Глава 9. Не бросайте нас в терновый куст!

Висящее над латифундией светило приближалось, приближалось — и приблизилось. Под колёсами фургончика перестал скрипеть снег и загремела брусчатка мощёной дороги, по сторонам от неё потянулись плодовые деревья, ягодные кусты и овощные грядки.

— Ух ты! — восхитилась сидящая у Эдрика за спиной Шмыгля. — А тут ярко! Ярче, чем у нас.

Маленькая кошечка соскучилась ехать в фургоне и напросилась вторым седоком. Весит она немного, и Эдрик решил, что от полуня не убудет, тем более что скорость передвижения всё равно небольшая.

— Просто вы жили на окраине Обоза, — пояснил он. — Почти в тени.  Светила на Дулаан-Захе все одинаковые. Можешь снять курточку, тут уже тепло, и чем ближе к центру поместья, тем будет теплее.

— А можно такое светило привязать к фургону и кататься с ним? Было бы везде тепло и светло!

— Наверное, можно… — задумался Эдрик. — Бродячие города же свои таскают. Только очень дорого выйдет.

— Оно стоит много денег?

— Светила не продаются. Их зажигают в Бос Турохе и сдают в аренду тем, кто может это себе позволить. И одних денег для этого мало, ондоры ставят кучу условий. Кроме того, солнц не может быть больше шестнадцати.

— Почему? — спросила неугомонная Шмыгля.

За время путешествия она вся изпочемучкалась, задавая вопрос за вопросом, Эдрик уже устал объяснять ей всё подряд.

— Не знаю точно, — признался он. – Кажется, они все привязаны к шестнадцати светилам Бос Туроха. Как бы их отражения, что ли…

— Или эльфы просто противные жадины!

— С этим сложно спорить. Но всё-таки лучше уточнить у моей сестры. Она больше знает о всяких штуках, потому что училась.

— У тебя есть сестра? А какая она?

— Умная и красивая.

— Вредная?

— Нет, — удивился вопросу Эдрик. — Полезная. С чего ты решила, что вредная?

— Царап говорит, что сёстры всегда вредины, — вздохнула кошечка. — А я не специально. Мама говорит, характер такой. В папу.

— Да уж, что в папу, то в папу, факт…

Пока Кованый мерно шагал, таща за собой фургончик, Шмыгля успела поскакать на крыше, посидеть на полуне, побегать вокруг кругами. Дважды Эдрик ловил её в степи, когда кошечка видела там что-то интересное и убегала посмотреть, а один раз её чуть не съели, когда ей пришла в голову идея почесать за ушком медвенота, зверя обаятельного, но в еде неразборчивого. Отец её был таким же непоседой.

Ружьё с демоном пришлось убрать в чехол и спрятать, потому что Шмыгля, утомившая всех вопросами, повадилась болтать со скучающим без компании Десом, а его рассказы не для детских ушек.

Пухоушка, кажется, уже махнула лапой на неуёмную дочь и только вздыхала, наблюдая за её фортелями. А вот Царап, хотя внешне похож на отца куда больше, характером, наоборот, в маму — серьёзный и обстоятельный котик, хозяйство на нём держится.

Фургончик вкатился во двор замка, Эдрик спрыгнул с полуня и шагнул навстречу выбежавшей из двери сестре.

— Привет, Марв, как ты тут?

— Ты не поверишь.

— Чему не поверю?

— Сначала мне, а потом своим глазам. Но это позже. Как дорога?

— По-разному, — вздохнул Эдрик, — мне тоже найдётся, что тебе рассказать…

«А ещё больше — что не рассказывать», — подумал он при этом. История загула с голиафами — это, пожалуй, не то, чем хочется поделиться с младшей сестрой. Брат должен быть ей опорой, а что за опора, у которой в любой момент может отрубиться голова? Пока эти заскоки обходились без трагических последствий, но кто знает, что будет дальше?

— Это Шмыгля, — сказал Эдрик, снимая кошечку со спины полуня. — Дочь моего друга и сослуживца. В фургоне её мать и брат… А нет, брат уже вот он. Позволь представить — Царап. Достойный котёнок своего отца, опора семьи.

Царап шагнул вперёд и поклонился, прижав к груди лапку.

— Они поживут у нас какое-то время.

— Я попрошу Альфонсо, чтобы им выделили комнаты.

— Здравствуйте, вы, наверное, Марвелотта, сестра Эдрика, — из фургона спустилась Пухоушка. Белая табакси нарядилась в своё лучшее платье, чёрное; она любит контрасты.

— Лучше Марва, или даже Марв, — кивнула девушка. — Сочувствую вашей утрате, мадам, и рада приветствовать в латифундии Колловски. Можете чувствовать себя как дома. Слуги перенесут вещи из фургона в ваши комнаты, а вам я предлагаю отдохнуть с дороги и пообедать.

За обедом Марвелотта ведёт светские беседы как настоящая аристократка, командует переменами блюд, снисходительно не замечает, как балуется, сооружая шалашики из серебряных зубочисток, Шмыгля, и как её периодически пихает в бок смущённый Царап. Эдрик, последние десять лет питавшийся либо в тавернах, либо у походного костра, уже с трудом вспоминает, какая вилка полагается к какому блюду, поэтому смотрит на сестру с гордостью.

— Уф, — сказала Марва, когда обед закончился и табакси ушли в подготовленные им комнаты, — как же это утомительно!

— Ты была великолепна, сестрёнка!

— Правда? Я хорошо держалась?

— Идеально! Я чувствовал себя на твоём фоне диким степным медвенотом.

— Да, — засмеялась девушка, — твои застольные манеры отдают портовым кабаком. Ты ел жаркое салатной вилкой!

— О, так это всё-таки была салатная? У меня были сомнения… Наверное, я слишком долго обходился одним ножом. Но ты не посрамила род Колловски, умничка. Хотя я не думаю, что Пухоушка избалована в этом плане.

— Она держалась вполне светски, — заметила Марва. — А нас натаскивали в школе на этикет. Ненавидела эти занятия, они были дико скучными и казались совершенно бесполезными. То ли дело теория махин или сопромат!

— Сопромат?

— Сопротивление магической материи механургическому воздействию. Сложно, но увлекательно. Без этого махину не построить. А для чего какая ложка на столе… Впрочем, братец, тебе придётся в ближайшие дни это вспомнить.

— Ах, да, — скривился Эдрик. — Бос Турох.

— Именно. Тебе наверняка доведётся посещать Совет латифундий, там очень пафосно и все вопросы решаются на деловых обедах. У тебя есть приличная одежда?

— Приличнее той, что на мне? Нет.

— Эта выглядит так, словно ты несколько лет таскал поверх неё кирасу.

— Ну…

— Понятно. Это так и есть, я угадала. Заказывать некогда и не на что, надо посмотреть среди вещей отца, может, что-то подойдёт. Правда, он в последние годы слегка располнел, тебе, скорее всего, будет велико. Их бы перешить, но я не умею. Шитью нас не учили, это занятие простолюдинов.

— Пухошка отлично шьёт. Думаю, она не откажет мне в небольшой услуге.

— О, какая полезная дама! У вас, часом, не роман? Я на всякий случай уточняю…

— Она же табакси!

— Весьма красивая киса. Такая шёрстка! Так что, у меня будет пара пушистых приёмных племяшек, или как?

— Марв, перестань меня дразнить. У табакси не бывает романов с людьми, смешанных семей и полукровок. Ты не можешь этого не знать. Это вдова моего армейского друга, я обещал позаботиться о его семье и делаю это.

— Ладно, ладно, братец, шучу. Ты молодец, что держишь слово. А теперь пошли, мне нужно кое-что тебе показать.

***

— Марв, что это за штука?

— Ага, впечатляет, братец, скажи?

— Не то слово, — Эдрик задрал голову вверх и поднял фонарь повыше.

Подземный зал теперь освещён настенными светильниками, но под высоким потолком сумрак, так что разглядеть находку целиком сложно. Луч фонаря выхватывает то могучую стальную ногу, то клёпанное железное днище, то толстые тёмные стекла иллюминаторов, то медные трубы непонятного предназначения.

— Она реально огромная, Марв. Как дом. Как большой дом. Зачем делать дом из железа на стальных ногах?

— Чтобы путешествовать, братец! Она ходит! Топ-топ-топ. Ну, — поправилась девушка, — ходила раньше. Я пока не пробовала.

— Так это махина? — догадался Эдрик. — Её построил отец?

— Да, это самоходная махина, внутри механургический двигатель, я ещё не совсем разобралась, как он работает, но…

— Но это же подземелье. Куда тут идти?

— А, с этим я как раз разобралась. Пошли.

До дальней стены зала шли несколько минут, такой он огромный. Марвелотта подошла к нише и потянула за бронзовый рычаг. Заскрежетало, здоровенный кусок каменной кладки медленно пополз в сторону.

— Тут привод от замковой махины, представляешь?

— Нет, — честно признался Эдрик, — не представляю. Понятия не имел, что под замком такое. Это всё отец сделал?

— Думаю, нет. Он переехал в латифундию, когда женился на маме, а это очень старые механизмы. Скорее всего, только подключил их к движку, зубчато-винтовая передача выглядит новее всего остального. Похоже, раньше ворота работали на магическом приводе.

— А сама эта ходилка?

— Я не уверена, — призналась Марва. — Такое впечатление, что её делал отец, но, видимо, не с нуля. Собрал из готовых частей. Крага… помнишь её?

— Полуорчанка-охотница? Ещё бы не помнить! Ходили с ней на страузебру. Сначала мы за ней гонялись, потом она за нами… Было весело, а потом вкусно. Знаешь, какое из страузебры жаркое отличное? Я за это спёр для Краги пять бутылок вина из отцовской коллекции. Три из них мы выпили вместе. То есть мы, может быть, выпили пять, но помню я три. Крага здорова пить, а мне было шестнадцать.

— А, так вот с кем ты так нажрался тогда! — засмеялась Марва. — В общем, она видела, как дракониды тайно привозили в поместье большие железные детали. Возможно, как раз от этой штуки. В руинах, заброшенных в Жендрике, сохранилось немало железа эпохи великанов.

— Да, — согласился Эдрик, — дракониды постоянно тащат оттуда металл на продажу.

— Я только представить не могу, — сказала девушка, — чем им заплатили родители. Привезти что-то из Жендрика — дорогая услуга. В Кисгодоле, например, очень хотят заполучить древние механизмы, но даже главный дом Колловски не может себе этого позволить. Изучают мелкие детали и случайные обломки, которыми торгуют иногда кобольды.

— Я встретил драков по дороге домой. Точнее, они меня встретили. Разговор вышел довольно напряжённым.

— Крага тоже говорила, что ей угрожали, но она так разозлилась, что не поняла, о чём речь.

— Вкратце: они считают, что Могой, их нефилим, была убита. И якобы мама обещала сказать, кем именно. За эту информацию баярлах оказали нашей семье какие-то услуги, а теперь требуют рассчитаться. И то, что родители умерли, их не волнует, у драконидов семья отвечает друг за друга полностью. В общем, они обещали убить нас с тобой и вообще всех в поместье, если я не предоставлю ответ. Тебе не попадалось в бумагах ничего подходящего?

— Типа записки: «Могой забодали пьяные тифлинги»?

— Э… Почему тифлинги?

— А почему бы и нет? У них есть рога. И они много пьют. И вообще барды, от бардов что угодно можно ожидать. Я наугад сказала, разумеется, ничего такого в бумагах нет. Но я и половины документов не просмотрела, не говоря о том, чтобы внимательно изучить. Их там горы и горы. От одной мысли вернуться в кабинет меня охватывает тоскливый ужас, особенно теперь, когда я нашла эту штуку. Она такая интересная! А бумаги такие скучные! И все от меня чего-то хотят! И никто мне ничего не рассказывает! — Марва расстроенно шмыгнула носом. — Я не хочу этим заниматься, братец! Я училась на механурга, а не управляющего поместьем.

— Иди сюда, Марв, — Эдрик привлёк к себе сестру и обнял, — не грусти, мы справимся. Вот, например, Пухоушка — она работала делопроизводителем в управе Гуул-Гурачо. У неё большой опыт работы с бумагами. Попроси её помочь.

— О, слушай, — воодушевилась девушка, — если мне удастся свалить на кого-то хотя бы часть этого занудства, я буду счастлива. Ну, или, как минимум, счастливее, чем сейчас. Ты спасаешь меня, братец.

— Обращайся, сестрёнка. А что у этой штуки внутри?

— О, я уж думала ты не спросишь! Полезли, покажу! Вот этот рычаг, смотри, опускает лестницу…

***

Внутри дома на ходулях темно, пыльно, пахнет металлом и смазкой. Длинный коридор привёл в помещение с большим окном в металлической оправе.

— Это комната управления, — пояснила Марва. — Видишь, сколько рычагов? С частью я уже разобралась, хотя работы ещё много. Но это ещё не самое интересное, пойдём.

Вдоль металлического коридора двери. Эдрик открыл одну из них, внутри небольшая каюта, как на корабле. Довольно уютная, хотя и тесноватая.

— Пойдём, пойдём, — тащит его Марва, — тут ничего интересного. Комнаты, кладовки, кухня, всё такое. Почти как дома. Живёшь такой, а оно идёт себе! Но нам вниз.

Девушка сбежала по металлическому трапу, приглашающе помахала фонарём. Внизу трубы, трубы, трубы, вентили, крутилки, большие приборы с медными стрелками. На Эдрика это наводит ужас, напоминая о временах, когда отец ещё не отчаялся сделать из него механурга и не переключился на Марвелотту. При одном виде техники его охватывало отчаяние, потому что понять, как она работает, было выше его сил. Как отец ни объяснял — всё было бесполезно. Ступор. Стена. Юный Эдрик сидел со стеклянными глазами и не мог ответить ни на один вопрос.

Марва завела его в самое сердце этого механургического безумия и, гордо указав рукой, сказала:

— Смотри!

— На что? — тоскливо спросил Эдрик.

— Ты что, не видишь?

— Я вижу слишком много всего. В глазах рябит от труб.

— А, что с тебя взять… Это главная махина, их называют «силовыми установками», потому что их сила приводит в движение всю остальную механургику.

— Как главная махина замка?

— Вот видишь, всё понял! Да, но тут она совсем другая! Знаешь, что странно? Я вообще не могу понять, как она работает!

— Прости, Марв, мне не кажется это странным. Потому что я не могу понять, как работает что угодно здесь.

— Нет, братец, я уже разобралась почти со всем устройством этой ходули…

— Ходули? Эта штука так называется?

— Ой, это я от кобольда подцепила.

— Какого ещё кобольда?

— Я не рассказала? Тут были кобольды, они хотели всё взорвать, натаскали гору алхимической взрывчатки, но попались. Я уже всё разобрала, не волнуйся.

— То есть где-то в замке сейчас лежит куча алхитротила? И я не должен волноваться?

— Запалы лежат отдельно. И главный детонатор. Он, кстати, магический, управляется дистанционно, те, кто подрядил кобольдов, собираются взорвать ходулю издали. Расстояние не имеет значения, хоть из Бос Туроха можно, если есть ответная часть.

— И у кого она может быть?

— Не знаю. Кобольды не признаются. Мы заперли их в подземелье, но надо мной они только смеются, а Крагу просить боюсь, она их прибьёт.

— Займусь, — кивнул Эдрик, — я знаю, как допрашивать кобольдов. Всё выложат, как миленькие. Так что не так с этой махиной?

— Не могу понять даже принцип работы, — вздохнула Марва. — Это не махимагика, не механургика и не технодемонистика, что-то среднее. В школе нас такому не учили, и отец не рассказывал. Вообще ни на что не похоже.

— Почему ни на что? — удивился Эдгар. — Похоже. На огромный железный бублик.

— Это сходство не очень помогает, знаешь ли. Бублики обычно не используют в механургике. Я поняла, как её включить, но не знаю, чем заправить, а главное — не в курсе, как именно она работает. Это правда странно, поверь, я хорошо училась.

— Ничуть не сомневаюсь, — заверил Эдрик.

***

Кобольды с комфортом расположились в подземной камере. Лавки накрыты мягкими матрасами, горит магический светильник, грязная посуда на столе свидетельствует, что пленники не голодают.

— Эй, девка! — развязно сказал Бокбак, развалившись на кровати, — почему нам эль не дают? Компот свой сами пейте!

— Девуля, мы ничо тебе не скажем, так и знай! — добавил Кнак. — Кобольды своих не сдают!

— Мы эти, как его… герои, да! — закивал Закс. — Несгибучие. Хоть всю жизнь нас тут держи.

Эдрик покачал головой и закрыл дверь камеры.

— Ну ты даёшь, Марв. Это ж кобольды. Ты им создала условия лучше, чем дома, они и правда готовы тут остаться навсегда. А что? Кормят, и работать не надо. Так они тебе ничего не скажут.

— А что мне их, бить, что ли? — расстроилась девушка. — Я не могу.

— Пошли кого-нибудь за Гвенвивар.

— Нашей друидкой? Зачем?

— Давай-давай, я знаю, что делаю.

Гвенвивар пришла, демонстрируя всем своим видом недовольство. Друиды не любят камень и подземелья, им подавай простор и свежий воздух.

— Здравствуйте, господин Эдрик, — сказала она. — Я не очень понимаю, зачем…

— Мадам, я рассчитываю на ваше несравненное искусство, — слегка поклонился парень, — не могли бы вы вырастить тут терновый куст?

— Здесь? — удивилась та. — Прямо на камнях?

— Да, именно.

— Могу, но долго он не протянет. Условия вегетации…

— Не надо долго. Пять минут простоит?

— Пять дней минимум! — обиделась Гвенвивар. — Я профессионал!

— Великолепно!

— Вам тут, в коридоре? Будет неудобно ходить, он колючий…

— Нет, я сейчас открою камеру, надо будет точно по центру.

Друидесса скептически посмотрела на кобольдов, но никак не прокомментировала. Прошла в центр помещения, стукнула посохом в щель между камнями.

— Это всё, что от меня требовалось? — спросила она. — У меня много работы в полях.

— Да, Гвенвивар, большое Вам спасибо, — ответил Эрик, глядя, как из пола с хрустом и треском растёт терновый куст.

Друидесса ушла, куст достиг высоты человеческого роста, раскинул ветви и затих.

— Эй, — опасливо спросил Бокбак, — ты чего? Надеюсь, это не то, о чём я подумал?

— Только не бросай нас в терновый куст! — испугался Закс.

— Эй, девуля, — жалобно попросил Кнак, — скажи ему, пусть уберёт кустулю!

— Вы сами напросились, — жёстко сказал Эдрик.

— Кобольдов нельзя бросать в терновый куст! — дрожащим голосом сказал Бокбак. — Это жестокое обращение с пленными!

— У нас тоже права есть! — жалобно пискнул Закс.

— Имейте совесть! Нам же потом руки никто не подаст! — захныкал Кнак. — Ни в одном кабаке не нальют! Из гнездули выгонят!

Почему кобольды больше всего прочего боятся быть брошенными в терновый куст, никто не знает. Может, аллергия, а может, пережитки племенных традиций. Народец они скрытный, да и нет никому до них дела, по большому счёту. Но особисты в войсках знают: попался в плен кобольд — тащи к терновому кусту, всё расскажет как миленький.

— Вы не пленные, — строго ответил Эдрик. — Вы террористы и диверсанты, на вас Кисгодольская конвенция не распространяется. Итак, кто у нас первый в куст?

— Он! — хором сказали кобольды, показав друг на друга.

— Бокбак брал подряд! — тут же сдал командира Кнак. — Извини, братюня, когда речь заходит о кустах, каждый сам по себе.

— Он брал, он! — закивал Закс, указывая на Бокбака аж двумя руками, для верности. — Мы и не знаем ничего!

— Мы вообще не при делах, девуля! Только мешки таскали! А он деньжули наши жилил!

Эдрик шагнул к Бокбаку и крепко взял того за ухо:

— Ну что же, куст ждёт тебя.

— Не надо! — засучил короткими ножками тот. — Не надо! Я всё расскажу! Честно!

— Если попробуешь соврать, мигом окажешься в кусте!

— Честно-пречестно! Клянусь хвостом!

— Вот же морда трусливая, а? — сказал Закс Кнаку, тут же успокоившись.

— Да, братюнь, совсем ссыкло наш атаман оказался, — солидно ответил тот. — Вот мы бы с тобой ни за что не раскололись, да?

— Не, мы не такие. Мы несгибучие! Как шкворень!