость в подземных диверсантах практически отпала вместе с угрозой войны. От меня потребовали затопить тоннель – такая возможность предусмотрена с самого начала, и этим штурвалом можно открыть доступ водам Москвы-реки. Безопасность прежде всего! Мои аргументы никак не хотели принимать во внимание – а я объяснял, что у нас в подчинении находится целый подземный народ, и мы можем вырастить из них что угодно. Не нужны диверсанты – можно воспитать подземных разведчиков, которые будут помогать геологам… Мои идеи сочли утопичными, но дали возможность продемонстрировать результаты, поставив основной задачей снижение агрессивности. Единственным методом было уничтожение военной элиты гоблинов – и очередная порция пищи была отравлены. Поскольку элита, в силу своего положения, получала кормежку первой, то большая часть ее погибла. Из оставшихся можно было формировать новую, менее агрессивную общину. К сожалению, это оказалось не так просто – уцелевшие «коммандос» оказались достаточно умны, чтобы оказать нам сопротивление. Я безусловно справился бы с ними и переломил ситуацию, но тут произошел распад СССР. Во время путча КГБ стремительно уничтожил большую часть секретных документов – когда безумная толпа перед Лубянкой сбрасывала с постамента Дзержинского, в специальных топках сгорели все материалы моего Эксперимента. Сменившееся руководство, не разбираясь в ситуации, расформировало отдел, а меня отправили на пенсию. Когда я пытался достучаться до начальства и объяснить им суть проблемы, меня – профессора биологии и полковника КГБ – обозвали старым маразматиком и едва не отправили в психушку. Секретность сыграла со мной дурную шутку – все документы были уничтожены, а люди, которые были в курсе, куда-то пропали. Я остался с экспериментом один на один, и неудивительно, что он постепенно вышел из под контроля – у меня больше не было возможности снабжать колонию пищей, так как финансирование прекратилось. Никто кроме меня не знал про закрытую ветку и гоблинов.

Однако я не опустил руки. Я пытался сформировать среди гоблинов новое, более гуманное общество, которое, в конце концов, несомненно вольется в семью человеческих народов. При помощи скафандра я спускался к ним и пытался руководить этим обществом, выступая в роли божества. И вот, вчера я приступил к решительной стадии эксперимента – началу контакта между гоблинами и людьми. Для этого я открыл ворота закрытой зоны и перенаправил туда один из поездов метро. Мои малыши должны были увидеть, как велик и гуманен человек! И что же? Когда открылись двери поезда, и мои малыши вошли внутрь, эти идиоты – пассажиры поезда – начали визжать, пинать их ногами и так далее! Я все видел на своих мониторах! Конечно, мои подопечные перевозбудились и убили их всех – тем более, что в последнее время испытывают проблемы с продовольствием. Люди оказались не готовы к контакту! Однако я думаю, что в месте с вами, молодые люди, мы сможем решить эту проблему. Вы молоды, и выглядите неглупыми… У нас и наших малышей великое будущее!

— Так это ты, старый хрен, направил поезд в тоннель? – тихо спросил Крот
— Молодой человек, сдерживайте ваши эмоции! Это было необходимо!
— Да ты ж их всех просто убил своими руками! – Костя явно закипал.
— Они сами в этом виноваты – они оказались не готовы к контакту. Мои малыши тут не причем!
Я из-за спины профессора сделал Кроту страшные глаза и прижал палец к губам.
— Александр Иванович! При всем уважении к вам, — я подпустил в голос столько меду, сколько смог, — а если эксперимент все-таки не удастся? Не представляют ли ваши «малыши» опасности для города? Вы же не сможете их остановить!
— Молодой человек! Я попрошу вас! Во-первых, эксперимент не может быть неудачным – я положил на него тридцать лет жизни! А во вторых, даже в этом невероятном случае, безопасность его полностью обеспечена – стоит мне повернуть вот этот красный штурвал, как откроются заслонки и тоннель вместе с каверной будет заполнен речной водой. Останется только эта комната.
Профессор эффектным жестом показал рукой на красную железную опломбированную баранку, торчащую из стены, повернувшись при этом к Кроту боком.
Бац! Здоровенный Костин кулак врезался ему в ухо. Бывший полковник врезался в стену и сполз на пол, обрушив на себя свой скафандр.
— Как ты думаешь, в какую сторону крутить? – спросил у меня Крот
— Против часовой, наверняка. Стандартно.
— Посмотри, жив там этот «настоящий полковник»?
Под поскрипывание вращаемого штурвала я пощупал у профессора пульс.
— Жить будет. Полежит полчасика – и оклемается.
Костя продолжал сосредоточенно крутить стальную баранку. Вдруг под ногами глухо загудело и пол комнаты содрогнулся. Даже сквозь стальную герметичную дверь было слышно, как ревет заполняющий тоннель поток. И еще мне послышался многоголосый отчаянный визг – но скорее всего послышался. Слишком уж сильно шумела вода…

Эпилог

Длинный металлический трап вывел нас в замшелый подвал какого-то дома. Выбравшись из него, мы, не сговариваясь направились в ближайший ночной магазин. Обремененные многообещающе звякающим пакетом, мы направились ко мне домой
Когда выпили по первой, я спросил у Крота:
— Как ты думаешь, а что теперь будет делать наш сумасшедший профессор? Ну, когда оклемается…
— Думаю, застрелится. Как настоящий офицер. Туда ему и дорога…
— Надеюсь, что он это сделает не в той контрольной рубке… А то отмывать неохота…
— Зачем? Они же все потонули?
— Все ли? Ох, Крот, слишком они умные. Хорошо их профессор воспитал. Боюсь, что это теперь наше с тобой наследство…

Мы посмотрели друг на друга и налили по новой.
Жизнь продолжалась.