Глава 15. Криспи. Внутренний плен

***

Срез Йири, настоящее время

***

Криспи не могла сказать, сколько прошло времени. Годы. Или минуты. Или вечность. Между ней и миром стояла полупрозрачная упругая стена, за которой медленно — или быстро — прокручивались события, от которых она кричала внутри, но сама себя не слышала. Или ей казалось, что она кричала, потому что должна была кричать, но забыла как. Она с трудом помнила даже своё имя. Наверное, забыла бы и его, если бы Андираос не окликал её иногда. Часто. Или редко. Казалось, что зеленоватый гель из серых туб заполнил её череп, вяло колыхаясь утонувшими в нём мыслями и чувствами.

Ей давали половинную дозу. И иногда удавалось съесть не всё, особенно если кормил Пётр. Ему было наплевать. Вспомнить о том, что надо съесть не всё. Вспомнить о том, что надо вспомнить. Голоса вокруг отдавались бессмысленным эхом, вязнущим в геле, заполнившем голову.

— Пусть по хозяйству шуршит, — предложил Андираос, — толку от неё немного, но хоть что-то. Не самим же нам их обслуживать?

— И как долго мы их собираемся содержать? — спросил Пётр.

— Пока у нас дела в этом срезе.

— Может, их Севе сплавить, пусть продаст куда подальше со своим товаром?

— Не возьмёт. Сева не дурак, ему с альтери ссориться не с руки. Если всплывёт эта история, у него будут неприятности, а зачем ему неприятности? Товара у него и так хватает.

— Как скажешь. Корма в городе завались, в расход не введут.

— А ты предпочёл бы их… утилизовать?

— Вот веришь, Андрюх, не знаю… Мы и так наворотили, что в жизни не отмыться. Не знаю только, это лучше, чем смерть, или хуже — вот так-то жить?

На Туори было жалко смотреть — без проблеска разума она потеряла своё неотразимое обаяние и превратилась в никчёмную секс-куклу, которую вовсю пользовали Карлос и Джон. Криспи плакала бы каждый раз, видя её — если бы могла плакать. И плакала бы от невозможности плакать, но вместо слёз всё равно тёк бы серо-зелёный гель.

«Ну, должны же они кого-то драть? — равнодушно говорил Андрей Петру. — Карлосу всё равно, по-моему».

Саму Криспи не насиловали. Негр иногда хватал её то за задницу, то за грудь, и говорил Андрею с намёком: «Факабли бич! Найс баблс!» — но тот только смотрел мрачно, и Джон отставал на какое-то время.

Пеглен не вызывал у неё даже того сочувствия, которое позволял заполненный отупляющим гелем разум. На йири гель действовал сильнее, и юноша превратился в овощ, который приходилось кормить с ложечки. Гелем, разумеется, чем же ещё. Криспи кормила, терпеливо вытирая кривящийся рот и стараясь не заглядывать в пустые, как мутные стаканы, глаза. Но его не было жалко. Где-то там, внутри, где медленно растворялась в толще геля настоящая живая Криспи, она помнила, что этот блёклый никчёмный парень был одной из причин катастрофы. Хотя вряд ли понимала, почему именно.

Криспи казалось, что она управляет внешней собой, как будто неисправным мобилем, на который надо кричать, чтобы он понимал команды. И всё равно — доходят только самые простые. А внутренняя она тонет глубже и глубже, погружаясь куда-то на дно зеленоватого геля. Она смотрела на медленно уходящее во внутреннюю глубину грустное лицо самой себя и почти уже не горевала об этой утонувшей в ней Криспи. И только разговоры вокруг будили иногда в ней что-то прежнее, как будто она вот-вот вспомнит, о чём они.

***

— И что это за поц, который должен приехать? — спросил Пётр.

— Дурацкая история, — пожал плечами Андрей, — помнишь грёмлёнг, которых мы отсюда выкинули, чтобы под ногами не путались?

— А то! Они были так уверены, что надули нас на этой сделке! До сих пор смешно.

— Похоже, до них, наконец, дошло. Прислали, вишь, парламентёра, по обыкновению наврав ему с три короба. Говённый народец.

