Радиомолчание

К сожалению, последнее слово, которое сказал в своей жизни водитель дядя Витя  (Виктор Степанович Загоруйко, бывший шахтный мастер, с прошлого года – ополченец «старшего призыва»), было не самым лучшим. Это слово рифмуется со словом «звезда», но означает совсем другое. Марина никогда не слышала от него дурных слов. На передке не особо словами стесняются, хоть бы и при детях,  но Виктор Степанович себе не позволял. И надо же – умер с этим словом. «Ну все, нам звезда», – сказал дядя Витя, когда зашедший от солнца ударный БПЛА навелся на их машину. Но успел ударить по тормозам и выкрутить руль, уводя пассажирскую сторону из-под удара. Тяжелый грузовик пошел юзом, но не перевернулся, а съехал в кювет. Заряд пришелся вскользь, почти не повредил кабину, но осколок пробил дяде Вите грудь.

Пока ребята выбрались сами и вытащили водителя, он уже умер. Теперь его тело лежит на траве у переднего колеса, и Марина думает, что это очень несправедливо. Потому что дядя Витя хороший. Был хороший. И очень странно говорить про него «был».

Серега на год старше. Первый «детский» призыв. Но командир группы все равно Марина. Потому что Серега, как говорил дядя Витя, «обаятельный раздолбай». А она ответственная.

– Сколько до Донецка оставалось? – спросила Марина, чтобы что-то спросить. Ей не хочется думать о том, как она скажет тете Ане. Обязана, как командир, но ни разу не приходилось. «Опербезы», операторы безопасности, редко гибнут. Не на передке все же. Просто не повезло.

– Километров пятьдесят-пятьдесят пять, – ответил Андрей, – точнее не скажу. Мы как с Саур-Могилы выехали, так я и задремал. Умотался за сутки.

– И чего мы не дождались смены? – недовольно буркнул Сергей. – Пошли бы назад с охраной, ничего бы не случилось…

– Потому что связи нет, – напомнила Марина, – а информация срочная. Если мы не ошиблись, и недики вышли к Мариновке…

Ребята покивали. Это всем понятно, информация прежде всего. С тех пор как недики снесли все вышки сотовой связи, ретрансляторы и вообще все, похожее на антенны, связь или по КВ (если есть прохождение), или по УКВ в пределах видимости. Хоть почтовых голубей посылай. В общем, если вдуматься, примерно этим они и занимаются. С Саур-Могилы обзор шикарный, плюс коптеры его расширяют аж до моря. Но как оперативную обстановку доложить – то либо жди прохождения, либо вот так, своим ходом. Своим ходом надежнее.

– Так и нет связи, бойсы и герлсы, – подтвердил ее опасения Никита, высунувшийся в окно КУНГа. – Мы сами по себе. Извиняйте.

– Толку с твоих извинений, – пробурчал Серега. – Тоже мне, радист…

– Хочешь сам попробовать? – усмехнулся Никита. – Как раз, пока будешь настраиваться, еще один дрон на сигнал наведется.

– А я говорил, не надо вызывать штаб! Доехали бы и доложили!

– Командир всегда прав! – заявил Никита, мотнув лохматой головой в сторону Маринки. – А если командир не прав – смотри пункт первый!

 

Ничего его не берет. Дядя Витя погиб, связи нет, вокруг степь и терриконы, села покинуты по самую Макеевку, разве что в Зугрэс крошечный гарнизон стоит, но они со станции ни ногой, иначе недики и ее разломают. А Никите хоть бы что – улыбается.

Никите семнадцать, он симпатичный парень – высокий, светловолосый, сероглазый, спортивный. И радист отличный. Маринке он, положа руку на сердце, очень нравится. Но она запретила себе даже думать об этом. Во-первых, она командир, и должна относиться к ребятам ровно. Ну а во-вторых, семнадцать лет есть семнадцать лет. Что с ним сделает очередной штамм? Влюбишься, а он раз – и «недиком» стал.

Когда греческий алфавит кончился, штаммы даже называть перестали, просто нумеруют. Дважды в год новые. Весной и осенью. И каждый раз все больше процент недиков. Лет до восемнадцати – почихал, потемпературил, да и прошло. А взрослые, если еще на первом-третьем штамме не привились, все чаще ловят нейродегенеративный синдром. Становятся «недиками». Марина решила, что запрет сердце на замок и ключ подальше спрячет. Не время для влюблённостей. И не место.

– Давайте, ребята, надо дядю Витю в КУНГ поднять, – сказала она строго. – Здесь мы его не оставим.

Андрей откровенно побаивается касаться мертвеца, но преодолел себя, взялся за ноги. Никита и Сергей подхватили за разгрузку, подняли до порога и кое-как задвинули тяжёлое тело в КУНГ, оставив на полу кровавый след. Теперь только стоптанные подошвы берцев торчат. Марина смотрит с тяжёлым сердцем – пытаться выйти на связь в движении было её решением. Можно было подождать хотя бы до Макеевки, где берет ближняя, но нет, поспешила. Час хотела сэкономить штабу на принятие решения. Вот, сэкономила. Как теперь это тете Ане объяснить?

– Не убивайся, Марин, – подошёл сзади Никита. – Это война. Так бывает. Ты принимаешь верное решение, исходя из текущих обстоятельств. Потом обстоятельства меняются, и оно перестаёт быть верным. Но решения все равно принимать надо. Лучше неправильное, чем никакого. Кто знал, что ионосфера сегодня ни к черту? Кто знал, что на той стороне найдётся ударный дрон? Так вышло. Живём дальше, задача никуда не делась.

– Все-то ты понимаешь, – буркнула Маринка, украдкой смаргивая слезу. – Пижон столичный…

 

Никита приехал на Донбасс из России, из «культурной столицы» – Петербурга. Маринка мечтала там побывать когда-нибудь. Сейчас, когда совершеннолетие не «возраст гражданской ответственности», а медицинский диагноз, подростки свободнее распоряжаются собой. Взрослые говорят: «Пусть хоть что-то успеют сделать». Те взрослые, что ещё умеют говорить, конечно.

 

Разумеется, Никиту постоянно спрашивали: «Да что же Россия? Почему она ничего не сделает?» – как будто он российский президент, а не питерский школьник, прикативший на Донбасс попутным гумкараваном прямо после выпускного. Он сначала пытался объяснять. И что у большой России и проблемы большие, и что недиков там куда больше, потому что сначала половина населения не вакцинировалась, а потом пришёл штамм «пи», и вакцины его уже не брали. А к штамму «омега» вакцины уже стало делать некому, потому что нейродегенеративные изменения в первую очередь выключают самую сложную мыслительную деятельность. Рычать и кусаться не всякий недик станет, на первой-второй степени и не поймёшь – переболевший он или просто плохо в школе учился. Двор мести, землю копать, или, как на той стороне, из автомата по людям палить можно и на третьей-четвёртой. А вакцины это химпрепараты, микроскопы всякие, производство, логистика, финансирование, оргработа и так далее. Одними вирусологами не обойдёшься, целая система нужна. И как только из этой системы выбило критичный процент самых умных (их немного, но на них все держится) – все посыпалось. «Да поймите вы, – говорил ребятам Никита, – раньше были танки-ракеты-самолёты! Бац – и весь мир в труху! Но некому больше обслужить, заправить и поднять в воздух «стратега». Некому восстановить систему GPS для наведения на цель ракеты. Даже современные танки стали слишком сложной техникой, вон, на гантраках воюем… Операторами безопасности берут детей, потому что нормальных взрослых не хватает! Кто более-менее вменяемый – недиков по степям ловит. А дурной массой полунедиков, которые разве что спуск на автомате находят, та сторона побогаче нашего. У нас-то их воевать не гонят». «Да на той стороне и до пандемии такие были!» – смеялись ребята.

Потом Никита устал объяснять и теперь только отмахивается: «Да какая разница? Что признали вас, что нет… Теперь везде одинаково». И он прав, думала Маринка, потому что не надо ни на кого рассчитывать. Надо самим делать, что можем.

 

– Никита за руль, я с ним в кабину, вы в КУНГ.

– Я не хочу в КУНГ, – заупрямился Андрей, – там дядя Витя мёртвый.

– А ты на него не смотри, ты в экран смотри. Поднимайте дроны, мне нужна оперативная обстановка!

Превращённый в мобильный операторский пункт военный «Урал» имеет КУНГ с большим люком на крышу. Наверху стартовая площадка наблюдательных дронов и складное сиденье для оператора, если обстановка спокойная. На ходу там не посидишь, качает сильно, поэтому операторы работают из будки, следя через мониторы внешних камер и через камеру самого дрона. В этом и состоит работа «группы опербезов» – выехать на местность, встать на возвышенности, запустить дроны, наблюдать, докладывать. Есть связь – по радио, нет связи – явочным порядком. После того, как неизвестно кто и зачем взорвал на нижней орбите несколько ядерных боеголовок, с радиосвязью все плохо. Ждали конец света, радиоактивных осадков, чуть ли не ядерную зиму – но на этом все и кончилось. Только северное сияние перестало быть «северным», теперь им даже в Африке, небось, любуются. Никита говорит – специальные заряды, «чистые», с большим ЭМИ. Он много всего знает, Никита. Но машину водит отвратительно.

 

– Прости, – сказал он, с трудом манипулируя рычагами старого «Урала», – практики нет. Давно пора разрешить права лет с пятнадцати – уж лучше подростки за рулём, чем недики. Но у нас в Питере с этим тормозят, так что у меня только курсы при школе. И там «Уралов» не было, одни «Газоны».

– Давай уж как можешь, – вздохнула Марина, – я-то вообще до педалей не достану.

Машина, завывая мотором на слишком низкой передаче, медленно выбралась на трассу. Из КУНГа по внутренней связи доносились протестующие вопли Серёги с Андрюхой – пока пересекали глубокий кювет, их изрядно помотало. На асфальте дело пошло получше, покатились ровнее, ребята запустили два больших коптера, и те пошли нарезать расширяющиеся спирали.

– Долго не провисим, – сказал динамик внутренней связи голосом Серёги, – после Саур-Могилы батареи не успели зарядиться.

– Держите сколько сможете, только не потеряйте, – ответила Марина. – Где мы новые возьмём?

Высокотехнологичных производств теперь мало, и все больше военные. Ненависть «недиков» к сложной технике сначала изучали как интересный феномен, а теперь и изучать, наверное, некому. Начали они с радиовышек и всего, что напоминает передающие антенны, – с «пять-джи» боролись, считали, что их «облучают». Пока ещё могли что-то там «считать». Теперь просто ломают все, что сложнее автомата, как только увидят. Поэтому те же дроны – страшнейший дефицит. И связи толковой не наладить.

 

Тревогу поднял Андрей.

– Недики! Большая группа идёт на Торез.

– Что значит «большая»? Доложи нормально!

– Марин, реально большая, я не знаю, как сказать. Сотни. Может, тысяча. Вооружены.

– Ого. Откуда их столько?  Никита, прибавь!

– Не могу, Марин, мотор не тянет. Вон, температура уже в красной зоне. Похоже, повреждён движок.

– Может, встанем, посмотрим?

– И что? Посмотрим, поплачем, дальше поедем? Я радист, а не механик. Давай тянуть, пока тянется.

 

Помощи искать негде. Села вокруг Донецка в прошлом году эвакуировали в опустевший город, потому что защищать некому и некого. Слишком мало нормальных. Слишком много недиков. Недики обычно неагрессивные, просто тупые и не любят технику. Но иногда… Говорят, на той стороне научились ими как-то управлять. Во всяком случае, набеги вооружённых толп все чаще. Они бестолковые, многие даже не умеют перезарядить автомат – отстреляют рожок куда попало и бегут врукопашную. По минам бегут, на пулемёты, под арту – все равно. Но их много. По слухам, на той стороне давно уже не хотят захватить, или, как они говорят, «вернуть Донбасс», просто избавляются вот так от лишних ртов.

Но это не точно. Донбасс – это уголь, а уголь снова главное топливо. Самые простые электростанции – угольные, да и печки им топить можно. Сложные системы требуют сложной техники, а со сложной техникой теперь проблема. И ещё большая проблема с теми, кто может её чинить и обслуживать. Никита говорит, что человечество откатилось в прогрессе лет на сто, и он прав. Железнодорожники, говорят, паровозы уже расконсервировали. На случай, если дизеля окончательно встанут.

– Марина, ещё идут! – голос у Сергея испуганный. – Ого, сколько их…

– Сейчас возьму картинку, – девушка включила дублирующий монитор в кабине.

 

По степи идут люди. Много, очень много людей. Оборванные, плохо одетые, грязные, давно не знавшие бритья и стрижки. Мужчины и женщины. Вооружены через одного, автоматы и карабины, у некоторых охотничьи ружья, у остальных просто палки.

– Обрати внимание, – подключился Андрей, – над ними летят дроны. Над каждой большой группой по коптеру. Высоко, чтобы они не заметили и не начали стрелять.

– Они их как-то ведут? Или просто приглядывают?

– Откуда мне знать?

– Нас отрезают от города, – тревожно сказал Никита, бросив взгляд на экран.

– Так езжай быстрее!

– Уверена? Мотор совсем плохой.

– Жми! Если не проскочим, мотор нам не поможет.

– Командир всегда прав.

 

Похоже, для Марины это был день плохих решений. «Урал» встал через пять километров. Загорелась лампа давления масла, стрелка температуры упёрлась в ограничитель, в кабине завоняло горелым, машина задёргалась, теряя тягу, и остановилась.

– Что случилось? – спросил Сергей из КУНГа.

– Все, блин, покатались, и будет, – ответил ему Никита. – Дальше ножками.

– Эй, а как же наши дроны?

– Запрём в машине.

– Разломают и вытащат. И снова разломают.

– У меня есть идея, – сказал Андрей. –  Вон, видишь, мачта ЛЭП? Там посередине площадка для монтажников. Сажаем туда, недики не доберутся. Только запомните опору, чтобы снять потом. Если вернёмся, конечно…

– Никаких «если»! Обязательно вернёмся! – Марина не испытывала уверенности, с которой говорила.

Никита ободряюще похлопал её по плечу и выпрыгнул из кабины, прихватив из держателя автомат дяди Вити.

 

Нагнали их через полчаса, но ребята и не надеялись скрыться. Недики быстрее и выносливее среднего человека. Не расходуют энергию на высшую нервную деятельность. Мышление – энергозатратный процесс. Тех, кто способен понимать речь и исполнять несложные команды, используют на работах, требующих физической силы. Недики нуждаются в присмотре, но в целом справляются. Это не очень этично, но надо же их на что-то содержать и кормить? Особенно теперь, когда в сельское хозяйство и на шахты из-за дефицита техники вернулся ручной труд.

К моменту, когда толпа поравнялась с кустами, где засела группа Марины, они уже были готовы. Извалялись в земле, потёрли об асфальт и потоптали ногами куртки, намазали пылью лица и потренировались в тупом выражении лица. То, что они слишком молоды для недиков, все равно заметно – но не недикам. Для этого надо задуматься – а им нечем.

Шли быстро, в общем темпе, опустив лица, чтобы не выделяться. Вскоре Марина поняла, что темп высоковат – она небольшого роста, и на каждый их шаг делает два своих. Это выматывает.

– Цепляйся, – шепнул ей Никита.

Девушка вцепилась в подставленный локоть, и, хотя старалась не повисать, идти стало легче.

– Справишься? – спросила она тихо. – У тебя же рация…

– Не волнуйся, – коротко выдохнул он.

Никита высокий и сильный, рука у него крепкая, держаться за неё приятно. В рюкзаке, на который он для маскировки накинул сверху куртку дяди Вити, переносная радиостанция. Их главная задача – предупредить город. Может быть, это и не нужно, может быть, патрули и посты наблюдения заметят толпу недиков издали. А может быть, и нет. Ребята уже поняли, что толпой кто-то управляет – ведёт так, чтобы от города их закрывали возвышенности и строения. Авиации теперь почти не осталось – ни пилотов, ни техники, ни топлива. Только электрические дроны наблюдения, но и их совсем мало. В общем, совсем не нулевой шанс довести недиков до пригородной плотной застройки, где их уже не накроешь артой, как в чистом поле.

– Не пора ещё? – спросила Марина.

– Нет, далеко. Пятьдесят на пятьдесят. Потерпи немного, второго шанса нам могут не дать.

Это самый неприятный момент. Чтобы рация добила до города, нужна возвышенность – а толпа их избегает. А ещё рацию надо достать и развернуть, подняв антенну, насколько получится. Чем выше – тем лучше. А недики плохо сочетаются с антеннами. Даже «домашние», мирные могут внезапно взбеситься от радиопередатчика. Почему? Никто не знает. Но связь – одна из самых сложных задач теперь. В городе спасают проводные телефоны. Передок тоже обеспечили проводной связью на ТАПах, у военных есть решения на любой случай. А вот в поле беда.

Через три часа быстрого шага (для Никиты) и почти бега (для Марины), она чувствует себя совершенно обессилевшей и буквально висит у него на локте. Ей неловко от этого, потому что Никита сильный, но не железный же. Его уже заметно пошатывает, он все чаще спотыкается.

– Устал, Никит? Я могу, наверное, сама…

– Нет, Марин, не устал. Это что-то другое. Не знаю. Как будто на голову что-то давит, как перед грозой. И словно голос какой-то слышу. Или просто шум в ушах…

– Ты не болен?

– Нет, вроде. Неделю назад температурил и чихал, было дело, а сейчас нормально. Да, я знаю, что ты подумала, не говори ничего, и так страшно.

– А что, если… – начала было Марина и заткнулась. Потому что – и что тогда?  Ладно, в любом случае это не мгновенно происходит. Ведь не мгновенно же?

– Я иду и повторяю про себя таблицу частот, представь себе, – с грустным смешком признался Никита, – чтобы не забыть. А вместо этого в голову какая-то чушь лезет: «Слава трам-пам-пам – трам-пам-пам слава!

– Какой ужас… – Марина аж забыла, как устала от этого марш-броска.

– Ужас не это, ужас – отупеть и стать как они. Послушай, я не должен был говорить, это секретно. Но боюсь, что уже не сумею. Запомни кодовую последовательность – четырнадцать, двадцать семь, сорок два, одиннадцать, одиннадцать. Между всеми числовыми парами знак решётки.

– Зачем?

– Повтори.

– Четырнадцать, двадцать семь, сорок два, одиннадцать, одиннадцать, знак решётки.

– Ещё раз!

– Четырнадцать, двадцать семь, сорок два, одиннадцать, одиннадцать…

– У меня в рюкзаке не простая радиостанция, а мультипередатчик. После включения надо набрать эту комбинацию и нажать вызов. Поняла?

– Поняла, но зачем?

– Прости, мысли путаются… Мы думаем, что это собьёт управляющий сигнал, а может быть, и разблокирует зону неокортекса.

– Кто это «мы»?

– Извини, не мог сказать, я не просто школьник. Я закончил ЛЭТИ, электротехнический институт. По закрытой госпрограмме экстренной подготовки кадров. Школа за семь лет, институт за три. У вас тоже с сентября начнут в неё отбирать. Если взрослые ни на что не годятся, то наукой занимаются дети. Мы – это научная группа, я от неё командирован на Донбасс. Руководство республики в курсе, а остальным не положено.

– И мне не положено?

– И тебе, не обижайся. Если бы не ситуация, я бы не сказал…

Никита покосился на Андрея и Серёгу, но те идут в стороне и не могут их слышать.

– И что теперь? – спросила Марина.

– Последовательность, быстро!

– Четырнадцать, двадцать семь, сорок два, одиннадцать, и… И…

– Ещё раз одиннадцать! Запомни уже!

– Все, запомнила.

– Включить передатчик, ввести последовательность, нажать вызов. После этого – и только после этого! – используй рацию в обычном режиме. Вызывай город, сообщай о недиках. Но это если я не смогу. Если я смогу – обо всем забыть. Сможешь?

– Последовательность – смогу. Забыть – нет. Скажи хоть что-то ещё!

– Сложно стало формулировать… В общем, мы считаем, что феномен недиков управляемый. Вирус только ослабляет лимбическую систему, а сигнал, отключающий неокортекс, даётся извне.

– То есть, вирус всё-таки искусственный? – Марина вспомнила, что, когда ещё был интернет, об этом спорил весь мир.

– Не знаю, вряд ли. Скорее, кто-то воспользовался радиочувствительностью, развивающейся на фоне нейродегенеративного синдрома. Недики недаром ломают антенны. Вирус перестраивает нейронные связи, у них в голове как будто радиоприёмник.  И кто-то подобрал частоту. Так что орбитальные взрывы были не просто так, защищались от чужих трансляций со спутников.

– Кто?

– Да все. Не знаю, кто именно взорвал, может, и наши. Но на той стороне остались наземные излучатели, и с дронов ретранслируют. Я не просто связист. Пока вы наблюдали за местностью, я наблюдал за эфиром. Пересылал записи сигналов в институт, там их анализировали на вычислительных кластерах, искали закономерности, вычисляли управляющий сигнал.

– Вычислили?

– Последовательность помнишь?

– Четырнадцать, двадцать семь, сорок два, одиннадцать, одиннадцать…

– Вот и проверим. Но только если я не смогу! Это на совсем крайний-раскрайний случай.

 

Они полушли-полубежали по степи. Толпа двигалась быстро, держась низин и оврагов, обходя села и не выходя на дороги. Марина совершенно вымоталась, да и Никита выглядит очень бледным, хотя и то и дело утирает пот со лба. Лицо его превратилось в маску из приставшей к мокрой коже пыли.

– Ты как? – спрашивала девушка.

– Плохо, – отвечал он, – но держусь. В голове как будто гимны и марши, а на заднем плане кто-то повелительно так орёт. Слов не разобрать, но нервирует. Надо присматривать уже место, а то, боюсь, совсем накроет.

Подходящее место нашлось не сразу, но, когда ребята его увидели, то сразу поняли – оно. Толпа обтекает холм, на котором стоит старая водонапорная башня, железная и ржавая.

– Если залезть наверх, то не то, что до Макеевки, до Питера докричаться можно будет!

– Правда?

– Нет. Но до Донецка наверняка добьёт.

 

Скобтрап, идущий по стенке бочки, ржавый и страшненький, но пока держится. Под лёгкой Мариной даже не скрипнул, и тяжёлого Никиту выдержал. Парень вытащил из рюкзака радиопередатчик – не маленький, карманный, а похожий на те, что в машины ставят. Размером с пару кирпичей, Марина таких и не видела. Клавиатурный модуль посередине панели, трубка на витом шнуре, антенна-штырь, складная.

Никита подсоединил разъем трубки, раздвинул и подключил антенну, завис над кнопкой включения.

– Ну что ты, давай! А то недики забеспокоились.

Люди внизу внезапно прервали свой поход и остановились. Теперь они окружают башню. Среди поднятых вверх лиц – чумазые физиономии Андрея и Серёги, Марина приказала им оставаться внизу.

Никита вздохнул, и щёлкнул обрезиненным тумблером. На передатчике загорелась лампочка питания, засветился крохотный цифровой экранчик.

– Оу-у-у.

– Что? – забеспокоилась Марина, глядя как стремительно бледнеет парень.

– Как гвоздь в башку! И это ещё передача не включена! Наводка от гетеродина, наверное…

– Ты сможешь?

– А куда деваться?

– Сейчас, сейчас… – он, кривясь, защёлкал кнопками. -…одиннадцать, решётка, одиннадцать… Да блин, что это?

Так и не нажав вызов, Никита вдруг завалился на покатую железную крышу башни. Девушке пришлось схватить его за плечи, чтобы он не сполз к краю.

– Марина! – заорал снизу Сергей, нарушив всю конспирацию.

Она выглянула вниз – там вокруг башни плотной толпой собрались недики, но Сергей показывал рукой куда-то вверх, ей за спину. Обернулась – к башне стремительно снижался дрон. Подумала было что все – сейчас пальнёт, но потом разглядела на нем камеру. Не ударный, наблюдательный. И что-то ещё. Ниже камеры четырехвинтовой платформы размещён какой-то кустарно изготовленный электронный модуль, замотанный в перехваченный синей изолентой полиэтиленовый пакет.

– Ретранслятор, – простонал Никита, – не могу… Голова… Да какой там слава? Папа твой слава? Дедушка твой слава? Замолчи, замолчи! А-а-а!

Никита, с трудом сел на крыше, лицо его перекосило гримасой боли. Он снял с плеча автомат дяди Вити, который так и тащил от машины, щёлкнул предохранителем, передёрнул затвор.

– Вот тебе твоя слава!

Оператор дрона, заметив оружие, начал по пологой дуге отводить аппарат от крыши, и Никита, в глазах которого мутилось от боли, промахнулся. Но его очередь стала триггером для собравшихся внизу недиков – все, у кого было огнестрельное оружие, начали палить вверх. Недики не любят радио, не любят сложную технику, и особенно не любят дроны, которые сложные и управляются по радио. Стреляют они паршиво, но плотность огня оказалась достаточной, чтоб квадрокоптер зацепило. Аппарат резко накренился, закрутился на месте – и упал. Прямо в толпу, где его радостно топтали, пока передатчик не перестал работать.

– Ты как, Никита?

– Да нажми ты уже вызов! – простонал он. – Все равно башка почти лопнула.

Марина проверила, что код на экранчике введён правильно, и надавила на зелёную трубочку.

– Оу-у-у… – взвыл парень и отрубился.

– Оу-у-у! – взвыли внизу хором, но не отрубились, а начали стрелять. К счастью, лезть наверх недики не догадались, а крыша не давала им попасть. Да и патроны они почти все расстреляли по дрону. Дополнительного БК недикам на той стороне не дают, потому что все равно либо потеряют, либо не сообразят, как зарядить. В общем, когда после нескольких секунд заполошной пальбы воцарилась тишина, Марина осторожно выглянула вниз. Недики теперь выглядели совершенно иначе. Часть из них бродила туда-сюда, часть сидела на земле, многие просто легли в траву. Ломиться в сторону города они явно передумали, и теперь больше походили на обычных растерянных людей.  Андрей и Серёга помахали Марине руками, призывая спускаться, но она переключила рацию на общий канал и вызвала штаб. Обязанности командира группы с неё никто не снимал.

 

***

 

В госпитале Никита провалялся три дня. Марина хотела его навестить, но сначала они ездили за своими коптерами – теперь у них новый водитель, дядя Саша. Потом хоронили дядю Витю. Потом опербезов погнали отслеживать, куда разбрелась толпа недиков – когда операция вскрылась, с той стороны отозвали управляющие дроны, просто бросив людей посреди степи. Они бестолково шарашились по местности, их надо было собирать, разоружать, кормить и приводить в человеческий вид. Но в первую очередь – найти, поэтому опербезы крутились без продыху, спали по очереди в КУНГах машин. В общем, встретила уже после, в общежитии.

– Уезжаешь? – кивнула она на полусобранный рюкзак.

– Ага, – кивнул он. – Толку-то от меня больше никакого. Радист с радиочувствительностью! Анекдот. Разве что вкрутить мне в каждое ухо по антенне и использовать как пеленгатор.

Марина засмеялась, представив картину.

– Зато недиком не стал, – утешила его она.

– Теперь их будет гораздо меньше, я надеюсь.

– И это твоя заслуга!

– В основном тех, кто работал в институте, не преувеличивай. Кроме того, это ты нажала последнюю кнопку, так что уж скорее твоя.

– Что будешь делать теперь? – спросила Марина, смутившись.

– Учиться. В радиоинженеры я больше не гожусь, но есть куча всего интересного. Специалисты по чему угодно ещё долго будут в дефиците.

– Завидую, – вздохнула Марина.

– Так приезжай к нам учиться! Теперь, когда с той стороны не смогут гнать дронами недиков, война закончится. Приезжай в Питер, поступай к нам. Я тебе ещё и лекции по схемотехнике читать буду!

– Знаешь, Никит, не поеду, наверное.

– Почему?

– Я с детства слышу одно и то же: «Вот теперь, когда вот это, или вон то случилось, война точно закончится! Ведь не совсем же они там рехнулись?» Но годы идут, а меняется все, кроме войны. Не было недиков и радиочувствительности – оболванивали и гнали в окопы обычных людей. Почему сейчас должно измениться? Да, я нажала кнопку, но нет такой кнопки, которая прекратит войну.

– Не знаю, – растерялся Никита. – Не думал об этом. И что ты собираешься делать?

– То же что и всегда, Никит. Делать то, что могу, там, где нужна. Если однажды война и закончится, то не потому, что вы, умники, придумаете волшебную кнопку. А потому что мы никуда со своей земли не уедем. В общем, лучше ты к нам. Переучишься на другого, не радиоинженера – и приезжай. 

Когда Марина, попрощавшись, вышла на улицу, над Донецком стояло полуденное солнце. В городе пустовато, но чисто, почти нет машин, метут улицу недики.

– Марина, Марин! – закричал с крыльца штаба опербезов Сергей. – Бегом сюда! На той стороне что-то опять затевают!

– Уже бегу! – откликнулась она и подумала: «А в Питер можно будет и в гости съездить».

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: