Глава 8. Под ходулю подкладуля

За обедом Марва спросила прислуживающего ей Альфонсо:

— Ты случайно не знаешь, куда ведёт подземный ход в подвале?

— Нет, мадмуазель Марвелотта. Я никогда не спускаюсь ниже продуктового погреба, — чопорно ответил гоблин-дворецкий.

— Почему?

— Потому что это не моя сфера ответственности. Каждый должен заниматься своим делом, мадмуазель.

— И кто же занимается этим?

— Не знаю, мадмуазель. Не должен знать.

— В таком случае, придётся заняться мне.

— Как Вам будет угодно. Ваш брат прямо велел мне слушаться Вас, как себя.

— Судя по тону, ты не одобряешь эту идею.

— Я не могу одобрять или не одобрять идеи владельцев поместья. Это непрофессионально.

— Чувствуется какое-то «но», — проницательно заметила Марва, отодвигая тарелку.

— Вы абсолютно свободны в своих решениях, мадмуазель Марвелотта, но я бы не хотел докладывать господину Эдрику, что он остался единственным представителем этой ветви Колловски.

— Какой тонкий намёк, Альфонсо! — фыркнула Марва. — Думаю, то, что было безопасно для моих родителей, достаточно безопасно и для меня.

— Простите за неделикатность, мадмуазель Марвелотта, но Ваши родители очевидно не могут служить положительным примером в данном случае. Они умерли.

Увы, немедленно отправиться на разведку подземелий Марве не удалось. В коридоре на неё напали. Прижатая к стене мускулистой зелёной рукой, девушка не успела даже пискнуть.

— Нет, малявка, ты меня всё-таки выслушаешь! — заявила рослая полуорчанка. — Я не буду торчать под дверью кабинета, как эти штатские хрыгсы!

— Крага! — захрипела Марва. — Ты меня задушишь сейчас!

— Я не собираюсь день за днём выслушивать Альфонсовское бла-бла-бла насчёт… А, прости, увлеклась, — Крага опустила шею начавшей уже синеть девушки. — Ты жива ещё, малявка? Ну и отлично. Так вот: я не могу больше ждать…

— В кабинет, — хрипло прокашлялась Марва.

— Что?

— Пошли в кабинет. Не надо орать на весь замок.

— Я не ору! Я… Ладно, пошли, — согласилась полуорчанка.

 — Прости, Крага, — вздохнула Марва, пытаясь как-то устроиться на неудобном отцовском стуле. — Я спрашивала о тебе, но ты была в поле, а потом я замоталась и забыла. Рада тебя видеть.

 — Я тоже тебя, малявка.

 — Я уже не малявка.

 — Ну, не такая малявистая, как раньше, ясен-красен, — признала полуорчанка, — но, как по мне, разница небольшая. Какого грунга ты засела тут?

Она обвела зелёной рукой интерьер кабинета и с вызовом уставилась на Марву.

— Пытаюсь разобраться, что происходит в поместье. Родители оставили в наследство брату латифундию, а мне — кучу загадок.

— Каких ещё загадок?

— Ну, например, кто их убил.

— Тю, тоже мне загадка! Ясен-красен, кто. Если бы ты не зарылась своим носиком в скучные пыльные бумаги, а спросила главного охотника — меня, — я бы тебе сразу сказала. Но нет, малявка же теперь совсем большая! Ей некогда поболтать с Крагой! Забыла, как я выкрадывала тебя через окно, чтобы ты покаталась на полуне, а не засохла над уроками!

— Я помню, Крага. Я очень благодарна тебе, правда. Благодаря тебе моё детство не было таким беспросветным, как могло бы, а твои уроки уличной драки очень помогли мне в школе.

— Ты накостыляла там всем надутым кисгодольским засранцам? — восхитилась полуорчанка.

— Я не давала себя в обиду.

— Вот! Узнаю свою любимую малявку! — эмоциональная Крага тут же растрогалась и зашмыгала большим зелёным носом. — Иди сюда, обнимемся!

— Тихо, тихо, задушишь! — пискнула Марва, прижатая к обильному бюсту командующей службы охраны латифундии.

Весёлая молодая полуорчанка тайно опекала Марву с самого детства с тех пор, как та в шесть лет ускакала в степь на неосёдланном полуне, просто чтобы «посмотреть, что там, за границей освещённого круга». Её могли сожрать волкарды (в тот год от их стай не знали куда деться), но повезло — Крага нашла по следам бестолковую девчонку, наорала на неё, обругала, однако не рассказала родителям, а принялась учить. Седлать полуня, находить дорогу в степи, удирать от хищников или давать им отпор, стрелять из одноручного (двуручного для Марвы) миниарбалета, разводить огонь без магии, а также охотиться на крупных степных дундуков, которых так вкусно зажарить на костре и сожрать под охотничьи байки. Иногда Марвелотта думала, что только благодаря Краге она не сошла с ума над бесконечными задачами по числоматике, натуристике и механургике, которыми заваливал её отец.

— Так кто их убил, по твоему мнению? — спросила Марва, когда орчиха успокоилась и перестала прижимать её носом к стальному наплечнику.

— Так дракониды, ясен-красен! Мраковы ящерицы!

— Стоп, — озадачилась Марва. — Откуда тут взялись баярлах?

— Так это, мать твою…

— Что?

— Мать твою, говорю, спросить бы, да уж не спросишь… Она с ними дело имела.

— Мама? С драконолюдами? Зачем?

— Ну, мне, как ты понимаешь, она не отчитывалась. Ящеры промышляют сбором металлолома в Жендрике. Там ещё с великанских войн осталась мракова гора обломков боевых махин. Яд тамошний драков не берёт, так что и конкурентов нет. Они что-то привозили в поместье, здоровенные железяки, много.

— Странно, я не знала, что латифундия ведёт дела с драконидами, но это же не повод подозревать их в убийстве.

— Ах, не повод? — разволновалась Крага. — А как тебе такое: они встретили меня в степи! Вчера! Велели передать, что если семья Колловски не исполнит обещанного, то семьи Колловски больше не будет! Совсем! Я сказала тому белому чешуйчатому уроду, что он может рискнуть здоровьем прямо сейчас, и у меня будет на ужин запечённый хвост ящерицы, но он сказал, что даёт вам время. Ишь, благодетель сыскался!

— Ничего не понимаю, — призналась Марва. — Он не сказал, чего они хотят?

— Может, и сказал… Вроде что-то про какую-то Мать Ярости… Но я сама уже была к тому моменту мать ярости, а то и её бабушка! Так что я невнимательно слушала, извини, прикидывала, как ему ловчей врезать.

— Мать Ярости — это Могой, — пояснила девушка. — Одна из трёх нефилимов Дулаан-Заха, кровная драконидов, змеелюдов и кобольдов. Я слышала, что она умерла.

— Да, — кивнула Крага, — весь кифандир был в шоке, ясен-красен, хотя я ума не приложу, откуда это узнали. Ну кто их видел вообще, нефилимов этих?

— Ну, Цаг, Господин Утрат, давно уже никак не проявлялся, а о смерти Могой заявили её кровные, они с ней прочно связаны. Вот ты бы почувствовала смерть Киноринха?

— Эй, малявка, я полукровка, а не чистый орк. Так что не знаю. Может, жопа бы зачесалась, или икота бы напала. Но Киноринх, Великий Червь, сам по себе Смерть. Как Смерть может помереть?

— Не знаю, — вздохнула Марва. — В школе нам мало рассказывали о нефилимах, потому что они магические, а «настоящие Колловски» презирают магию. Слушай, Крага, ты очень вовремя появилась!

— Ясен-красен, — осторожно сказала полуорчанка, — я всегда вовремя. А что такое?

— Мне нужен кто-то, кто прикроет спину. Нашла тут очень любопытное подземелье…

***

Неофициальная библиотека Альвираха

…Сегодня история Завирушки, единственного «назначенного» нефилима Альвираха, окончательно превратилась в легенду. Осталось очень немного тех, кто помнит её не «солнечной чудотворкой» и не всесильной главой Ордена Птах, а весёлой девушкой, пляшущей на сцене бродячего театра. Человеческая жизнь коротка, «эпоха Завирушки» не продлилась и века, но запомнилась как самый добрый и светлый период в истории Корпоры.

Была ли Завирушка настоящим нефилимом? Наверное, нет. В отличие от могучих, но равнодушных и бессмысленных надмирных засранцев, она хотела, чтобы всем было хорошо. И потому сейчас, когда я слышу, что нефилимы скоро исчезнут, то говорю: «Да и мрак с ними!»

___

Мемуары «Моя подружка — Птенец Вечны, а также кое-что об ушах и пятках» за авторством Фаль Жеспар, гномихи-на-ходулях)

***

Полуорчанка мрачно всматривается в темноту, взвешивая в руках увесистый стальной молот. Идёт третий час блужданий по подземелью, открыто отмычками восемь дверей, выбито молотом три замка, не поддавшихся искусству Марвы.

— Я ненавижу подземелья! — бурчит Крага. — Мы, орки, любим простор.

— Ты же полукровка.

— Мой отец — объездчик баранозавров из бродячего города, а мать — орчанка с Диаэнкевала. Никаких, заметь, дварфов, драу или других любителей зарыться под землю и нюхать там свою задницу вместо вольного ветра степей… Да хватит ковыряться, давай я молотом тресну! Иначе мы никогда отсюда не выберемся. Что ты вообще тут хочешь найти?

— Не знаю. Что-нибудь. Вот, например, эта труба, — показала Марва, поправляя фонарь на поясе.

— Что с ней не так? Труба и труба.

— Откуда она?

— Да какая разница? Мы идём вдоль неё уже третий час, а она всё не кончается. Над нами давно уже степь, так что, если вылезем наверх, то добираться умаемся.

— Тебе не кажется странным, что под степью идёт труба?

— Это Дулаан-Зах, малявка! Тут ничего не слишком странно. Вот, например, наверху сейчас лежит снег, а ты топаешь в маечке. Почему?

— Тут тепло.

— Именно. На Дулаан-Захе тёплая земля. И чем глубже, тем горячее. Никто не знает причины, все просто привыкли. На других кифандирах ничего подобного нет, поэтому разумные там сейчас вымерзают как снежные цуцыки, а мы кое-как ковыряемся, хотя светила гаснут у всех. А тут всего лишь труба.

— Нет, смотри, это древняя каменная кладка, она старше замка латифундии. И на ней сразу сделаны опоры под трубу. Это не «всего лишь труба». Это древнючая-предревнючая труба. Ты можешь сориентироваться, в какую сторону мы идём?

— Ну, это не сложно. На северо-северо-восток.

— То есть в направлении Жендрика?

— Вот когда ты это сказала, — поёжилась Крага, — мне окончательно перестала нравиться наша прогулка. Жендрик — это плохо, а подземелья под ним — ещё хуже. Среди прислуги ходили слухи, что твои родители водились с драу. Не хотелось бы наткнуться тут на тёмных.

— Боишься их?

— Дурак не боится. Я хороший рейнджер, в степи потягаюсь с кем угодно, но под землёй драу дома, а я нет. Давай пойдём обратно, а? Не попрёмся же мы вдоль трубы до Жендрика?

— Давай ещё немного пройдём, ладно?

— Ну, разве что чуть-чуть. Обед был довольно давно, знаешь ли.

Прогулка завершилась неожиданно: коридор закончился тупиком. Марва тщательно осмотрела место, где уходит в каменную кладку труба, постучала в стену, поковыряла швы кладки, и, вздохнув, села у стены. Пол здесь тёплый, и вообще жарковато, это значит, что они глубоко под поверхностью.

— Шли-шли и никуда не пришли, — прокомментировала Крага, садясь рядом.

— Я думаю, где-то есть проход дальше. Может быть, даже в этой стене, какой-нибудь магический. Но я не умею открывать такие, я не маг.

— Ну и слава Краю, что не маг. От этих засранцев одни неприятности. Давай перекусим и пойдём обратно. У меня вяленое мясо зебрида, овцежучий сыр и лепёшки, а у тебя?

— Печеньки, колбаса и свежий хлеб с кухни.

— А у меня ещё большая фляжка эля!

— Ты выиграла.

— Ясен-красен! Это ж я!

***

Обратно идти тяжелее. Подъём вроде бы и не крутой, но постоянный, и отвыкшая от долгих переходов Марва совершенно вымоталась.

— Давай посидим, отдохнём! — взмолилась она.

— Да ладно, малявка, мы же час назад отдыхали! Этак до утра не доберёмся.

— Эй, это ты крутая охотница, а я пять лет в школе за партой просидела! В Кисгодоле даже погулять толком негде.

— Мрак с тобой, садись. Хочешь, понесу твою сумку?

— Не надо, она не тяжёлая. Просто ноги гудят.

Сели у самой трубы, опершись спинами на стену. Крага постучала пальцем по медной поверхности.

— Пустая, вроде. А что там было-то?

— «Перинарские сопли», «персоп». Чёрная вонючая густая жидкость. Её иногда находят в древних подземных ёмкостях.

— А зачем она нужна?

— Если перегнать, как самогонку, то получается солярий — топливо для тепловых машин, и соплясло — смазка для них же. Механурги выкупают все найденные запасы для своих нужд, но я не слышала, чтобы где-то было столько персопа, чтобы его качать по трубам.

— То есть твой отец неплохо тут устроился?

— Да, для механурга источник персопа большое подспорье, недаром у нас в латифундии так много тепловых махин. В Кисгодоле он стоит больших денег, поэтому там махины либо на дровах, либо на магических огнегрелках. Но я не понимаю, откуда он тут брался и почему перестал.

— На Дулаан-Захе много загадок, малявка. Отдыхай.

Марва привалилась к твёрдому мускулистому плечу полуорчанки и сама не заметила, как задремала.

***

Неофициальная библиотека Альвираха

…Слово «Мрак» давно стало ругательством, а заодно и обозначением всего презренного. Память Разумных не то чтобы коротка, но выборочна. Шесть веков, прошедшие от начала Зари, — момента зажжения рукотворного солнца над империей Веспер-Матинс, — для многих долгоживущих рас не возраст.

Именно Корпоральное светило ознаменовало начало новой эпохи. Не все те десятки, которые зажигали ондоры для отопления Дулаан-Заха до того, как межкраевые лайнеры позволили имперским разведчикам узнать об этой технологии, немедля объявив её «естественным правом империи». Однако мои личные изыскания, дополненные, разумеется, работами моих бывших коллег и свидетельствами ондоров (за их показания спасибо юридически подкованному человеку из Бос Туроха — ондоры оказались на редкость несговорчивы), выводят на свет тот факт, что эпоха Мрака не следовала напрямую за Перинарским Казусом. Напротив, старейшие из эльфов утверждают: темнота пришла на их памяти. А память эта не так длинна, как может показаться среднему короткоживущему.

Как бы то ни было, общепринятая хронология такова: Перинарический Период завершается Перинарским Казусом. Альвирах распадается на кифандиры, окутываясь спасительным Краем. От древних перинаров остаются лишь чудовищные горячие махины в недрах и легенды об их непредставимом могуществе. Всё, что было дальше, является предметом позднейших спекуляций…

___

Отрывок из «Нового Метатекста» Жозефы Медвуль, учёной дамы, отлучённой от церкви Лодочника за еретические попытки воссоздать Метатекст, хронику утраченного знания перинаров

***

Разбудил её тычок в бок:

— Тс-с-с! Тихо! Смотри!

Марвелотта проморгалась спросонья и увидела, что по коридору неторопливо трусят низкорослые темнокожие фигурки с поклажей.

— Это же кобольды! — шепнула она изумлённо.

Идущий последним кобольд остановился, заозирался, подняв фонарь повыше, зашевелил большими ушами, но девушек укрывает тень трубы.

— Что застрял, Закс? — шикнул на него лидер группы. — Давай, шлёпай ножками, груз сам себя не доставит.

— Что-то слышал, вроде, Бокбак. Шёпот какой-то.

— Показалось, — отмахнулся тот. — Кто тут может шептать?

— Кто-кто… Пять кобольдов в пальто! — недовольно ответил третий. — Совсем мы расслабились, шеф, ходим как у себя дома. Вот так напоремся однажды на драу, и всё, прощай родимая гнездуля.

— Да нечего тёмным тут делать теперь, Кнак, — успокоил его лидер. — Хозяев поместья порешили, новые ничего не знают.

— А кто их порешил, Бокбак? Старши́е?

— Не, драки бы их не тронули. Это теперь мы бум-бумы таскаем, — лидер встряхнул рюкзак.

— Бокбак, ты бы не тряс рюкзачулю, всё-таки штуки нежные, — испуганно сказал Кнак. — Полетят клочки по закоулочкам.

— Не боись, запалы отдельно лежат. А кто порешил? Так я думаю, что ельфы. Прознали, что тутошние снюхались с драу, и сразу их мочканули, чисто на всякий. Ондорам тёмные гаже, чем в сапог нассать.

Кобольды, видимо, тоже решили передохнуть, сгрузили рюкзаки на пол, расселись, закурили короткие трубки с какой-то вонючей травой, Марве пришлось делать над собой усилие, чтобы не расчихаться.

— Хочешь, я им вломлю? — кровожадно прошептала ей на ухо Крага.

— Нет, не надо. Давай лучше проследим и послушаем.

Кобольды в основном болтали о своих делах, упоминая места и обстоятельства, которые не говорили Марве ни о чём. Похоже, что они работают на тех, кто больше заплатит, исполняя всякие мелкие поручения, а заодно тащат всё, что плохо лежит. Репутация у кобольдов не очень, они известны как существа хитрые, вороватые и трусливые. В Бос Турохе их, например, не пускают в город, причисляя к опасным паразитам, вроде хрыгсов. Однако они неглупы, умело обращаются с механическими приспособлениями, в том числе довольно сложными, известны как мастера скрытности и маскировки, а также отлично ориентируются в подземельях. Кобольды считают старшими братьями драконидов, и только к ним, из всех разумных, относятся с уважением. Что думают по этому поводу сами дракониды, никому не известно.

Заинтересовал же девушку один разговор:

— Ельфы-то совсем озверели, — жалуется Бокбак. — Травить нас взялись.

— Это в Бос Турохе, что ли? — спросил Закс.

— Ага, в нём самом. Льют в подземелья какую-то дрянь, от неё сначала шкура облезает, потом слепнешь, а потом помираешь. И это ещё не всё!

— Что значит «не всё»? — удивился Кнак. — Ежели ты помер, то это уж точно всё. Дальше не твоя проблемуля.

— Если бы! Один мой знакомый, Скрад его звали, вот так вляпался, три дня помучился и хвост отбросил. Семья тело жрать не стала, потому как видно же, что отрава. Оттащили и в канализацию кинули. И вот прошло две недели, и видят они — бредёт по подземелью Скрад. Еле признали — грязный весь, шкура облезла, воняет гадостно. Жена такая: «Скрадушка, ты ж помер! Мы за тебя выпили по обычаю. Да что там, я уже нового мужа нашла! И куда его теперь?» А тот ничего не говорит, рычит только и лапы тянет. Пригляделись — а он мёртвый!

— Брехня, — уверенно сказал Закс. — Мёртвые не ходят.

— А вот и не брехня, — покачал головой Бокбак, — мне его жена рассказала, Дапла. Перепугались все, давай мертвяка копьями тыкать, а ему хоть бы что. Весь в дырках уже, а стоит и рычит. Лапы тянет. Слава нефилиму, шаман там случился, он его взял да и сжёг. И то, говорят, пока весь не сгорел, всё полз и рычал, не унимался. И не один такой случай был. От ельфов всегда жди подляны, те ещё гады.

— А я всегда говорил, — прокомментировал Кнак, — икнётся нам переезд в Бос Турох. Не хотят они нас видеть, и не надо.

— Не скажи, — не согласился с ним Закс. — Денежки там водятся, и чего спереть всегда найдётся. Просто надо днём из подземелий не вылезать, ну, или иллюзией хорошей пользоваться. Мало ли, где нас видеть не хотят? Да нигде. И что теперь, и не сопри ничего?

— Оно, конечно, верно, — признал Кнак. — Но я бы из Бос Туроха свалил, было б куда…

— Ладно, — сказал Бокбак, — хватит перекуров. Пошли, недалеко уже.

Кобольды встали, нацепили рюкзаки и потрусили вперёд по коридору. Марва и Крага подождали, пока те отойдут подальше, и потихоньку пошли следом.

В азарте скрытной погони девушка забыла об усталости и даже удивилась, как быстро они вернулись к подвалам замка. Внутрь, к насосу, кобольды не пошли, вместо этого Бокбак, залезший на спины Закса и Кнака, всем своим небольшим весом повис на старом факелодержателе. Тот хрустнул и поддался. Заскрежетала, открываясь, потайная дверь, названые гости юркнули в неё, и стена закрылась.

Девушки выждали пару минут, чтобы кобольды отошли подальше, затем Крага дёрнула кронштейн. За дверью оказался коридор поуже, ведущий куда-то под замок.

— А здесь натоптано, — тихо сказала охотница. — Они тут не первый раз проходят.

— Интересно, чего им надо? — спросила Марва.

— Спереть чего-нибудь, конечно. Это ж кобольды, самый вороватый народец. Небось лаз к погребам со жратвой… Кстати, я бы не отказалась. Снова жрать хочется. Пошли, поглядим, чего они тут тырят.

Коридор дважды свернул, затем впереди замерцали отсветы фонарей и послышались голоса:

— Сюда, сюда мостырь!

— Не, тут уже много. Давай под ходулю сделаем подкладулю!

— Тогда эту не оторвёт! Мало бум-бума!

— Да нормально, отвечаю! Она не толстая.

— Надо так, чтобы не починили потом.

— Да кому теперь чинить? Их же того-этого…

— Тогда зачем мы вообще это делаем?

— Ты что, Кнак, совсем дурачок? За деньги, конечно!

— Так, — веско сказала Крага, выходя вперёд, — стоять-бояться! Вы что тут творите, паразиты мелкие!

Кобольды испуганно пискнули, обернулись, посмотрели на грозную полуорчанку с молотом в руке и тут же кинулись врассыпную.

— А ну стоять! Кому сказала! — заорала охотница, но куда там — маленькие и шустрые, кобольды легко уворачиваются от её рук, пытаясь проскочить в коридор.

Марва вытащила мамин пистолет, прицелилась, и, выбрав момент, нажала на спуск. Негромко хлопнул нижний, дополнительный ствол, и Бокбак, поражённый в нижнюю часть спины парализующей стрелкой, упал на пол. К её удивлению, два других кобольда тоже застыли, выпучив от испуга глаза.

— Ты чё, девуля, — сказал дрожащим голосом Кнак, — с ума рехнулась, из пистоля палить? Тут же бум-бума до мраковой тёщи!

— Тебя же первую со стенок соскребать придётся! — добавил Закс.

Крага тут же, воспользовавшись случаем, ухватила и того, и другого за длинные уши. Закса — за левое, Кнака — за правое.

— Вот теперь вы нам всё расскажете как миленькие!

— Ой, здоровуля, больно же! Расскажем, всё расскажем, только давайте сперва отсюда подальше отойдём! — пропищал Кнак.

— Да, — подтвердил, скривившись от боли, Закс, — миль на десять, для начала. Это последний поход был, весь бум-бум принесли. Кто знает, когда он сбубумкнет теперь? Может, они этого только и ждали.

— Кто? — рявкнула растерявшаяся Крага.

— Да мы почём знаем, кто? Может, Бокбак знал, но вы ж его того…

— А мы так, поди-принеси, — добавил Кнак, — нам сказали ходительную топтулю найти — мы нашли. Сказали бум-бума под неё натаскать — натаскали, а кто, чего, зачем — это дело не наше.

— Чего вы нашли? — не поняла Марва.

— Так вот же, — показал вверх кобольд. — Железявую громадулю.

Марва подкрутила фитиль в фонаре, чтобы тот светил ярче, и подняла светильник вверх.

— Ого, — сказала она после длинной паузы. — Даже ого-го. Это надо срочно показать брату!