Тем временем от монитора отвалил большой паровой катер и, бодро дымя высокой трубой, направился к «Громовержцу». Стоя возле фальшборта в парадном белом с золотом мундире, Орский рассматривал гостей. Твердо стоящий на палубе катера коренастый бородатый моряк в капитанской фуражке изо всех сил старался выглядеть невозмутимым морским волком, но опытный Орский был уверен, что возвышающийся над ним борт огромного линкора не может не давить на психику. Он сам прекрасно представлял себе, каково это – когда над тобой нависают тысячи тонн броневой стали, и ты на их фоне ощущаешь себя сущей букашкой. «Да, это не ваша низкобортная лохань! – с некоторым злорадством подумал он. – Это, черт побери, настоящий корабль!»

С борта броненосца спустили люльку, и двое поднялись на палубу. Орскому они сразу чем-то не понравились. То ли легкая небрежность в мундирах, то ли что-то неправильное в лицах… Тем не менее, как подобает по морскому этикету, он представился первым: «Исполняющий обязанности адмирала флотилии «Полторы пушки», капитан Орский».

– Исполняющий? – капитан монитора ухмыльнулся.

Это было на грани прямого оскорбления, но Орский его проигнорировал, пристально глядя на прибывших.

– Капитан Федотов, адмирал флотилии «Морская черепаха».

– И где же ваша флотилия, адмирал? – это было невежливо, но Орский не сдержался. В конце концов, не он первый начал хамить.

– А ваша, исполняющий? – продемонстрировал плохие зубы в улыбке Федотов.

Орский не счёл нужным отвечать. В конце концов, для всего свое время и свой протокол.

– Проследуем в кают-компанию. Адмиральский чай ждет, – склонив голову в полупоклоне, он сделал приглашающий жест.

По счастью, на «Громовержце» было все необходимое для церемонии. Небольшой дубовый стол, за которым участники садились друг напротив друга, уже был сервирован согласно традиции. Два бесценных древних стакана тонкого стекла с ободком стояли на багровых шёлковых салфетках в литых серебряных подстаканниках. Рядом пристроились крутобокая сахарница с колотым рафинадом, щипцы для него и две тарелочки с нарезанным кружочками лимоном. На придвижном столике пыхтел ароматным смолистым дымом большой самовар, согревая стоящий на нем заварочный чайник. Опустившись на стулья с высокой спинкой, капитаны одновременно сняли фуражки, и положили их возле правого локтя, в знак начала переговоров. На голове Федорова обнаружилась немалая лысина.

Помощники – по традиции их не представляли друг другу – встали, как положено, сзади и слева от своих капитанов. Выполняющий обязанности адъютанта церемонии мичман Матроско с поклоном подал им серебряные подносы с графинами, в которых был налит десятилетний артамянский коньяк. Помощники сняли пробки, понюхали напиток, и кивнули друг другу. Мичман подхватил белоснежной салфеткой заварочный чайник и аккуратно разлил чай по стаканам – ровно по ободок, как положено. Для Адмиральского чая всегда использовался только черный крупный лист, собранный на Синдийском полуострове, и напиток заваривался крепкий, как броневая сталь и ядреный, как бризантный заряд. Поклонившись, Степан сделал два шага назад и застыл возле самовара.

Согласно традиции, начинать следовало гостю. Капитан монитора аккуратно подхватил щипцами кусочек рафинада и опустил его в свой стакан. Затем наколол на серебряную вилочку кружок лимона и отправил его в плавание по поверхности чая. Орский не спеша последовал его примеру – торопливость на Адмиральском чае считалась неприличной. Удостоверившись, что оппонент готов, гость сделал большой глоток и быстрым движением поставил стакан на салфетку. Вскинув левую руку, он произнес ритуальное: «Якорь вверх!» Помощник за его плечом немедленно долил стакан до ободка коньяком. «Якорь вверх!» – повторил за гостем Орский, выпив глоток из своего стакана. Понизившийся уровень чая немедленно компенсировали – первый шаг церемонии сделан. Можно говорить.

– Я имею намерение проследовать в порт Ройсбург, – начал переговоры Орский, – и не вижу причин, по которым вам было бы нужно мне препятствовать.

– Я имею намерение не пропустить вас в бухту, – в том же тоне ответил Федоров, – и имею к тому достаточные огневые средства.

Обменявшись репликами, капитаны синхронно сделали по большому глотку – «Якорь вверх!» – стаканы долиты.

– Мой броненосец имеет больший вес залпа, восемнадцать тысяч тонн водоизмещения и максимальный ход в двадцать пять узлов против ваших… скольких? Десяти? Восьми? В случае боя я пущу вас ко дну.

– Вы просто очень большая мишень, – пожал плечами гость, – в которую трудно промахнуться. Ваша скорость не имеет значения, пока мы запираем вход в бухту и можем в любой момент укрыться за скалами. Валите на своих двадцати пяти узлах куда хотите, но в бухту я вас не пущу.

Глоток — «Якорь вверх!»

Орский отметил грубость оппонента, но не подал виду. Грубит – значит не уверен в себе.

– Но какова причина ваших действий? Отчего вы не хотите нас пропустить? Ройсбург – вольный порт…

– Больше не вольный! – перебил капитан монитора. - Это наш порт! И вы, черт побери, уберетесь отсюда к морскому дьяволу, или я вас утоплю!

«Якорь вверх!»

– На каком основании вы называете этот порт своим? – осведомился Орский.

– На том основании, что он платит нам за защиту!

«Якорь вверх!»

– Но мы не несем угрозы! Нам нужно пополнить запасы, сделать кое-какой мелкий ремонт, и у нас достаточно денег, чтобы заплатить городу.

– Здесь я решаю, кто и чего несет. И я не пущу вас в бухту.

Капитан Федоров сильно раскраснелся – то ли от злости, то ли от чая. Орский сделал глоток – в стакане был уже чистый коньяк. «Якорь вниз!» – помощники сменили графины на небольшие чайнички, в которые мичман налил свежей заварки и кипятка из самовара. Долили до ободка крепкого чаю.

– Но с чего Ройсбургу вдруг потребовалось платить за защиту? Никто не нападает на нейтральные порты!

– А с того, – Федоров нехорошо засмеялся, – что у меня шесть восемнадцатидюймовых орудий, и я могу раскатать его в пыль за полдня!

«Якорь вниз!»

– То есть, вы хотите сказать, что Ройсбург платит вам за защиту от вас же? – Орский не мог поверить в такую подлость. – Да вы, сударь, пират, шантажирующий мирный город!

– Ха, это мое дело! Сейчас порт как раз собирает требуемую сумму. Кстати, и вы приготовьте денежки! Вы же собирались расплатиться с Ройсбургом за ремонт и бункеровку? Отдадите эти деньги нам. И тогда уплывете целенькими!

Орский мучительно боролся с соблазном вышвырнуть наглеца за борт, даже не слишком целясь в палубу его катера, а потом отдать комендорам приказ на залп. Однако церемония Адмиральского Чая священна, и нарушить ее – запятнать офицерскую честь.

«Якорь вниз!»

– Не слишком ли опрометчивые требования для каботажного ведра? Что мне помешает дать залп и просто уплыть? Ваш утюг не способен отплыть от берега больше, чем на десять кабельтовых.

– Что помешает? Например, ошвартованный у вашего борта брандер¹! На моем катере четыре тонны пироксилина и тонна чугунных болванок. Стоит вам только шевельнуть стволами, и у вас в борту будет дыра, в которую свободно пройдет миноносец!

«Якорь вниз!»

– То есть вы отправились на Адмиральский чай… на брандере? Вы настолько лишены чести? – Орского неожиданно осенило. – Вы… Вы не потомственный офицер? Вы самозваный адмирал, и нет никакой флотилии?

– Да плевать я хотел на вашу чванливую потомственную аристократию! – взорвался Федоров. - К морскому дьяволу ваши идиотские «правила чести»! Да, у меня еще нет флотилии, но скоро будет – вот на ваши денежки и выкуп с Ройсбурга я и прикуплю пару корабликов. И никаких чертовых «потомственных» в моей флотилии не будет! И никаких правил – только большие пушки!

– Вы низкий и подлый пират! – Орский демонстративно отставил стакан в сторону, – я не считаю возможным продолжать церемонию!

– А у вас брандер у борта. Мне тоже надоел этот балаган – давайте денежки. И не надейтесь, что я побоюсь взорвать корабль, на котором нахожусь сам. За удовольствие отправить ко дну надутую потомственную сволочь мне и жизни не жалко!

Орский заметил, что Степан, стоящий у самовара, подает ему какие-то выразительные знаки бровями, выпучивая глаза и подмигивая. Однако понять, что он хочет этим сказать, капитан не мог.

– Чем же вас так обидели потомственные офицеры? – как можно спокойнее произнес Орский. – Дайте угадаю… Вы, вероятно из младшего состава, мичман, не более… Проштрафились, дезертировали с корабля чтобы избежать наказания, набрали шайку таких же, захватили в порту монитор…

– Заткнитесь! Не ваше собачье дело! Подумайте лучше о том, что у вас под бортом куча взрывчатки!

По тому, как вскинулся Федоров, Орский понял, что угадал – если не в точности, то очень близко. Между тем, Степана аж перекосило от мимической жестикуляции. Он явно пытался передать что-то важное, но что? Напряженность момента не давала отвлечься.

– А знаете что, господин Федоров? – Орский подчеркнул голосом гражданское обращение, отказывая собеседнику в праве на капитанское звание. – Подите-ка вы к черту. Ничего вы от меня не получите, кроме бортового залпа. Потрудитесь покинуть мой корабль, или я спущу вас за борт через гальюн.

– И вы готовы пожертвовать кораблем ради денег? – ошарашено спросил Федоров.

– Я готов пожертвовать кораблем, чтобы такие как вы не имели никаких шансов на успех. В море не место негодяям.

– Да я…

– Капитан!!! – не выдержал Степан. - Да посмотрите вы!!! Миноносцы! Наши миноносцы подошли!

Все невольно повернулись к большому иллюминатору кают-компании. По левому борту броненосца выстраивались в боевой ордер четыре миноносца флотилии «Полторы пушки», и величаво разворачивался для бортового залпа поврежденный, но все еще могучий линкор. Флотилия догнала свой флагман.

– Вы меня обманули! Я вас взорву! – практически завизжал Федоров.

– Арестуйте этих скоморохов, Степан, – устало сказал Орский, – ничего он не взорвет. Нет там никакой взрывчатки. И передайте на монитор приказ сдаться. Думаю, они уже оценили изменение обстановки.

Вскоре самозваный адмирал был препровожден на гауптвахту, а монитор практически сразу спустил флаг – то ли отсутствие главаря деморализовало пиратов, то ли они трезво оценили свои шансы. На него отправили призовую партию, а флотилия, между тем, малым ходом втягивалась в бухту Ройсбурга. На сигнальных башнях порта подняли приветственные флаги, радуясь избавлению от угрозы.

Орский стоял на мостике и пил крепчайший кофе, пытаясь преодолеть опьянение. Да, этот Адмиральский чай дался ему нелегко…

– Сан Фимыч, а откуда вы знали, что брандер фальшивый? – Степан как всегда подошел незаметно.

– Ну, во-первых, сколько времени, по-твоему, нужно, чтобы загрузить на катер четыре тонны взрывчатки да тонну болванок?

– Ну… немало. Пять-шесть часов минимум, да и то если сильно постараться.

– А они вышли к нам на катере сразу, как только мы остановили машину. Значит, времени на погрузку у них просто не было. А держать на палубе постоянно снаряженный брандер… Нет, это уже полная глупость – пироксилин очень опасен и легко детонирует. Они же не могли знать, как мы отреагируем на предупредительный выстрел – вдруг бы да шарахнули в ответ, как ты хотел? И что бы с ними стало при четырех тоннах взрывчатки на палубе? Нет, они грубо блефовали.

– И вы сразу их раскусили, кэп? – восторженно воскликнул мичман.

– Нет, – вздохнул Орский, – не сразу. Но как только я понял, что за тип этот Федоров, то сразу сообразил: такие не жертвуют собой, подрываясь на собственном брандере. Препустейшая личность без чести и совести. Таким в море не место!

– А посмотрите, кэп, как всё к лучшему обернулось – поди, Ройсбург с нас теперь за ремонт и денег не возьмет! Шутка ли – от этакой напасти его избавили! И флотилия нас догнала, и корабль цельный в трофеях…

Капитан Орский молча улыбнулся и подумал, что теперь, пожалуй, никто не оспорит его право на золотой кортик.

Да и в море чище стало.