Глава 2. Дротик, кинжал и пуля

Эдрик поставил бокал на стол и с удивлением спросил:

— Но, Марв… я не понимаю, если наших родителей убили, то почему нет расследования? Да, Колловски не любили в Бос Турохе, но это семья крупных землевладельцев, входящая в Совет латифундистов. Налогоплательщики и члены общины. Это не должны были оставить вот так!

— Ну разумеется, тут был дознаватель от города. Альфонсо! — позвала она гоблина.

— Да, госпожа Марвелотта.

— Марва, Альфонсо!

— Как будет угодно госпоже Марвелотте.

Гоблин поклонился, держа в руке бокал. Девушка страдающе закатила глаза.

— Расскажи брату, как умерли родители.

— Я не видел, как они умерли, госпожа Марвелотта.

— Просто расскажи ему то же, что и мне.

— Я принёс господам хозяевам обед. Я постучал в дверь кабинета. Мне не ответили, но они часто не отзывались, если были увлечены работой. Я открыл дверь и вошёл. Поставил поднос на стол и сообщил, что обед подан. Ответа не было. Я заглянул в комнату-архив и обнаружил их тела на полу в луже крови. Убедившись, что хозяева мертвы, я, как и полагается, ничего более не трогал, а отправил магического вестника в Бос Турох, в управление по делам латифундий. Расследователь прибыл уже к вечеру.

— Кто это был? — спросил Эдрик.

— Некий Дризкал Равэндар, из ондоров. Он осмотрел комнату и заявил, что налицо несомненный несчастный случай. Неосторожное обращение с оружием. Сказал, что город известит вас, велел доставить тела в Бос Турох для подобающего захоронения. Я отказался, поскольку хозяева неоднократно заявляли о своей приверженности кремации. Расследователь настаивал. Я сообщил, что не обязан ему подчиняться, потому что латифундия обладает экстерриториальностью, здесь нет ничего выше воли владельца. Он начал угрожать, и я попросил Кованого его вывести. Ондор очень ругался, но ничего поделать не смог. Я предал тела огню и ждал вас, уважаемый хозяин, — гоблин поклонился Эдрику. — Отныне ваше слово здесь главное.

— Я ещё не вступил в наследство. Придётся ехать в Бос Турох на той неделе.

— Для меня это не имеет значения. Вы старший ребёнок, латифундия — майорат, ваши права несомненны. Располагайте мной.

— Спасибо, Альфонсо.

— Ты слышал? — возбуждённо вмешалась Марва, едва не расплескав вино. — Неосторожное обращение с оружием, каково? Отец — мастер-оружейник высшей категории, я даже представить себе не могу, чего ему стоило подтвердить этот статус в Кисгодоле, будучи «не тем Колловски»! Мать — полудрау, она могла вышивать кинжалом и попадала из винтовки в задницу степному библезугу с полутора миль! Неосторожное, как же! Их убили!

— Но кто?

— Не знаю, — вздохнула девушка.

— Ты осмотрела комнату?

— Нет. Прости. Не смогла.

— Понимаю. Завтра схожу сам.

— Я с тобой. Я не боюсь, просто… Не хотела одна.

— Конечно. Есть что-то ещё, что я один не знаю, когда остальные в курсе?

— Э… Слушай, братец, помнишь то место, на башне, где мы любили сидеть в детстве?

— Я любил. А ты сначала канючила, чтобы я взял тебя с собой, потом ныла, что тебе тяжело взбираться по лестнице, потом жаловалась, что там ветер и холодно…

— Прекрати! Вовсе я не ныла! Ну, может быть, немного… Пойдём туда, а?

— Сейчас?

— А почему нет? Только оденься потеплее, а не как вчера.

***

На башне холодно, дует резкий пронизывающий ветер, молодые люди кутаются в шубы.

— В детстве тут казалось теплее, — сказал Эдрик.

— Об этом я и хотела поговорить.

— О погоде?

— В том числе. Не хотела при слугах. Речь о нашем светиле.

— А что с ним? — парень выглянул за ограждение площадки.

Над долиной сияет небольшое, но очень яркое солнце; освещённый им круг почвы расчерчен прямоугольниками возделанных полей. Работающие там крестьяне кажутся отсюда копошащимися в зелени букашками.

— Оно слабеет.

— Хм… — Эдрик пригляделся. — Вроде бы, действительно, десять лет назад доставало дальше. Или мне чудится?

— Нет, не чудится. Наша друидесса рассказала, что латифундия потеряла четверть пахотных земель. На остальных пришлось отказаться от вошеницы, перейдя на более холодостойкую нетрожь. Кроме того, практически перестали вызревать фрукты, их сорта не обновишь так быстро, с овощами тоже проблемы. Солнце светит ещё ярко, но греет слабее почти на треть.

— Да, как будто в красноту отливает, — признал Эдрик. — Не обратил внимания сперва. Но откуда ты всё это знаешь, тебя же не было?

— Не поверишь, умею читать, — ехидно ответила Марва. — Два дня только этим и занимаюсь. Тут целые горы отчётов.

— И ты их все прочла?

— Ты что! И половины не осилила. Но в школе нас учили выбирать важное. И важно сейчас то, что светило гаснет. Ты же знаешь, что Край ослаб?

— Покажи мне того, кто не знает… — мрачно подтвердил Эдрик. — Угадай, чем мы занимались в Порте Даль?

— Воевали?

— Я не назвал бы это войной. Скорее, мы пытались остановить резню. Корпорское Солнце освещает весь кифандир, и оно тоже ослабло. Окраины замерзают, люди бегут к центру, но в Корпоре и раньше было плюнуть некуда, а теперь и вовсе не рады гостям. Нам приходилось силой разделять аборигенов и беженцев, чтобы первые не сбросили вторых в море. Многие говорят, что всё из-за магов и магических рас, мол, они слишком истощают Край, поэтому магии в нём не хватает на Солнце. При Империи чудотворцев убивали, и всё было хорошо, а значит, стоит вернуться к этой практике. Если раньше мелкому фокуснику, который прикурит от пальца, в таверне наливали и просили повторить, то теперь могут снести башку, ведь из-за таких гаснет Солнце! Ну и эльфам, конечно, не поздоровилось, это уж как водится. «В любой непонятной ситуации первым делом мочи эльфов!» Сколько раз я радовался, что всего лишь квартерон! Но мне почему-то и голову не приходило, что на Дулаан-Захе то же самое. Казалось, что вернусь, а тут всё как десять лет назад…

— Нет, братец, Шестнадцатеричное Светило Бос Туроха тоже греет хуже, все шестнадцать солнц по периметру города ещё горят, но тепла от них меньше. Городу хватает, они развернули отражатели внутрь, но за стенами холодно.

— Так вот почему Окружной Тракт теперь в темноте!

— Да, ты вполне мог замёрзнуть там насмерть. И что бы я тут делала одна?

— Унаследовала бы майорат? Кажется, в Бос Турохе женщины имеют на это право. Я бы охотно тебе уступил, если бы можно было!

— Ну уж нет! Родился первым — терпи! Сам виноват! Не надо было так спешить! — Марва прижалась спиной к груди брата, согреваясь, тот обнял её за плечи. — А уж сейчас это и вовсе сомнительная ценность. Ты знал, что латифундия убыточна?

— Нет, — удивился Эдрик. — Мне всегда казалось, что у родителей денег хватает.

— Мне тоже. Они без проблем платили за моё обучение, хотя счета в школе Колловски немаленькие, и не жалели мне карманных денег. Я была уверена, что с этим всё в порядке, однако, просмотрев документы, убедилась, что дела наши плохи. Поместье и раньше еле сводило концы с концами, а сейчас, когда урожаи упали, и вовсе ушло в минус.

— Тогда откуда у родителей деньги?

— Не знаю. Наверное, были другие источники дохода. Когда вступишь в права наследника и получишь доступ к счетам, может, что-то прояснится. Но что делать со светилом?

— Насколько его ещё хватит?

— Не знаю, я же не маг. В школе нам говорили, что сейчас, когда Край истончается и магия слабеет, наступает наше время, время механургов. Но пока что это не очень помогает, знаешь ли. Если достаточно долго наблюдать, то можно построить график изменения спектра, проэкстраполировать его…

— Стоп-стоп, — засмеялся Эдрик, — забыла, что из двух детей Колловски умная ты? Не пугай меня сложными словами, просто скажи, оно сколько-то ещё проработает?

— Думаю, да. Месяцы, может, и годы. Будет постепенно слабеть, уходить в красный, гаснуть.

— Значит, придумаем что-нибудь. Ты и придумаешь. А что за башня торчит посередине поля? Раньше её не было.

— Отец построил. Не знаю зачем. Начинал, ещё когда я была здесь, но ты же его знаешь… знал. Он был не особо разговорчив. Какой-то механургический эксперимент.

— Здоровенная.

— Да, много металла ушло. Наверное, какой-то важный опыт. Может, хотел исследовать светило? Башня как раз неподалёку и очень высокая.

— Кстати, как арендатор светила я, наверное, имею право потребовать замены, если оно не выполняет свои функции. Надо найти договор. Тебе не попадался?

— Нет, думаю, он в кабинете родителей. Я ж не заходила.

— Завтра посмотрим. А сейчас пошли вниз, что-то я уже замёрз, несмотря на шубу, да и ты вся дрожишь. Ветер тут наверху как ножом режет!

***

Неофициальная библиотека Альвираха

О природе Края написано достаточно много, чтобы стало очевидным глубочайшее непонимание сути явления, от которого прямо зависит существование каждого разумного на Альвирахе. Даже я, проведя в исследованиях столетия, могу с полной уверенностью утверждать лишь следующее:

1. Край является источником магии.
2. Край является наследием перинаров.
3. Край есть необходимое условие жизни.

Но даже эти три аксиомы при их тщательном рассмотрении порождают вопросы без ответов. Возьмём первую. Будучи источником, проводником и средой для магии, имеет ли сам Край магическую природу? Насыщен он магией или состоит из неё? Этот вопрос до недавнего времени считался схоластическим, поскольку ответ на него, по представлению простецов, не имел практического значения. Однако сейчас, когда магия слабеет, он воистину стал гранью, отделяющей жизнь от смерти! Если Край лишь носитель магии, то Альвирах останется без оной, но не без Края; но если Край и есть магия, то с её исчезновением исчезнет и он. Первый исход означает, что погибнут многие. Второй — что погибнут все.

___

Отрывок из «Нового Метатекста» Жозефы Медвуль, учёной дамы, отлучённой от церкви Лодочника за еретические попытки воссоздать Метатекст, хронику утраченного знания перинаров

***

Ночь Эдрик провёл тревожно — снились родители, смотрели укоризненно. Отец выговаривал, что сын вырос дурак-дураком, простейший паровой регулятор починить не сумеет и только позорит фамилию Колловски, став наёмником. Мать ругала за отсутствие наблюдательности — смотришь, мол, вокруг, но ничего не замечаешь. Хорошо, что бабушка тебя не видела, зарезала бы такого бестолкового внука из жалости. Попытался спросить, что ещё за бабушка такая внезапно взялась, отродясь о ней не слыхал, но мать только качала головой осуждающе. Во сне они были молоды и красивы, особенно мама, во внешности которой ярко проявилась половинка крови драу: смуглая кожа с синевой, высветленные по эльфийской моде волосы, узкое лицо, пронзительные светлые глаза, слегка заострённые кончики ушей. Мать никогда не скрывала, что она полуэльф. Несмотря на то, что драу — злейшие враги правящих в Бос Турохе Высших Эльфов, ондоров. «Надеюсь, ты хотя бы научился хорошо убивать, — сказала она во сне, — иначе наш род прервётся на вас с Марвелоттой». «Не убережёшь сестру — прокляну! — добавил отец. — Она, в отличие от тебя, балбеса, унаследовала талант Колловски! Мой талант!» Эдрик хотел было ответить что-нибудь саркастическое, например, что просто счастлив такой высокой оценке со стороны родителей, но вместо этого проснулся. У него и в детстве не особо получалось, его жалкий сарказм отскакивал от непробиваемого родительского высокомерия, как горох от дварфийских лат.

Полежав и полюбовавшись на знакомые трещины в потолке, решил считать сон указанием на то, что пора разобраться со смертью отца и матери. В несчастный случай, а тем более в «неосторожное обращение с оружием», верилось слабо. Права сестра, как-то не лепилась такая смерть к их образу.

В малой трапезной поместья уже сидит за столом, зевая, Марва.

— Марвелотта Колловски! — сурово сказал Эдрик, копируя отцовские интонации. — Ты что, заснула над тарелкой?

— Нет, па, я просто заду… — пискнула она испуганно и тут же опомнилась: — Ах ты гад! Напугал! Я чуть со стула не упала!

— Прости, невозможно было удержаться.

— Не делай так больше! У тебя голос ужасно похож, ты знаешь? Ты вообще в отца пошёл.

— Он так не считал.

— Они мне снились сегодня, — сказала Марва, — представляешь?

— Ещё как представляю, мне тоже.

— Во сне они ничуть не добрее, чем в жизни, — пожаловалась сестра. — Мать ругала меня за беспомощность и беззащитность, мол, даже жукурицу на ужин не разделаю, а отец стыдил, что я плохо учила теорию и теперь стану обычным механургом, а не настоящим учёным, как положено Колловски. Сплошное разочарование. Да, мама велела о тебе позаботиться, представь! Сам ты пропадёшь, потому что храбрый, но неумный. А тебе что снилось?

— Примерно то же самое, — вздохнул Эдрик. — Надо разобраться, что происходит, иначе, я боюсь, они от нас и после смерти не отстанут. Альфонсо! Где ключ от кабинета родителей?

— Вот он, молодой господин. Я не заходил туда с того дня, всё осталось как было.

***

В кабинете пахнет пылью, бумагой, чернилами, порохом, химией и старой кровью.

— Что-то мне жутковато, — поёжилась Марва. — Как будто тут призраки.

— Ты боишься призраков?

— Только если это призраки наших родителей. Как выскочат, как начнут выговаривать! «Марвелотта Колловски! Как тебе не стыдно! Ты небрежно выполнила задание! Две помарки и чертёж неидеален! В школе тебя за такую лень будут пороть розгами!» — спародировала отцовский голос она. — Если они каким-то образом ещё здесь, надо срочно привезти из Бос Туроха хорошего экзорциста.

В комнате-архиве горят «вечные» свечи, видимо, Альфонсо не стал их гасить. На массивном столе лежит раскрытая книга — последнее, что читал отец.

— Их здесь убили, да? — шёпотом спрашивает Марва.

— Можешь не шептать, тут никого нет. Да, вот следы крови на полу. Здесь нашли их тела.

— Жуть какая… Как ты думаешь, кто их убил?

— Я вообще пока не уверен, что их убили. В заключении расследователя написано… Сейчас, где оно… — Эдрик достал из кармана сложенный лист бумаги с казённым вензелем, развернул и прочитал вслух: — «…Поражены одной пулей путём рикошета. Пуля, выпущенная из пистоля неизвестной конструкции, находившегося в руке Теодана Колловски, отразилась от угла каменной стены и, пробив навылет тело Нетрис Колловски, поразила стрелка в сердце. Трагическая случайность, вызванная неосторожным обращением с оружием».

— Чушь какая! — горячо заявила Марва. — Не верю ни единому слову!

— Ну, как минимум некоторые слова там верны. Вот тот самый пистолет, смотри, Альфонсо положил его на полку, — Эдрик поднял оружие и, покрутив в руках, сказал с досадой: — Да как он заряжался вообще? Что за дурацкая конструкция?

— Дай сюда, братец! Да не тяни, сломаешь, что за руки-крюки! Вот же защёлка! Смотри, барабан вынимается, весь, целиком, чтобы его можно было быстро заменить снаряженным. Отлично придумано! Это точно папина конструкция, да вот и его клеймо на стволе! Но стреляла, скорее всего, мама.

— Почему ты так думаешь?

— Это женская модель, под его руку рукоять маловата, а у мамы узкая ладонь. Была, — вздохнула Марва. — Никак не могу поверить, что их нет. Вот, смотри, в мою руку ложится идеально, у меня кисти мамины. Я, наверное, возьму его себе, ладно?

— Конечно, бери. Мама бы не одобрила, что ты ходишь без оружия. У неё всегда был как минимум кинжал на поясе.

— Я не умею кинжалом, но стреляю неплохо. В школе заняла второе место.

— «Всего лишь второе? — спросил бы отец своим любимым тоном, от которого казалось, что ты только что прилюдно описался. — Разве ты не Колловски?»

— Я «не та Колловски». Мне сняли балл за «недостаточное изящество стрелковой позы».

— Вот уроды.

— Не то слово. Смотри, тут два спусковых крючка.

— Да, я заметил. Зачем второй?

— Это двухкалиберник. Основной ствол — нарезной, под пулю. Второй, ниже, тонкий — под дротик. Его выбрасывает слабый пороховой зарядик, вот такая гильзочка, видишь? Она запыжованная, поражающий элемент вкладывается отдельно, вот здесь.

— И смысл?

— Это несмертельный выстрел. В дротике парализующий яд, я думаю. Мама разбиралась в них не хуже чистокровных драу. Обрати внимание, гильза стреляная, дротика нет. И ещё три пустых патрона в основном барабане.

— То есть мама стреляла несколько раз?

— Мне кажется, да. Вряд ли она держала ствол разряженным, не вынув даже гильзу. Это не в её стиле.

— Расследователь не написал об этом ни слова. Он явно не горел желанием разбираться, что тут случилось на самом деле. Кстати… — Эдрик подошёл к стене. — Посвети мне, пожалуйста!

Марва взяла со стола подсвечник с магическими несгораемыми свечами и подошла в тёмный угол кабинета.

— Сюда свети!

— Но тут ничего нет!

— А вот и есть. Поищи у отца в столе лупу, он её держал в верхнем ящике.

— Сейчас… Ага, вот она.

— Дай сюда. Теперь свети. Видишь, вот этот след на камне?

— Да.

— Расследователь решил, что это от пули. Мол, ударила в стену, отрикошетила и убила обоих. Пули в пистолете оболочечные, с медной рубашкой, на камне остались бы частицы меди. Но их нет! И вообще, смотри, если бы выстрел был с того места, где нашли тело отца, то, теоретически, пуля могла отлететь в их сторону. Но, если стреляла мама, то траектория выстрела другая — с более низкой точки и под другим углом. Пуля никак не могла отлететь обратно. И вообще, чтобы при рикошете пробить тело навылет и убить ещё одного человека, дульная энергия должна быть огромная, куда больше, чем у дамского пистолета. Маме бы сломало руку отдачей. Что-то тут не то, Марв.

— Я же говорила! Их убили!

— Погоди… — Эдрик внимательно разглядывает стену под лупой. — Царапина свежая, но это точно не след пули. Что-то твёрдое и острое. Например… Марв, ты не брала мамин кинжал? В её посмертных вещах пустые ножны.

— Нет, братец. Я взяла только браслеты. На память. Мне же можно?

— Конечно. Бери что хочешь. Здесь всё такое же твоё, как моё, майорат — формальность. Если это то, что я думаю, то куда… Ага! — Эдрик опустился на колени и засунул руку по плечо в щель между стеной и шкафом. — Вот он.

В его руке блестит хищный и даже на вид опасный клинок кинжала драу.

— Но почему он за шкафом?

— Может быть, мама его метнула.

— Метнула кинжал, выстрелила из пистолета пулей, потом дротиком… И ни разу не попала? Это наша мама-то?

— Последовательность могла быть обратной. Сначала дротик, потому что не хотела убивать…

— Мама?

— Ну, не хотела убивать сразу. Собиралась допросить, например. Сначала.

— Да, вариант…

— Допустим, яд не подействовал, тот, в кого она выстрелила, не упал, парализованный. Тогда мама стреляет пулей. Попадает, следа на стене нет. Но этого оказывается мало, и она метает кинжал.

— И промахивается? С трёх метров?

— Может быть, попадёт в доспех и не пробивает его, клинок отлетает в угол, ударяется в стену, падает за шкаф.

— Мама не стала бы кидать в доспех. Она бы попала в глаз!

— Может, и попала. Тогда этот человек выдернул из себя кинжал, отшвырнул его в угол, а потом убил их обоих. Может быть, из маминого пистолета.

— Но кого не берёт ни яд, ни пуля, ни заговорённый клинок драу?

— Хороший вопрос, Марв.

***

— Да, от этой железки просто разит магией!

— Ты уверен, Дес?

— Не отвлекайся, чисти, чисти! Забросил оружие совсем…

Эдрик наматывает тряпку на шомпол, окунает в масло, вставляет в ствол.

— О, да, вот так! Ещё! Глубже! До самого казённика! Ох, какой он у тебя большой и твёрдый!

— Дестинар, не кривляйся.

— У демона, заключённого в ружьё, не так уж много развлечений, знаешь ли. Я уже две недели никого не убивал. Если ты решил распрощаться с карьерой наёмника, может, отпустишь старину Деса?

— И что бы ты делал?

— Ну… для начала занял бы чьё-нибудь тело и как следует оттянулся! Вечно всё веселье мимо меня…

— У тел обычно есть хозяева.

— Ой, я тебя умоляю! Придумал бы что-нибудь. Но ты ж всё равно меня не отпустишь?

— Не в этот раз. Думаю, мне рано вешать ружьё на стену. Так этот кинжал…

Эдрик опускает винтовку на верстак, кладя вплотную к клинку.

— О, работа драу! — оценивает демон. — Заговорённая сталь! Драу большие искусники. Удар таким клинком может оборвать даже нежизнь.

— И кто же мог выдержать нанесённую им рану?

— Не знаю. Я тебе сразу сказал, что на Бос Турох лучше любоваться с причальной башни! Причалил, полюбовался и отчалил обратно… Но раз уж мы здесь, не забывай ухаживать за оружием. Хватай шомпол и погнали! О, да, да, давай, глубже, сильнее, ещё, ещё!