Дневник наблюдений за природой

Группа молодых людей обоего пола беседует о чем-то, перемежая речь робкими неумелыми матюками. Меня раздражает, когда такой сильный лексический инструмент используют так бездарно, но что поделать, у людей вообще редко есть чувство соразмерности.

Посередине в фокусе внимания звизда-манда-королевишна. Альфа-самочка. Бровки домиком, губки бантиком, сиськи торчком, жопка кулачком, ресницы веером, ногти стамесками, слюни пузырями. Слюни, впрочем, не у нее, а у молодых людей вокруг. И не сказать, что вот прямо красотка — слишком много глянца, розового и блесток. Убери все это — и что останется? Но поставила себя хорошо. Прочно поставила. Неважно, насколько ты красива, важно, чтобы окружающие не смели усомниться. Для этого свита — две девицы в ранге «бодигард-фрейлина». Отобраны по принципу визуальной неконкурентности — то есть, юбка пониже, макияж пожиже, шмотки подешевле. Как рыба-лоцман при акуле, подбирают клочья растерзанных поклонников, тем и сыты. Зато любого, кто усомнится в звездном статусе их королевишны, морально изничтожат на месте. Так и зыркают хищно вокруг — не покусится ли кто? Не осмелится ли?

Объект их опасений держится чуть в сторонке. Неяркая, но премиленькая девчушка явно не из компании. Одета скромно, макияжа почти нет, на плече сумка с книгами. Студентка-отличница. К сожалению, такие обычно не осознают, насколько прелестны в своей естественности. Но молодые люди нет-нет и отведут взгляд от слепящего сияния Звизды. Взглянут искоса. Природу не обманешь. Где-то в глубине тестикул они чувствуют, что от королевишны им все равно ничего не обломится, они ей только для престижа, чтобы кто-то вокруг вздыхал и ахал, подогревая эго страстными взглядами в декольте. А так-то она себя не на помойке нашла и не просто так в макияж инвестировала.  Даже будь они прынцы на белых конях — ей не нужен прынц. Прынц — инвестиция волатильная, сядет то ли на престол, то ли в темницу, а то и вовсе конкуренты отравят. Ей сразу короля подавай. Разумеется, при короле она будет не правящей особой, как ей сейчас мнится, а дежурной отсосиской в ранге «пошла-нахуй-не-мешай», но это она поймет, когда будет поздно, а сейчас совсем другая история.

Студентка на ее свиту не претендует, она со своим молодым человеком, скромно держится за его локоток. Молчел какой-то никакой, зачем он тут непонятно, да и на Звизду пырится несколько даже неприлично. Видимо, в их компании быть при Звизде статусно даже третьим подползающим. Элитарненько. На мой мизатропический взгляд, помани его сейчас Звизда — бросит свою студенточку и не оглянется. Потом, конечно, обратно приползет, униженный, отвергнутый и морально обоссанный, прощенья попросит. Она простит, такие всегда прощают. Первые раз пять-шесть. Потом не выдержит и найдет себе другого, такого же мудака. Или гаже. Так уж все на свете хуево устроено, и не я это придумал. А придумывал бы я — было бы еще хуже.

— А ты что скажешь? — внезапно прервав свою речь, обращается к студентке Звизда. — Ну, ты, как там тебя... Ты же у нас умная?

Ах, сколько презрения и яда в этом тоне! Сколько слышится кавычек вокруг «умная»! Какая усмешечка на кукольном лице! Нет уж, Королевишна даже крохи внимания никому не отдаст! И бодигард-фрейлины хищно захихикали, переглядываясь — сейчас они кого-то будут морально топтать, компенсирую свою вечно вторую позицию.

— А, что? — искренне удивилась студентка. — Извини, я не слушала.

Все замерло в напряженной тишине.

Девочка, я верю, что ты не специально. Отвлеклась, задумалась, не ждала подвоха. Но и тщательно подготовившись, ты не смогла бы сказать ничего более оскорбительного. Даже твой молчел уставился на тебя в изумлении. Ты? Не слушала Её? Ты бы ей еще публично в кофе плюнула!

— Я сказала, — выговаривает Звизда медленно, тщательно обмакивая в яд каждое слово, — что нельзя давать кому попало.

Она выразительно смотрит на студенткиного молчела.

— Потому что все, с кем ты трахалась, оставят след в твоих детях! Поэтому надо выбирать лучших, тогда твои дети будут идеальны. Есть такая наука — телемония!

— Телегония, — поправляет ее девушка. — И это не наука. Это суеверие. Ее опровергли лет сто назад.

— Ха-ха-ха! — показательно закатывается бодигард-фрейлина номер раз, почувствовав угрозу авторитету Звизды. — Да что ты в этом понимаешь?

— Я генетику сдавала в эту сессию, — пожимает плечами студентка.

— Ах да, — подхватывает бодигард-фрейлина номер два, — ты же из этих...

Она показывает маникюром в воздухе нечто неприятно-медицинское. На лице выражение брезгливости и отвращения.

— В мед идут только неудачницы, — поддерживает первая. — Копаться в чужих кишках... Фууу!

— Так вам правду и сказали! — гордо отмахивается Звизда, хотя видно, что она слегка уязвлена. — Специально скрывают, чтобы народ деградировал!

— Да что знают эти врачи?

— Коновалы!

— В этой в стране медицины вообще нет!

— Все дипломы куплены!

Свита подключилась дружно, студентке-медичке и слова не вставить.

— А я в интернете читал, что...

— По РЕН-Тв показывали...

— Мне тетка говорила, а она...

Девушка растерянно смотрит то на них, то на своего молчела. Тот из последних сил делает вид, что его тут нет, аккуратно, почти незаметно освободив локоть от ее руки.

Говенный тебе кавалер попался, барышня, бросай его нахуй. Телегония, конечно, хуйня, в детях его ДНК не останется, но в душе его мудизм оставит черный след, как трактор по газону.

Студентка разворачивается и уходит. Все подчеркнуто не смотрят ей вслед. Хочется верить, что она что-то поняла сейчас про отношения, но это вряд ли. А вот что внутри людей в основном говно — это ей в медицинском наглядно покажут.

Наша нелепая «пупоцентричность» — уверенность, что Мироздание вращается вокруг нашего пупка, — имеет вполне понятную, я бы сказал, оптическую природу. Мы наблюдаем мир изнутри своей башки, и никак не можем сменить точку обзора. Разумеется, мы по умолчанию считаем ее Центром Всего. Кстати, любопытный опыт — посмотреть на себя со стороны. Например, через квадрокоптер с камерой. Встать перед ним, заглянуть в объектив — и начать подъем. И постепенно вместо вашей рожи во весь кадр начнет проявляться реальный масштаб вашей скромной личности на фоне местности. Если бы коптер мог взлететь на орбиту и далее, было бы еще нагляднее, но и так тоже неплохо. Эй, парень, да тебя уже метров с двухсот хрен разглядишь в пейзаже! Не до хуя ли ты о себе думаешь?

Следствия из этого весьма забавные. Раз ты Центр Мироздания, то и точка зрения твоя — единственно Центровая. То есть, верная. У остальных параллакс и искажения по краям, ведь они не в центре. Отсюда и непрошибаемая установка в мозгу: «Есть два мнения — моё и неправильное». Допущение своей неправоты как концепции в принципе возможно, но это требует постоянного умственного усилия, а мозг — экономная фигня, вы помните. Обычно решения принимаются «по умолчанию», а там в чекбоксе стоит дефолтная галочка «Я всегда прав». Сомнения в своей правоте тактически невыгодны, они затрудняют принятие решений. Эволюционное преимущество всегда имел тот, кто думает быстро, а не тот, кто думает правильно. Когда из кустов выскочил какой-нибудь саблезубый пожиратель приматов, то решение «куда бежать» надо принимать без размышлений. Если побежишь не в ту сторону — тебе, скорее всего, пиздец. Но если никуда не побежишь, раздумывая, — то пиздец тебе точно. Так что быстро принятое неоптимальное решение лучше слишком долго обдумываемого идеального. Те, кто был склонен задумываться «А прав ли я?», не передали свои гены потомству, поэтому человеку так сложно в себе усомниться.

Пока картина мира индивидуума была преимущественно эмпирической, полученной через личный опыт наблюдений за миром в процессе охоты и собирательства, она приблизительно совпадала у большинства членов окружающего небольшого социума, а при разногласиях легко поддавалась практической верификации. («Этот гриб ядовитый. Ах, ты считаешь, что нет? А ну, пасть раскрыл!»)  Она могла радикально не совпадать с соседними социумами, имеющими другой опыт, но до этих странных подозрительных уёбков все равно три дня лесом, так что и хер с ними.

Расхождения стали набегать, когда суммарный запас знаний о мире стал превышать возможность эмпирического усвоения за сколько-нибудь приемлемый промежуток времени. (На этом этапе утратили актуальность ученые-энциклопедисты, специалисты по всему сразу.)  Все большую часть знаний приходилось получать не на эмпирической, а на авторитетной основе — принимая за данность чужой опыт.

Здесь обычно принято поминать несчастную «муху Аристотеля» — якобы, он написал, что у мухи восемь ног, и авторитет его был так велик, что никому и в голову не пришло пересчитывать. Что он там написал на самом деле после сотни переписчиков с переводчиками — дело темное. В его классификациях есть, в частности, утверждение, что у женщин меньше зубов, чем у мужчин, хотя этот тип был дважды женат и мог бы просто посчитать их пальцем. Как вариант — в его время мухи имели восемь ног, женщины меньше зубов, рыбы не имели мочевого пузыря и так далее, а потом все резко поменялось. Но это вряд ли.

Впрочем, ноги мухам и зубы женщинам пересчитать относительно просто (Берегите пальцы!), а вот электроны в атоме — уже задачка посложнее. И чем дальше, тем больше картина мира становится наведенной, принятой на веру. С лавинообразным нарастанием числа информационных источников, произошедшим в последнее время, размыванием авторитетности и снижением возможности верификации мы имеем прелюбопытное явление — в мире не найти двух людей с одинаковой картиной мира. Если взять любого произвольного человека, сесть с ним за стол с бутылкой и начать задавать вопросы о том, как устроен мир, примерно вопросе на пятом вам захочется его этой бутылкой уебать. Чисто из жалости — ну разве можно жить в таких диких заблуждениях? Впрочем, у него непременно возникнет аналогичное желание, поэтому спорить лучше в интернете.

Снижение числа прямых контактов между особями приводит к отсутствию контактной верификации. Если раньше люди с радикальными различиями в картине мира могли просто поубивать друг друга, сократив число версий реальности до одного выжившего, то теперь они плодятся как глисты.  Сторонник плоской земли может быть при этом приверженцем церкви макаронного монстра, веганом, упоротым либералом, борцом за легалайз, экошизой и вообще полным ебанько. (Остается только надеяться, что он заодно чайлдфри, и не передаст гены дальше в популяции.) При этом он легко найдет единомышленников по каждому из своих заебов и успешно огородится от любых оппонентов. В давешние времена ему бы вышибли кружкой мозги в первой же таверне.

Еще недавно носители совсем уж маргинальных версий реальности вынуждены были как-то учитывать то, что подавляющее большинство окружающих живет в ином понятийном консенсусе. Соразмерять свой публицистический пыл с ценами на косметическую стоматологию. Это слегка ограничивало их ебанутость, держа ее в социально приемлемых рамках, или инкапсулировало, уводя в коммуны, скиты и деструктивные культы. Общество вытесняло носителей сильно искаженной картины мира на периферию информационного поля, сохраняя общую стабильность. Да, это не толерантно. Но не будем забывать, что исходно слово «толерантность» имело два значения. Первое — социально-политический термин, означающий легализацию проституции (maison de tolérance — бордель по-французски). Второе — медицинский термин, означающий отсутствие иммунного ответа организма на заражение. В обоих случаях так себе штука, и на здоровье общества сказывается не лучшим образом.

В этом нет никакого «заговора». Миром правит не тайная ложа, а явная лажа. Если что-то можно объяснить ленью, тупостью и распиздяйством — смело объясняйте, не ошибетесь. Кормление аудитории говном дешево стоит и дает наибольший привес, а для чего-то другого надо напрячься? К черту трудности! Несите говно!

Скатывание в говно» (копротренд) — доминирующий результат любого достаточно продолжительного антропогенного процесса. При построении долгосрочного прогноза вопрос «скатится или нет» не рассматривается в принципе. Предметом дискуссии является только вопрос «когда». Межавторская серия книг? Ну, тому к пятому читать будет невозможно. К десятому так точно. Новый вкусный сорт пива? Надо пить сейчас, через годик станет таким же говном, как остальные. Позитивное общественное движение? Пересрутся из-за денег и власти раньше, чем вы запомните их фамилии.

Почему так происходит? Отчасти из-за монетизации любого целеполагания. По соотношению цена/качество «говно задаром» будет выигрывать всегда, потому что деление на ноль чего угодно дает одинаковую бесконечность, а если нет разницы — зачем делить больше? 

Халява при этом, конечно, ложная. Халява всегда ложная, как вечный двигатель, и нарушает те же законы сохранения. Если вы думаете, что вам что-то дают даром, то вы просто не поняли, чем и как заплатили. Честная покупка всегда обходится дешевле, но это не мешает людям лезть в мышеловку за бесплатным сыром. Их даже не смущают разбросанные вокруг кишки предыдущих соискателей — ведь они-то не такие. Те просто были недостойны, а уж они-то... Хуяк! Взводите пружину обратно, там уже следующий на сырный запах ползет.

 Но это, конечно, не единственная причина копротренда.

 В отличие от «копроэкономики», которую придумал не я, «копротренд» — мой собственный термин. Он означает тенденцию к скатыванию любого благого начинания в говно. Им объясняется, почему сиквелы хуже оригиналов, почему бренды превращаются в пародии на самих себя, почему «автор уже не торт» и множество других явлений деградации антропогенного, ежедневно наблюдаемых нами вокруг себя.

Явление совершенно естественное — один из примеров принципа возрастания энтропии. Время стирает горы в песок и превращает сериалы к третьему сезону в говно. Это, в общем, нормально. Мы и сами не молодеем, кстати. Удерживать энтропию от роста может только приток энергии извне системы, а он, к сожалению, имеет экспоненциально убывающий характер. Первоначальный на подрыве энтузиазма толчок — и пошел спад. Устают исполнители, заебываются организаторы, соскучиваются приученные к постоянному обновлению потребители. На первый робкий запашок гниения приходят гиены-маркетологи, и за ними уже остается выжженная и покрытая слоем говна пустыня. Этот бренд/марка/автор/проект сломались, несите следующий.

 Это печально, да. Но это «тактическая печаль» ближнего радиуса действия. Сдохшие проекты, сериалы, бренды и сорта пива освобождают нишу для чего-то нового, и на удобрении из говна, в которое они превратились, идет в рост очередной проект-сериал-бренд. Все как в природе, где на месте сгнившего дерева растет другое. Хотя, конечно, жаль, что никогда больше не будет тойоты-семидесятки, не доснимут «Светлячок», а ботинками «Катерпиллер» больше нельзя пинать кирпичи. Но уже наши дети о них не знают, а значит, и жалеть не будут.

В общем, с нами будет та же фигня. Мы будем стареть, дряхлеть, глупеть, впадем в маразм и помрем. В освободившихся от нас «хрущевках» наши внуки вырастят наших правнуков, для которых мы только фотка в старом альбоме.

Сейчас много говорят о физическом «медицинском» бессмертии — мол, «предел Хейфлика» можно преодолеть, генетическую программу старения отменить и сделать из нас вечных Мафусаилов. Не из всех, конечно, а из самых лучших — то есть, самых богатых, разумеется.  Денег в эти исследования вваливается прорва (это еще со времен первых алхимиков пошло).

Откровенно говоря, я не особо верю в достижимость. Сменяемость поколений — базовая фича матери-природы, а попытки ее наебать обычно плохо заканчиваются. У нее есть куча способов настоять на своем. Но, даже если предположить, что читеры от биологии найдут свой IDDQD, это ничего принципиально не изменит. Люди все равно сдохнут, а оставшиеся жить бессмертные твари будут кем угодно, но не людьми. Все, на чем строится наша идентичность — будущая смерть, которую мы одновременно отрицаем и ждем. Все наши достижения, вся наша культура, цивилизация и прочее — порыв сделать что-то, что останется после нас. Убрать из нас смерть — то же самое что убрать любовь, секс и детей. Зачем они, если мы никогда не умрем? Опыт развитых стран показывает, что чем больше продолжительность жизни, тем меньше рождаемость.  Бесконечная жизнь логично снизит ее до нуля — зачем продолжать себя в потомстве, если ты и так не заканчиваешься? Останется лишь вечно живущая страта старых бессмертных мудаков, которая превратится в сраное говно под действием беспощадного копротренда. Потом, конечно, все наебнется и начнется с начала, но я бы и пробовать не стал.

А пока ученые не принесли нам анальный суппозиторий бессмертия, позаботьтесь, чтобы от вас осталось что-то для потомства. Хотя бы квартира, да. Не, ну серьезно — за нее внуки точно будут благодарны и вспомнят вас добрым словом. В отличие от унылых поучений (да что ты вообще понимаешь, старый пердун) и невыносимо скучного «а вот в мое время...». Твое время прошло, дедуля. Может, ты реально был крут, красив, умен и все девки были твои. Но это уже никому не интересно. В отличие от наследства — этого патриархального тормоза постэкономики.

Не надо думать, что сильные мира сего не видят нового глобального копротренда. В силу изрядно укрепившихся перекрестных связей всего со всем, которое принесла нам уходящая эпоха глобализации, скатываться в говно стали уже не отдельные отрасли, направления и явления, а Человечество в целом. Стенка, в которую, непрерывно ускоряясь, летит паровоз экономики потребления, из кабины машинистов видна вполне отчетливо. Нет, дебилов в этой кабине тоже хватает. Их там, вы удивитесь, ровно такой же процент, как в среднем по популяции — то есть, дохуя. Но есть и вполне вменяемые, которым не улыбается перспектива решать вопрос традиционными, проверенными историческими способами — войной и геноцидом. Они, конечно, сработают — всегда срабатывали, — но это крайний случай. Уж больно хорошо мы продвинулись в вопросах истребления себе подобных, как бы не перестараться. 

Так что там изо всех сил ищут стрелку на запасной путь. На любой, лишь бы не в стенку. Некоторый сумбур судорожно вбрасываемых сейчас в общество идей объясняется тем, что хорошего пути не видно, а выбирать между плохими неприятно.

Но приходится.

Однажды Мастер почувствовал в гараже чье-то присутствие. Оглядевшись и даже заглянув для верности в яму, он никого не обнаружил. Но ощущение пристального взгляда в спину не проходило.

— Ладно, сдаюсь, — сказал Мастер, — вылезайте.

 Когда он обернулся, в гараже оказалось тесно от посетителей. Один был похож на американских президентов — на всех сразу и ни на кого конкретно. Другая придерживала на голове огромную корону и была завернута в британский флаг. Третий имел горбатый нос, сюртук, шляпу и огромный, не влезающий в карман кошелек. Четвертый носил темные очки на лице, которое невозможно запомнить. В ухо его шел проводок, пиджак топорщился подмышками. Пятый носил пейсы под чалмой и большой крест поверх буддийской кашаи. Остальные имели неопределенные очертания, смахивая не то на рептилоидов, не то на эльфов, не то на друидов.