— Это точно. Бензин через раз буторят, суки. Но как им удалось-то? У них же проводников нет.

— Нашли местного с потенциалом и заморочили голову. Шаманчик слабенький приблудный, помнишь? Сам по себе он фуфел полный, но инициировать потенциального проводника сумел как-то. Ну, я и велел коротышкам слать его сюда. Что-то они мутят, мне не нравится.

— А нам он на кой чёрт?

— Потенциальный проводник всегда пригодится, особенно если он не в системе. Консигнаторы про него не знают, он нас никому не сольёт. Обойдётся дёшево, а польза может быть большая. Нам ещё заложницу освобождать!

— А, да! Я, шеф, уже, грешным делом, думал, что ты забил.

— Она моя жена!

— Ну, так-то да… Сколько она уже ждёт выкупа? Третью неделю? Надеюсь, её там хорошо кормят…

— Заткнись! Ты не хуже меня знаешь, что мы не могли отдать рекурсор, пока…

— Молчу-молчу. Муж и жена — две сатаны. Полторы минимум.

***

Криспи не понимала Мерит раньше и ещё меньше понимала сейчас. Девушка впала в оцепенение, сидя часами неподвижно, спрятав лицо за гривой спутанных волос, но иногда казалось, что она просто ждёт. Как связанный ждёт, пока верёвки ослабнут. Карлос нарезал вокруг неё круги, смотря с пристальным и нехорошим интересом, но Андрей запретил её трогать.

— Вон, блондинку дери, козёл горный, — говорил он раздражённо, — она всё равно безмозглая.

Но Карлос не отставал. Иногда он усаживался на корточках напротив скорчившейся в углу девушки и долго-долго на неё смотрел, пытаясь поймать взгляд завешенных волосами глаз. Внимательно и пристально смотрел, как хищник, ждущий в засаде добычу.

— Чего он к ней привязался? — спрашивал Пётр. — Ни жопы, ни сисек…

— По их сложным горским понятиям она его обломала. Кинула, поимела и так далее. Он не распознал в ней подсадную, она поломала наши планы, его честь задета. Он должен отомстить.

— Экая коллизия! Я-то думал, он её просто трахнуть хочет…

— Трахнуть. Но не потому, что баба, а чтобы победить.

— Это как? — озадачился Пётр. — Поза какая-то специальная? Из ихней горной камасутры?

— Это так, чтобы она понимала, что с ней делают, и была унижена насилием.

— Так она же под препаратом, её хоть палкой бей…

— Он ей не верит, думает, что она притворяется. Следит, вишь…

Карлос опять устроился напротив девушки и сверлил её взглядом, как бы соревнуясь, кто дольше просидит неподвижно.

— Дикий он, — вздохнул Пётр, — я его сам иногда побаиваюсь. Чёрт его разберёт, что у него в башке.

***

Сегодня слой геля в голове как будто тоньше. К завтраку Криспи даже осознала, что о ней забыли: все бегали, суетились, к чему-то готовились. С утра она торопливо погрызла каких-то сухарей — не потому, что проголодалась, а чтобы уменьшить действие блокирующего препарата. На полный желудок он всасывался медленнее. Но никто не пришёл и не всучил серую тубу, пристально (если это Джон) или небрежно (Пётр) следя, чтобы она съела свою порцию. Забыли, забыли! А она, наоборот, вспомнила. Немного, чуть-чуть — краешек себя.

Покормила Туори, печально вспомнила, какой живой и яркой та была так недавно… Или давно? Или не была, и это просто снилось кому-то, кто был (или не был?) Криспи? Пустые глаза на красивом безжизненном лице. Поникшие плечи, опущенная голова, обветренные руки с обломанными грязными ногтями… Криспи, вздыхая, расчесала ей свалявшиеся белые волосы, перевязала их шнурком в хвост. Блондинка медленно и равнодушно ела гель из тубы, глядя сквозь окружающий мир в своё пустое никуда. Наверное, никакой Туори уже не было, она умерла когда-то давно или когда-то недавно. Можно было бы попробовать не давать ей гель, или дать поменьше, но эта мысль скользила по поверхности заполненного серо-зелёной субстанцией сознания, не проникая внутрь. Руки механически делали свою работу — вытерла измазанный рот, протёрла салфеткой лицо и ладони. Гель усваивается организмом полностью, возмещая калории и жидкость, выделительная система не работает, что сильно упрощает уход. Когда-то это было придумано для удобства подключённых йири — им не нужно было даже ходить в туалет. Очень практично. Но Пеглен всё равно ухитрился где-то изгваздаться так, что пришлось отмывать лицо в тазике. Безмозглый йири вполне мог упасть лицом в лужу и так лежать, пуская пузыри, или засунуть руки в ведро с отработанным маслом от генератора. Если бы он гадил, то, наверное, намазывал бы говно себе на голову, как младенец. С ним у Криспи было больше всего хлопот, он даже ел с трудом, подолгу зависая с ложкой в руке. Быстрее было кормить его самой.

Проще всего с Мерит — она протягивала руку, брала тубу и быстро ела, решительно работая ложкой. Больше она не делала ничего, часами сидя неподвижно. Глаз её было не разглядеть за падающими на лицо длинными волосами, которые она категорически не давала расчёсывать. Она вообще избегала чужих прикосновений, вставая и отходя в сторону. Это единственное, что могло заставить её двигаться. Вскоре пришёл Карлос и по обыкновению уселся напротив девушки. Криспи сразу ушла — от горца исходило неприятное ощущение опасности. Она бы боялась его, если бы не забыла, как бояться.

 К обеду что-то изменилось — появился тревожащий фактор. Что-то новое. Голос. Незнакомый голос неизвестного человека. Криспи день за днём была поглощена рутиной: мыла посуду, убирала, кормила товарищей по несчастью, заваривала чай Андрею — ничего более сложного ей не поручали, но даже эти простые действия занимали то немногое, что от неё осталось, полностью. Новый голос вдруг отозвался внутри надеждой. Может быть, теперь что-то изменится?

— Creaspy! Tupa katika jikoni, kuleta sisi chai, na kwa haraka!¹ — Андрей потребовал чай.

Незнакомый бородатый мужчина смотрел на неё с недоумением, но она недостаточно осознавала себя, чтобы понять его причину. Просто новое лицо. Это что-то значит? Или нет? Её смутно тянуло к нему — то ли просить о помощи, то ли просто… Что? Что-то. Или ничего. Или это ещё один сон поверх сна. Но почему-то снова хотелось плакать. Жаль, что она забыла как.

Андрей говорил про неё — что-то глупое и обидное, что-то неправильное и злое. Жаль, что этот новый человек не узнает правды и не поймёт. И не поможет. Если существует какая-то помощь, если существует этот человек и если существует какая-то Криспи, которой надо (или не надо?) помочь. Если существует что-то, кроме этого дурманного тяжёлого сна наяву.

Бездумно убирая со стола, она снова погрузилась в тупое ничто отсутствия мыслей. Вышедший из комнаты новый человек был не то чтобы забыт, но его образ утонул там же, где уже плавало у дна множество других мыслей и воспоминаний. Канул в гель. Но вечером, когда на площадке горел костёр, и мужчины жарили мясо, она не вернулась в дом, а встала в сторонке, слушая разговоры. Днём она поела паштет и допила остывший чай, потом сходила в туалет. Криспи не помнила, что такое почки, но это не мешало им потихоньку выводить из организма нейроблокатор йири. К вечеру слой геля в голове стал тоньше, чем когда-либо. Ей впервые за долгое (какое?) время было почти интересно.

Андрей рассказывал новому человеку историю йири. Криспи внимательно слушала. Рассказ Андрея напомнил, что она её изучала. Изучала, чтобы прийти и спасти их заблудившийся в виртуале социум. Но не смогла и только сделала хуже… Или не сделала? Или не она? Всё как будто в серо-зелёном тумане…

Криспи решила, что этот новый человек — её шанс. Вдруг у неё получится что-то ему сказать?

Не получилось. Говорить — это как? Что такое слова? Откуда они берутся? Девушка опустилась на пол и горько зарыдала.

---