Глава 4. Нейрокластер

На пути к нашему замечательному заведению меня перехватил Хлось.

— Боз Гарт! — парнишка возник из неонового тумана Средки, как привидение. — Поговорить надо.

Преодолел соблазн ответить: «А мне не надо», — и пройти мимо. Всё-таки они мне пока нужны.

— Я насчёт Крикса, боз Гарт.

— Какого ещё Крикса? — удивился я.

— Ну, пацанчик наш. Который с левой картой спалился.

— А, этот.

— Что с ним будет, боз?

— Вопрос не ко мне, Хлось. Он подставил Киралика. Знаешь, сколько стоят сутки простоя борделя?

— Сколько?

— Ты столько и не видел. Упущенная прибыль плюс ежедневная расходка, сервисный цикл-то всё равно пройдёт. Весь убыток этому дебилу не покрыть, но он молодой, здоровый, сколько-то его органы стоят.

— В разборку?

— А ты думал? Вершки не ставят имплы, но не любят болеть. Твой тупой дро станет чьей-то печенью, чьими-то почками, чьими-то лёгкими и так далее. Голова только не пригодится, в ней ничего ценного нет.

— Он мне не дро, боз. Но он из нашей корпы.

— Так радуйтесь, что избавились от этого тупиздня. Выставлять Киралика на токи — это надо вообще ума не иметь.

— Он не хотел. Просто отжал карту и решил оттянуться.

— Поправь меня, Хлось, если я ошибаюсь. Но разве в корпах не принято сдавать краймовый навар в общак?

— Да, боз. Так и есть.

— То есть он, для начала, как позорная пегля, кинул своих дро?

— Да, боз.

— Ещё вопрос, Хлось. Ты как прем объяснял своим, что вершков трогать шквар, что за это прилетит всем вокруг, потому что безы не будут разбираться?

— Объяснял, боз.

— То есть он забил на тебя как на према?

— Да, боз.

— И насрал в лапшу целому кварталу Средки, потому что пока безы тут, клиенты его третьей дорогой обходят? А многие не вернутся совсем, потому что в других кварталах тоже неплохо?

— Да, боз.

— И какого хрена ты тогда пришёл?

— Я прем, боз. Я отвечаю за корпу. Даже за такого беспросветного дебила, как Крикс. Корпа не должна сливать своих. Ребята за него просят.

— По всем понятиям он спеглил, Хлось. Корпа не обязана вписываться.

— Ты прав, боз. Но я его знаю, он не пегля. Просто, ну, ума нет. Он о настоящем борделе мечтал, как ни о чём другом. Типа, там мапы такое умеют, что обычным девчонкам и не снилось, но столько токов взять было негде. Всё ходил и ныл, чтобы я с тобой, боз Гарт, договорился, с чёрного хода пройти. Я его слал, конечно, я ж не дурной. А потом он на твоего интика наехал, с тем же. Интик в отказ, Крикс ему чуть не вмазал, я его жёстко осадил, сказал, что ещё раз услышу про бордель — вышибу из корпы. Он надулся и пошёл. Видимо, как раз тогда на вершка и наткнулся, чёрт его принёс. Решил, что фартануло, и про всё забыл. И про то, что вершков нельзя краймить, и про общак, а про карты корповские он и знать не мог, где бы он их видел. Я и сам не знал, это мне уже потом рассказали.

— Хлось, — спросил я устало, — чего ты от меня-то хочешь? Если собираешься вписаться за одного дебила всей корпой, иди к Киралику, тот будет счастлив. Два десятка печёнок лучше одной.

— Поэтому я не пошёл к Киралику, боз.

— Объяснись, — я сел на лавочку перед витриной салона видеоигр и прикрыл глаза, чтобы не смотреть на голорекламу, где девица в бронелифчике рубит мечом в полтора своих роста перекачанного парня в бронегульфике с меховой опушкой. Или это у него интимная причёска торчит? Мелькает сталь, брызжет кровища, неоном полыхает название игры, но я из последних сил вытесняю его из визуального ряда, рвущегося в мой мозг. Многим Средка нравится именно этой своей полыхающей, режущей глаз яркостью, так контрастирующей с серыми бесцветными низами, но меня стробирующий неон утомляет.

— Боз Гарт, — Хлось присел рядом. — Мы узнали, где его держат.

— И причём тут я? Если вы собрались напасть на офис Киралика, пугая охрану сиськами Скеши, Ушедшие вам в помощь. Приятно было работать с вами, ребята, посмотрим, кто займёт опустевшее место на Средке.

— Его держат в низах. На складе. И там почти нет охраны, один «бык» у входа.

— Вам и одного хватит. Даже нерфнутый, он вас порвёт как бумажных.

— А что, бывают не нерфнутые? — навострил уши Хлось.

— Чего только не врут люди, — ушёл от ответа я.

— Мы его отвлечём. Я его знаю, и он… В общем, отвлечём, гарантия. Но надо открыть дверь. Вот такой замок, смотрите.

Он повернул ко мне экран бесплатного комма, которые выдают соцавансникам, показывая картинку.

— М-да, — сказал я разочарованно, — собираясь подломить склад, ты снимаешь его замок на свой комм. Ты бы ещё написал: «Здесь был Хлось». Баллончиком на двери. Я думал, у вас один Крикс дурачок.

— Обижаете, боз Гарт! Это не тот замок, а просто такой же. И комм не мой и никого из ребят. Мы его спёрли и сегодня же выкинем. Серьёзно, боз, мы всё продумали! Вам нужно только открыть дверь! Для того, кто сервит багнутых мап, это должно быть вообще плёвой задачкой! Мы отвлечём охрану и вытащим Крикса сами.

— Хлось, я не буду тебе объяснять, чем отличается дебагинг от хака, ты просто не поймёшь. Но даже, допустим, я могу хакнуть замок. Просто как предположение. Зачем мне это делать? Если бы у вас были токи на оплату хотя бы дешёвого криворукого низового ломщика, вы бы ко мне не пришли. Моё время, уж поверь, стоит гораздо дороже.

— Да, боз Гарт, нам нечем вам заплатить.

— С этого и надо было начинать, — сказал я, вставая. — Благотворительность не моя стезя.

— Сейчас нечем! Но у нас есть предложение.

— Представляю, какая чушь, — вздохнул я, усаживаясь обратно, — но расскажи уже, давай закончим с этим.

— Вы же знаете, что при ренде можно взять аванс?

Я молча кивнул. Да, десять процентов рендовых выплат можно получить вперёд. Замануха для дурачков, потому что, если ты взял аванс, то деваться тебе некуда и выбирать ренд не дадут. Все это знают, и всё равно многие берут — оторваться напоследок, в натуральном доарендном теле без имплов.

— Мы с ребятами обсудили и решили, что все возьмём авансы и отдадим вам. В корпе нас два десятка, это в сумме как два полных ренда, представьте!

Ну да, для низового пацана огромная куча денег.

— Рад, что ты умеешь считать до двадцати, Хлось. Надеюсь, тебе не пришлось для этого разуваться. И все вы готовы запороть себе ренд и слить авансы ради одного дурака?

— Да, боз, — твёрдо ответил он. — Вы не понимаете, мы все из одного инта, с рождения вместе. Когда решили свалить и стать корпой, то поклялись, что будем друг за друга. Везде и всегда. До самого ренда. И после, если сможем.

— Трогательная история, — кивнул я. — Аж на слезу прошибло.

— Я не надеялся, что вы поймёте, но токи есть токи, верно? Сейчас их нет, но мы все ренданёмся в ближайший год…

— Я не вижу гарантий. Ты самый старший, рендуешься первым, твоя корпа на следующий день разбежится, ловить их поодиночке в низах мне недосуг. А потом ренд всё спишет. В лучшем случае я получу один аванс — твой. Согласись, это совсем другие деньги.

— Они не разбегутся. И они обещали!

— Ну, разумеется. Люди же всегда держат слово. Вот взять, например, Крикса…

— Я понял, боз, не надо. Ты не обязан верить мне на слово, а заплатить вперёд мне нечем. Это не по понятиям, твоя правда. Но я не мог не попробовать, я же прем.

— Вот и прекрасно, — я снова встал со скамейки.

За время нашего разговора обладательница бронелифчика зарубила носителя бронегульфика тремя десятками способов и ни разу не повторилась. Некоторые из них нарушили не только законы физики и здравого смысла, но и посрамили элементарную геометрию. Наверное, интересная игра.

— А если услуга, боз? — сказал Хлось тихо мне в спину.

— Какая ещё услуга? — меня утомил этот бессмысленный торг-без-товара, но бордель не работает и времени полно.

— Любая, боз. Скажи, что тебе нужно, и моя корпа в лепёшку расшибётся.

— И на кой чёрт мне лепёшка из двадцати юных долбодятлов?

— Когда человека разыскивают серьёзные люди… — многозначительно отвёл глаза Хлось.

— Стоп, ты что, пошантажировать меня решил? Серьёзно? Знаешь, что будет, если я сейчас наберу Киралика, — я демонстративно достал комм, — и скажу, что какая-то низовая бестолочь решила подоить его лучшего техна? Вы будете люто завидовать Криксу, вот что. Его хотя бы под наркозом разрежут.

— Что вы, боз! Ни в коем случае! Вы меня неправильно поняли! Я хотел сказать, что вам в любой момент может понадобиться помощь. Мы не так много можем, да, но и это может оказаться не лишним!

— Например, что?

— Мы следим за округой. Слушаем, не расспрашивает ли кто про вас.

— Я вам плачу.

— Мы готовы делать это бесплатно.

— Вы ещё не отработали долг за интика.

— Мы офигенно знаем низы. Как никто.

— Там нет ничего интересного. Только мусор, вонь, туман и ложные надежды.

— А вот и есть! Давайте так, боз: я вам покажу одно место. Просто так. И если вы скажете, что оно не интересное и не представляет никакой ценности, то я от вас отстану. Будем как-то сами пытаться.

— А в другом случае?

— То место ваше. И мы ваши. И процент с ренда ваш. Но вы нам поможете с дверью.

— До рассвета три часа. Уложимся?

— Да, боз! Конечно, боз! Тут недалеко! Совсем рядом!

***

Я не люблю низы. Никто не любит. Но девять из десяти жителей города выросли в них. И в них же вернутся, хотя никто себе в этом не признаётся. Средка — висящая в воздухе широкая эстакада, обходящая кругом и охватившая многочисленными разноуровневыми петлями весь центр, — разделила город на низ и верх по границе тумана. Выше суровые башни Домов и сияющие небоскрёбы промов, ниже — всё остальное. Оттуда можно смотреть на её огни и мечтать однажды окунуться в её недешёвые удовольствия. За это многие готовы отдать всё. И отдают.

Между низами и Средкой курсируют поезда воздушной линии, с которых ночами открывается зрелище редкой красоты — как огромный, сияющий неоном променад вырастает из тумана, превращая его в разноцветную пену мечты о коротком счастье. Воздушка бесплатна для соцавансников, они катаются на ней, глядя на живые картины голореклам, и готовятся продать себя в кибы, чтобы однажды двери дорогих заведений распахнулись перед счётом их айдишки. Но поезд — долгий маршрут для тех, кому нечем заняться, и мы не идём к станции, а ныряем в неприметную дверь технической зоны. Клиентам здесь делать нечего, это пространство труб, кабелей, шин данных, сетевых концентраторов, силовых хабов, климатических теплообменников, мусоросборников, водяных фильтров и прочего. Те, кто гуляет по Средке среди неона и реклам, вряд ли задумываются, что у неё есть не только поверхность, однако то, что внизу, много больше того, что вверху. Толщина конструктива эстакады аж три этажа, потому что красота требует соответствующего обслуживания.

Внутри Средки сумрачно, технические коридоры подсвечены редкими трубками неоновых светильников, здесь царствует ночной туман, не такой плотный, как внизу, у земли, но слегка размывающий перспективу. В последнее время туман стал подниматься даже на саму Средку, хотя раньше она величественно парила на его границе. Подсвеченный неоном рекламных огней, он придал променаду нового призрачного шарма.

В технической зоне нет никого, кроме рендовых техников, обходящих инфраструктуру в порядке, прошитом в их алгоритмах. Их головы украшены массивными наростами зрительных имплов-дефектоскопов, а механические руки снабжены усиленными диэлектрическими кистями, позволяющими без дополнительных инструментов раскручивать соединения труб и коммутировать кабели под напряжением. Других имплантаций им обычно не делают, техники — массовый недорогой низкоимпловый сет, где натуры больше, чем железа. На них держится город, ветшающая инфраструктура которого требует непрерывного облуживания. Изредка с ними можно встретить нерендного техна — интика, которому повезло выбиться и занять одну из малочисленных коммунальных вакансий. Им для работы нужна куча тестеров, приборов, инструментов и прочего, поэтому они таскаются либо со здоровенными сумками, либо в паре с рендовым, используя его как мультитул. Нерендованные техны уступают рендовым во всём, кроме нестандартных задач. Какими бы изощрёнными ни были алгоритмы прошивок, всех возможных комбинаций неисправностей не предусмотришь. Если ситуация по-настоящему нестандартная, вызывают человека с его несовершенными, зато изворотливыми мозгами. Он находит решение, тщательно его документирует, снимая коммом каждый шаг, отправляет в техцентр, получает за это небольшую премию. В общем, пилит сук, на котором сидит, потому что в следующем обновлении прошивки рендованных уже будет новый алгоритм. Так себе работёнка, и платят за неё не так чтобы много, но всё же это одна из штучных возможностей получать блага Средки, не уходя в ренд. Самые дешёвые и редко, но всё же.

Чтобы техны, живущие в низовых кондоминиумах, попадали на работу быстро, существуют рабочие лифты. Одним из них мы и воспользовались. Лифтовая кабина просторная, но обшарпанная, грязная, вонючая и покрытая неэстетичными граффити, в основном порнографического содержания. Есть и дежурные прокламации «Кибернуля»: «Долой аренду! Даёшь свободный найм!» Камера в лифте, разумеется, сломана. На низах не любят камеры, полисов, вершков, промов, Владетелей, тех, кто оттуда вырвался, и друг друга.

На низах не любят никого.

Чем ниже опускается скоростной лифт, тем гуще туман в его кабине. Неоновые трубки под потолком создают сиреневое гало. Выходя, мы словно погружаемся в молочный суп, а значит, до рассвета осталось недолго. Предутренний туман самый густой.

— Сюда, боз, — говорит Хлось, ориентирующийся низовым инстинктом. — Уже недалеко.

Мы ныряем в узкий проулок между глухими стенами двух кондоминиумов. Неоновые фонари горят редко, их зоны не перекрываются, между ними провалы тёмного тумана. Вдоль стен мешки с мусором, между ними вьётся тропка прохода, гадостный букет низовых запахов с отвычки бьёт по обонянию, как молотком. Я знаю, что к этому привыкаешь, но поначалу вонь лежалого мусора и канализационных стоков невыносима.

Средка сливает вниз свои отходы по фановым стоякам, ссыпает их по магистральным шахтам мусоропроводов и просто без затей кидает через край всё, что больше не нужно, — от пустой тары до лишних людей. Низовые не ходят гулять там, где проецированы её края. Канализационные стоки и мусор утилизуются централизованно, проваливаясь ниже низов, в те пространства, о которых даже безнадёжные низовые шлоки говорят шёпотом и куда попадают только те, кто словил самый худший ренд города — подземные мусорщики. Мусорщиков много, их сет, несмотря на высокую имплонасыщенность, дешёвый. Как из-за массовости и относительно простой прошивки, так и по причине широкого использования «вторички». Отработавшие половину и больше ресурса блоки с других имплантаций собирают на универсальной упрощённой основе, кое-как выравнивают показатели драйверами по самому слабому, и вперёд — греби говно. Как правило, отработав десятку в мусорщиках, низовой даже на повторный ренд не годится, сразу списывают в шлоки, уж больно много всякой токсичной дряни скапливается там, в самом нижнем низу. В общем, сколько мусорщиков ни клепай, а всё равно не хватает. Идём, перепрыгивая через завалы вонючих мешков.

— Вот здесь, боз, — показывает в темноту Хлось. — Я случайно нашёл. Это наш район, мы тут каждую дверь проверяем, нельзя ли чего-то скраймить. Ты зря думаешь, что на низах только говно и мусор, тут проще всего прятать всякий крайм, потому что камеры сразу бьют, а полиса во дворы не суются.

Мы сворачиваем в маленький тупиковый закуток, образованный сходящимися углами трёх кондоминиумов. Узкий, неправильной формы колодец, уходящий в тёмный туманный верх и не подсвеченный даже обязательным неоном.

— Я заметил, что мусорщики сюда не сворачивают, — продолжил Хлось, пробираясь между горами мешков. — Тыкаются в проулок, и назад. Поискал — и нашёл радиолокер. Знаешь, что это, боз?

— Конечно.

— Ну, разумеется, ты же техн.

Радиолокеры — крошечные автономные микропередатчики, маркирующие зону своей работы как закрытую для кибов. Их ставят, например, там, где ведутся технические работы, чтобы какой-нибудь рендовый не упал в открытый люк. На полисов это не подействует, у них такого пункта в прошивке нет, но большая часть сетов обойдёт стороной. Значит, мусорщики здесь не работают не потому, что у муниципалов дефицит работников, а из-за программного запрета. Что, разумеется, не мешает жителям кондоминиумов кидать сюда мусор, ведь до приёмного гейта надо идти аж метров сто.

— В общем, — продолжает Хлось, — мне стало интересно, кому помешали мусорщики. Не сразу, но нашёл. Смотри, боз!

Широкие стальные ворота в глухой стене, полузаваленные мусором, облезлые, ржавые и запущенные. Под ногами хлюпает вода, судя по запаху, из канализации.

— Тут электронный замок, но он подмок от протечки и постепенно сгнил. Воротами не пользуются, их раскапывать очертенеешь, но вот эта дверца… — низовой прем осторожно отпинал ногами верхний слой мешков. — Она не заперта теперь. Я думал, там, может, тайный схрон. Какая-нибудь серьёзная корпа прячет свой крайм.

— Хотел обнести? — поинтересовался я. — И не страшно?

— Страшно, конечно, боз. Если поймают, скинут в утилизатор всех. Но как ещё подняться таким как мы? Мелких корп на низах полно, поди пойми, которая тебя обчистила. Но оказалось, что это не склад…

За воротами тёмный коридор, на стенах потёки, на полу сырость, запах омерзительный. Где-то этажом выше прохудилась труба, но всем пофиг. После такой прогулки одежду хоть выкидывай, провоняет вся. В конце коридора ещё одна дверь. Хлось осторожно заглядывает и сообщает:

— Никого. Проходи, боз.

Внутри большой зал, слабо освещённый голубоватым неоном и заполненный рядами открытых металлических шкафов с оборудованием.

— Видел такое, боз?

— Да. Это серверная какого-то ЦОДа. Странно, что её запихали в низы, тут сеть слабая, каналы узкие, питание нестабильное. Надо тянуть свою инфраструктуру, так что даже с учётом нулевой стоимости площадей на Средке держать выгоднее.

— Я покажу тебе, боз, почему его спрятали! — Хлось открывает следующую дверь. Она с уплотнителями и прижимается к раме рычагами, за ней небольшой тамбур-шлюз.

— Глаза закрой и не дыши! — предупреждает прем.

На нас пшикает аэрозольный антисептик, шумит вытяжка, открывается внутренняя часть.

— Я первый раз нанюхался, думал, сдохну, — жалуется Хлось. — Кашлял полчаса, но обошлось. Смотри, чего!

На низких, мне примерно по пояс, консолях, соединённых кабелями и трубками, стоят округлые стеклянные ёмкости, сопряжённые с ними герметичными стыками. Внутри каждой — детская голова в обрамлении контактного интерфейса. Объём консоли очевидно указывает, что самого ребёнка там нет, но я всё равно открываю переднюю панель и убеждаюсь, что ниже шеи разведены по интерфейсам нервные узлы. Система кровоснабжения стандартная СРКН-8, недорогая, но надёжная. Она совмещена со стационарным кислородообменным модулем, что для немобильного сета технологичнее импловых лёгких, а также обогатительной системой, позволяющей обходиться без ЖКТ, — питательные вещества вносятся прямо в кровезаменитель. Это плюс-минус обычный комплект, такими оснащена каждая палата в центрах имплантации. Позволяет поддерживать функционирование натурной части сборки во время установки насыщенных импловых сетов. После окончания монтажа запускаются автономные системы, производится переключение на них, а комплект готовят для сборки следующего киба. Но, в принципе, ничего не мешает держать на нём что-то живое годами. Голову, например.

— Зачем они в банках, боз? — спросил Хлось.

— Инертная среда контролируемой влажности. Для сохранности кожных покровов.

— А как же они дышат?

— Они не дышат. Кислород поступает с кровезаменителем.

— А что за имплы на голове?

— Это нейротрансмиттер, подаёт поток данных на электроды, вживлённые в кору мозга.

— А что это вообще такое, боз? В целом?

— Многопоточный распределённый нейрокластер генеративного биопроцессинга. Брэинфрейм, как говорят внешники.

— Так вы такое уже видели? — разочарованно протянул пытавшийся поразить меня Хлось. — Это недостаточно ценная для вас инфа?

— Кто ещё об этом знает?

— Никто, боз. Я даже ребятам не сказал. Думал, кому продать инфу подороже, но так и не придумал. Вы первый.

— Твоё дурацкое счастье, Хлось.

— Почему, боз?

— За такое убивают. Тебя, тех, кому ты мог сказать, тех, кому могли проговориться они… Всех.

— Так это всё-таки крайм?

— Это слишком крайм даже для крайма, Хлось.

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: