Глава 1. Юная дева из дома Колловски

Молодой человек прибыл в Бос Турох обычным образом — в дешёвой каюте краевого лайнера «Псибна». Это единственный способ попасть в самый большой город Дулаан-Заха с других кифандиров.

Мужчина одет в поношенную униформу корпорской гвардии. Нашивки многое рассказали бы человеку сведущему, но таковых на причальной башне не оказалось, так что прибывший беспрепятственно сошёл по трапу и, не спеша к паровому элеватору, встал у ограждения площадки. Его примеру последовали ещё несколько пассажиров — вид с высоты того стоит, да и толкаться в кабине лифта ради того, чтобы спуститься на десяток минут раньше, хочется не всем.

— Что скажешь, Дес? — обратился он к длинному, почти в человеческий рост, чехлу, сняв его со спины и поставив на каменный пол. — Столица всё та же, да? Как и не уезжали.

— Издеваешься? — приглушённо ответил чехол. — Мне отсюда ничего не видно. Достань, посмотрю.

— Ну уж нет, — засмеялся мужчина, — если я буду разглядывать Бос Турох через прицел, нас могут неверно понять. Так что поверь мне на слово, город почти не изменился. После Конечного Края это, пожалуй, радует. Этакий островок стабильности.

— Просто сверху не видно подробностей. Спорим, внизу нас ждёт множество неприятных сюрпризов?

— Где твой оптимизм, рядовой Дестина́р Интенде́рис?

— Нам, демонам, его ампутируют сразу при конденсации.

— Вместе с чувством юмора, угу. Ладно, лифт вернулся, пора спускаться. Если столица действительно не изменилась, то у нас впереди много унылой бюрократии.

***

Неофициальная библиотека Альвираха

…Почему субстанция Края, в норме тяготеющая к гомогенности, периодически самоорганизуется в сгустки, обретающие признаки зачаточной разумности, достоверно неизвестно. Впрочем, «достоверно неизвестно» можно смело приписывать к любому утверждению о Крае, что отнюдь не должно становиться препятствием научному любопытству. На основе моих личных наблюдений, произведённых во время исследовательских экспедиций на Ладьях Лодочников, я склонна предположить, что ментальные коагулы, кои принято именовать «протодемоническими», могут возникать в результате флуктуаций концентрации в пересыщенном магополе, каковым, собственно, и является Край. Вероятнее всего, центрами их кристаллизации становятся недораспавшиеся сущности разумных, которые, согласно основной теории краегенезиса, образовали его в момент Перинарского Казуса.

Таким образом, собственно «демоном» мы называем извлечённую сущность, которая обретает необходимую для проявления разума сложность уже на нашем плане, но по сути является ментаконструктом вокруг искры чьей-то недораспавшейся в Крае души. Демонологи яростно отрицают мои выводы, но лишь потому, что они слишком явно намекают на связь их ремесла с таким малопочтенным занятием, как некромантия. Использование демонов механургами в автоматизации механизмов столь выгодно, что надеяться на официальное научное признание моих исследований я не могу, но напомню, что эта практика однажды уже привела к появлению Кованых и Каррегвенскому соглашению, ныне не соблюдаемому…

___

Отрывок из «Нового Метатекста» Жозефы Медвуль, учёной дамы, отлучённой от церкви Лодочника за еретические попытки воссоздать Метатекст, хронику утраченного знания перинаров

***

В городском управлении Бос Туроха огромный холл, роскошные витражи, высокие каменные своды и куча народу.

— Подходим к моему столу! — устало провозглашает замотавшийся полурослик в очках. — Не ломитесь в кабинеты, сначала к моему столу! Без талончика вас не примут!

К столику очередь в два десятка разумных, но секретарь работает быстро, и вскоре мужчина с чехлом оказывается перед ним.

— По какому вопросу?

— Вступление в наследство.

— Город, пригород, ферма, кочевье?

— Латифундия Колловски.

— У вас есть наследуемое имущество в латифундии Колловски? — полурослик поднял удивлённые глаза от бумаг на столе. — Разве это не майорат?

— Я Эдрик Колловски. Моё имущество сама латифундия.

— Прошу прощения, господин Эдрик. Городская управа в моём лице приносит вам свои соболезнования. Однако вы обратились не по адресу, после муниципальной реформы латифундии отнесены к ведомству Клеймёных Домов, вам следует обратиться по адресу…

В искомом ведомстве, которое, как назло, расположено на другом конце немаленького города, Эдрик узнал, что хотя делами латифундий действительно заведуют здесь, но только если речь идёт о поставках и налогах. Что же касается вопросов владения, то это компетенция юридического управления, поэтому уважаемому следует вернуться в центр города и обратиться туда.

В небольшом, но очень пафосном здании наследника приняли вежливо и сообщили, что занимаются разрешением судебных имущественных споров. Вот если бы наследников было несколько, и они не могли бы поделить имущество по завещанию, то добро пожаловать к нашим юристам. А поскольку Колловски — майорат, то Эдрику необходимо подтвердить вступление в наследство, что делается в секретариате градоправления.

Третий помощник второго секретаря заведения обрадовал наследника тем, что тот наконец-то попал куда надо, и он счастлив записать его на приём. На конец следующей недели, например.

— Торчать две недели в Бос Турохе? — возмутился Эдрик. — А раньше никак нельзя? Тут комната в таверне стоит недельного жалования, а для доступа к счёту семьи надо вступить в наследство!

Тон чиновника сразу похолодел, как ночной ветер Жендрика. Нет, ускорить процедуру нельзя. Нет, решить вопрос как-то иначе нельзя тоже. Особенно человеку, у которого нет денег. Нет, предлагать ему взятку бесполезно, по крайней мере в формате «потом отдам». Так записывать вас на ту неделю?

Эдрик согласился.

***

— Ты совершенно не умеешь предлагать взятки, — недовольно сказал прислонённый к столу чехол.

Официантка в таверне нервно вздрогнула и отскочила, едва не облив Эдрика элем.

— Откуда бы мне набраться таких привычек? — пожал плечами Эдрик. — Латифундией всегда управляли родители.

— Э… господин… Ваш мешок…

Стаканы на подносе официантки нервно позвякивали.

— Отдельный прибор ему не нужен, — отмахнулся мужчина.

— И это не мешок, а оружейный чехол, — добавил голос.

— И что там, господин? Меч?

— Я что, похож на драу?

— Нет, господин, нефилим упаси! Ничуть не похожи!

— Там винтовальная длинностволка «Поздний гром». Знаешь, почему «поздний»?

— Нет, господин.

— Потому что его пуля летит быстрее звука, и хлопок выстрела слышат уже мёртвые уши.

— Какой кошмар! Что-то ещё, кроме эля? У нас есть жареное мясо…

— Тащи, — кивнул Эдрик.

— Симпатичная хоть? — спросил голос из чехла, когда официантка отошла. — Лучше той, на лайнере?

— Отстань. Это был не я.

— Как скажешь. Что будем делать дальше? Мы, в конце концов, уже не на службе.

— Думаю, двинем в поместье. Вступление в наследство — формальность, канцелярия Бессмертного Двора не может не признать моих прав на майорат. Просто чиновники хотят взяток, а мне нечем их давать.

— И ты не умеешь.

— И я не умею, да. В поместье нам хотя бы не надо платить за ночлег и еду. Арендую полуня, к вечеру доберёмся.

— У тебя нет тёплой одежды, — напомнил чехол.

— Ну да, в Корпоре она была ни к чему. Но не покупать же ради одной поездки? В латифундии полно барахла. Дорога отапливается, а сворачивать мне некуда.

Лохматый четвероногий верховой зверь, полунь, покрыт густой светлой шерстью, поэтому ему не холодно. А вот его седоку — совсем наоборот. Похоже, не зря в прокатной полуннице на него смотрели как на сумасшедшего. Дестинар оказался прав — кое-что в Бос Турохе изменилось, и не к лучшему, — Окружной Тракт больше не греют. В летней полевой форме Эдрик ужасно замёрз, но деваться некуда — на то, чтобы вернуться и купить одежду, денег уже не осталось. Перелёт краевым лайнером поглотил все его невеликие накопления, тем более что из-за смерти родителей пришлось покинуть службу досрочно, а значит, лишиться бонусов за выслугу лет.

— Раньше тут было теплее, я помню! — жалуется он.

— Раньше много что было лучше, — ворчит чехол за спиной. — Например, твои родители были живы, а у нас были занятия повеселее. Тебе надо поменять во мне смазку на зимнюю.

— В мастерской поместья полно оружейной химии. Тебя там обслужат по высшему классу. Главное доехать…

Когда его догнали, Эдрик окоченел так, что не то, что достать из чехла оружие, — расклеить смёрзшиеся ресницы смог с трудом. Два крупных полуня полубоевых пород и темнолицые высокие всадники на них возникли как будто ниоткуда и, зажав с двух сторон, заставили остановиться.

— Драу у самых стен Бос Туроха? — еле выговорил Эдрик. — Да, Дулаан-Зах изменился сильнее, чем я думал. Ну что же, вы застали меня врасплох.

— Кто там? — забеспокоился голос в чехле.

— Два драу-разведчика.

— Возле Бос Туроха?

— Сам в шоке.

— А у меня смазка замёрзла…

— У меня замёрзло вообще всё. Эй, синемордые, вам понадобятся ножи для колки льда, настолько я окоченел!

Драу слушают молча, потом один из них протягивает руку к чехлу.

— Но-но! — отстраняется Эдрик. — Только через мой труп. В Доме Колловски не отдают своё оружие! По крайней мере, даром.

Разведчики внимательно на него смотрят, потом так же молча разворачивают полуней и исчезают в морозной тьме.

— Эй, хозяин, — осторожно интересуется голос из чехла, — тебя уже убили, или как?

— Нет, представь себе, — отвечает парень, понукая коленями верховое животное.

— Ничего не понимаю, — признался голос, — драу возле Бос Туроха — это абсурд, но драу, оставляющие в живых тех, кто их видел… Воистину последние дни настают на Дулаан-Захе! Эй, что замолчал? А ну, не засыпай! Держись! Мы должны доехать! Я не хочу, чтобы меня сняли с твоего окоченелого трупа!

— Успокойся, я уже вижу отсвет нашего светила. Мы рядом.

***

Открыв глаза, Эдрик увидел знакомый потолок и услышал незнакомый голос.

— Проснулся? Нет, ты кивни, что проснулся! Сколько можно дрыхнуть вообще?

Потолок его собственной комнаты в поместье Колловски, из которой он с такой радостью сбежал десять лет назад, ещё совсем сопливым пацаном. Сложно не узнать рисунок трещин каменной кладки, который видел каждое утро семнадцать лет подряд.

Голос женский, молодой, незнакомый, до ужаса звонкий, аж голова гудит. Эдрик поморщился и был вознаграждён радостным воплем:

— Ага! Проснулся! Я вижу, что проснулся!

— Ох, что же так болит всё!

— И ты ещё спрашиваешь? Тебя с полуня снимали кран-балкой! Окоченел так, что ноги не разгибались! Ты бы ещё голым прискакал!

— Мы на «ты»? Я чего-то не помню?

— Ты что, с ума сошёл? Ты меня не узнал, что ли? Алё, братец, у тебя мозги ещё не оттаяли?

— Братец? То есть… Марвелотта, клянусь Краем, это ты?

— Марва! Я ненавижу полное имя!

— Я помню, но… Блин, тебе было пять лет!

— Я выросла. С детьми такое случается.

— И какой красоткой!

— Прекрати меня дразнить! И вставай уже. Я чуть с ума не сошла, разгребая тут всё в одиночку!

— Ты же учишься в Кисгодоле? — вспомнил Эдрик.

— Да, в этой нефилимами высранной школе. Не тупи, я тоже получила сообщение о маме и папе. Приехала, как и ты. Два дня назад.

— Ну да, конечно, прости. Как ты, сестрёнка?

— Угадай, блин. Счастлива остаться сиротой? В восторге от встречи с братом, который меня даже не узнал? Тащусь от того, что на меня вывалили все дела поместья, и я тону в куче бумаг?

— Прости, Марв. Правда. Я летел, как только мог. Я очень спешил.

— Да уж, судя по тому, что забыл одеться…

— Не ожидал, что за десять лет в окрестностях Бос Туроха станет настолько холоднее. Раньше я успевал доскакать, разве что слегка озябнув.

— М-да. В пять лет ты казался мне таким умным!

— А ты всегда была врединой и язвой. Но я рад тебя видеть. Иди, обнимемся.

Они обнялись, и Марва, всхлипнув, шепнула ему на ухо:

— Я рада, что ты приехал. Мне было очень одиноко и грустно. Я скучала по тебе, братец.

— И я, сестрица.

— Врёшь. Но это неважно. Мы семья.

— Мы семья, — подтвердил Эдрик.

***

За обедом, по семейной традиции, которую дети Колловски терпеть не могли, но теперь почему-то, не сговариваясь, соблюдают, никаких разговоров. Марва грустно ковыряется в тарелке, Эдрик, по солдатской привычке, ест с аппетитом, запивая мясо пивом. На войне никогда не знаешь, когда поешь в следующий раз. Слуги подают блюда и напитки, всё вкусно и напоминает о детстве. В Конечном Крае еда совсем другая. Покинув поместье, наследник Колловски по нему не скучал и вспоминал нечасто, но сейчас оно словно затягивало его в себя обратно. «Святые нефилимы, — подумал он мрачно, — это же всё теперь моё. Зачем? Что с ним делать?»

Замок расположен на краю владения, чтобы не занимать пахотную землю под светилом, поэтому на башнях местами лежит снег, а спальни греют медные трубы от паровой махины в подвале. Латифундия раскинулась в низине, занимая обширную долину у самой границы Жендрика. Дальше только безлюдные отравленные земли, где, по слухам, всё ещё бродят во тьме древние реликтовые чудища.

***

Неофициальная библиотека Альвираха

…Если б на Дулаан-Захе рисовал бы кто-то карты,

то двусмысленность рисунку придавала бы равнина,

занимающая центр лучшего из кифандиров.

Потому что в этом центре разместился мраков Жендрик,

более всего похожий на глубокий след от жопы.

Словно кто-то грандиозный навернулся сверху с Края,

припечатав наши земли своим твёрдым афедроном,

отчего теперь зияет вмятина на кифандире,

разделённая холмами на две мощных ягодицы

и наполненная смрадом ядовитого миазма.

Там в глубинах подземелий обитают злые драу,

там средь пустошей унылых мрака тёмного созданья:

змеелюды, дракониды и кобольды, чтоб им сдохнуть.

Ну а в центре этой жопы, как свеча от геморроя,

выпирает пальцем в небо Ясан Кхот, дагинский город…

___

«Сказание о Жендрике» из сборника* «Народное творчество голиафов»

*Данный сборник с высокой вероятностью является не историческим источником, а новоделом, полностью сочинённым забавы ради тремя голиафами: Шензи, Банзай и Эдом.

***

Замок прост и суров: прямоугольное строение из дикого камня, невысокие, но прочные стены. На Дулаан-Захе строят иначе, тут в моде эльфийские мотивы, землевладельцы с переменным успехом копируют вычурную архитектуру Бос Туроха. Но семья Колловски так и не вписалась ни в местный пейзаж, ни в местное общество. Родители всегда были сами по себе, город посещали неохотно и только по необходимости, в собрание латифундистов входили формально, общественными мероприятиями пренебрегали, детей учили сами и не спешили выводить в свет.

Эдрик сбежал из дома в семнадцать с одним ружьём и котомкой. В детстве ему гораздо больше нравилось скакать по степи на полуне в компании сверстников из семей слуг, спать у костра, питаться тем, что добыл охотой, развлекаться на ярмарках кочевых городов, приятельствовать с молодыми скаутами из племён, чем корпеть за книгами. Сплошное разочарование для родителей, которым так и не удалось сделать из него учёного механурга, как отец, или хотя бы толкового управляющего латифундией, как мать. Неудивительно, что им пришлось переключиться на дочь. Марва всегда была умненькой и ответственной девочкой. Эдрик посмотрел на сестру и вздохнул — совсем уже большая и совершенно незнакомая. Нечестно было бросить её тут одну, но кто об этом всерьёз думает в семнадцать? Тогда хотелось вырваться на свободу любой ценой. Попробовать настоящей жизни, а не нюхать бумажную пыль старых учебников.

— Как тебе школа, Марв? — спросил он, когда посуду унесли и стало можно разговаривать.

— Отвратительно, спасибо, что спросил. Единственное, что как-то примиряет меня со смертью родителей, так это то, что я больше не обязана там находиться. И даже не думай, что вернусь! Выбрось это из своей головы!

— Я и не…

— Да-да, конечно! Узнаю этот взгляд! В точности папенькин! «О, хм… какая-то девочка? А, так это же Марвелотта, моя дочь! А давайте-ка немедленно сделаем как лучше! Нам лучше, конечно, её мы, разумеется, не спросим…»

— Марва!

— Что «Марва»? Ты меня десять лет не видел и не помнил, что я есть, а теперь смотришь и думаешь: «Куда бы её применить с пользой, и чтобы под ногами не путалась?» Отец был точно такой же.

— Не надо так говорить, — покачал головой Эдрик. — Я сбежал, чтобы не быть таким. Я не такой. Прости, что бросил тебя им на съедение, но я всё равно ничем не мог помочь.

— Ладно, — смилостивилась девушка, — дам тебе шанс. Но учти: то, что ты наследник, даёт тебе право распоряжаться латифундией, но не мной!

— Тебе пятнадцать, и, по уложениям Бос Туроха, я ещё год твой опекун.

— Себя поопекай. Я хотя бы не скачу по пустошам в одной рубашке. А в Бос Турох лично я и носа не покажу. Мне Кисгодоля хватило.

— Да что не так с Кисгодолем? Это родина отца, резиденция Дома Колловски, земля предков, можно сказать…

— Ах, предков! А ты знаешь, братец, что мы «не те Колловски»?

— В смысле «не те»?

— Боковая ветвь, неосновная линия, без права на марку Дома.

— Ну, что-то такое отец говорил, вроде… И что?

— А то, что если в Дулаан-Захе всем плевать, то в школе Дома единственное, что имеет значение, — как близок твой род к главной линии. Так вот, братец, дальше меня никого не нашлось! Надо мной смеялись! Надо мной издевались! Мне твердили, что я не Колловски, а самозванка, при таком дальнем родстве зря претендую на фамилию! Меня тыкали носом в зеркало и ржали: «Да ты посмотри, какая ты Колловски! Ты же сраный полуэльф!»

— Четверть.

— Что?

— Не «полу-». У нас всего четверть крови драу, сестрица. Полуэльфом была мама. У нас не острые уши, почти светлая кожа, только глаза и волосы чёрные.

— Да, конечно, это же всё меняет!

— Поверь, ещё как. В Конечном Крае сейчас лучше не быть эльфом и даже полуэльфом. А вот квартеронов относят к людям. Это кое-где, знаешь ли, разница между жизнью и смертью.

— В Кисгодоле, в общем, тоже на квартеронов всем плевать. Но не в школе Дома Колловски! Там помешаны на чистоте крови. Это были не лучшие пять лет, братец. Впрочем, учат там хорошо, что да, то да. Я уже подумывала сбежать и устроиться механиком на краеход. Уверена, легко прошла бы испытания.

— Сбежать? Серьёзно?

— Ну, ты же сбежал.

— Прости.

— Прощаю. Проехали, у нас полно более свежих проблем.

— И насколько всё плохо, Марв?

— Я ещё не до конца разобралась, так что пока не уверена. Выбираю между «жопа» и «полная жопа».

— Разве юной деве из Дома Колловски полагается знать такие слова?

— Если ты ещё раз помянешь при мне Дом, то удивишься моему словарному запасу!

***

Церемония прощания состоялась в семейной крипте. Пожилой гоблин-дворецкий, Альфонсо, вынес две урны с прахом и поставил их на алтарь Киноринха, нефилима смерти. Его символы: череп, лодка и червь — на барельефах, украшающих скромное помещение. Крипта пуста, родители — первые члены семьи, умершие на Дулаан-Захе. Две простые ёмкости из оружейной стали начнут здешний некрополь, в котором предстоит однажды упокоиться и их потомкам.

— Знаешь, что это для меня значит? — шепнул Эдрик сестре. — Что между нами и смертью никого не осталось. Мы следующие.

Гоблин прокашлялся, призывая к вниманию, и торжественно сказал:

— Согласно воле Теодана и Нетрис Колловски, их тела были преданы огню в оружейных горнах, а их прах будет замурован в стенах этого святилища, чтобы, цитирую… — гоблин торжественно водрузил на нос очки, развернул потрёпанную тетрадь и ровным голосом прочитал: — «…никакая некромантская сволочь не добралась…»

Марва не удержалась и фыркнула.

— Узнаю папеньку, — шепнула она брату.

Альфонсо неодобрительно покосился на девушку, и она немедленно сделала строгое лицо.

— Итак, — продолжил гоблин, — сегодня мы прощаемся с Теоданом и Нетрис, которые прожили меньше, чем планировали, но провели эти годы в неустанных трудах на благо разумных Альвираха. Они оставили после себя долгую память, крепкое хозяйство и многообещающее потомство. Хотите сказать что-то о них, дети?

— Э… — выдавил из себя растерявшийся Эдрик, — ну… они нас вырастили. Да. Как-то вырастили.

— Они желали нам добра, — добавила Марва. — Наверное. Каким они его себе представляли.

Гоблин подождал и, убедившись, что на этом прощальные речи окончены, продолжил:

— Теодан и Нетрис отплыли с Лодочником за Край. Пусть Киноринх, Великий Червь, Владыка Мёртвых примет сих разумных в Граде Осуждённых и будет милостив к их душам. На этом церемония окончена, поминальная тризна накрыта в малой трапезной.

***

Неофициальная библиотека Альвираха

…Конец жизни не так печален, как принято думать. В посмертии своём мы все вольёмся в Край, вернув взятое оттуда при жизни, но конечность существования не горе, но благо. Забвение — главный дар Цага, смерть — главный дар Киноринха. Вместе они дают нам надежду.

Не печальтесь о смерти, ни своей, ни близких. Не будь её, мир бы застыл в оковах бесконечного бытия, в кандалах безнадёжной неизменности. Уходящие освобождают место остающимся, а конечность бытия придаёт ему смысл. Лишь осознав, что срок наш отмерен, мы становимся способны на свершения. Бессмертные же застывают как мухи в янтаре, как только достигнут достаточного.

Не бойтесь Града Осуждённых, бойтесь Бессмертного Двора.

___

Проповедь бродячего монаха-скорбца, Кифри Беспамятного, записанная последователями вопреки его запрету

***

Пока они шли от крипты до центрального здания поместья, Марва спросила:

— Как ты думаешь, они нас хоть чуть-чуть любили?

— Мне кажется, да, — ответил Эдрик, — как-то по-своему. Может быть, они просто не умели.

— Любить?

— Да. Не знали как. Я только недавно задумался: а каково им пришлось вообще? Быть полудрау в Бос Турохе ничуть не более приятно, чем быть «не тем Колловски» в Кисгодоле. Ты что-нибудь знаешь о семье матери?

— Нет, — покачала головой девушка, — знаю, что до замужества она была Нетрис Тенебрис. Но и то случайно: копалась в её украшениях, когда мне было лет семь, увидела гравировку.

— Она взяла фамилию мужа. Нехарактерно для Бос Туроха, да?

— Наверное, братец. А почему?

— Может быть, потому что там ненавидят драу. А может, наш дедушка тоже не был образцом чадолюбия. Не припоминаю, чтобы мама хоть раз ездила в город… Это был союз двух изгоев, Марв, им негде было научиться любви.

— Но при этом они всё равно отправили меня в Кисгодоль! Зная, как там относятся к полукровкам и боковым ветвям Дома!

— Может быть, отец считал, что это закалит твой характер.

— О да! — хмыкнула Марва. — У него получилось. Моим характером теперь можно резать стекло, а моей слюной травить грунгов в подвале.

— Тогда постарайся не плевать в мой бокал, — ответил Эдрик, галантно открывая перед сестрой дверь в трапезную. — Выпьем за их посмертие?

— Ты думаешь, мне уже можно пить вино?

— Думаю, немного можно. Родители умирают не каждый день. Да и кто тебе запретит?

— Ах да, я же сирота. Не могу привыкнуть. Так и жду окрика: «Что ты там делаешь, Марвелотта? Что бы это ни было, немедленно прекрати!» За них, брат! — девушка взяла со стола бокал.

— За них, сестра!

Они отсалютовали бокалами и выпили.

— Вкусно, — удивилась Марва. — Я в детстве пробовала тайком, мне не понравилось. Показалось, кислятина.

— До вина надо дорасти. Слушай, а как они умерли? В сообщении было просто «…в результате трагической случайности, соболезнования, бла-бла…». Что случилось-то?

— Так ты не знаешь? — удивлённо раскрыла глаза Марва.

— Нет, откуда?

— Их убили.

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: