Дневник наблюдений за природой

Люди сука странные. Казалось бы, стоит на обочине УАЗ и человек в нем ковыряется. Не просит о помощи, не имеет вид растерявшегося, а целеустремленно хуячит кувалдой через проставочку подклинивший тормозной барабан. Барабан горячий, человек злой. Так пройди ты мимо! Хули ты лезешь? Но нет, ни разу не было, чтобы никто не подошел. Не помочь — этого хуй дождешься от соплеменников, а так, попиздеть.

 — Твой УАЗ?

 Нет, блядь, к первому попавшемуся на улице подошел, поддомкратил, колесо снял и начал тормозной барабан сдергивать. Не смог пройти мимо. Вот прям как ты, придурок, не прошел.

— И как он, ничо? — отсутствие ответа на первый вопрос мужика ничуть не смутило.

Да охуенный он, ты что, сам не видишь? Особенно сейчас, когда раскаленный до цветов побежалости чугунный барабан расклинило на колодках, и он не сходит даже с кувалды. Я, блядь, счастлив и преисполнен любви к конструкторскому гению ульяновских инженеров. И к тем, кто задает дурацкие вопросы тоже.

— И охота тебе возиться... — рассуждает мужик. — Вот я купил себе (здесь могла быть ваша реклама), и только масло меняю!

Охуеть теперь. И как я жил до сих пор без этой информации?

— Поздравляю, — бурчу мрачно.

Барабан пружинит на колодках, сильно бить по нему нельзя, треснет. Что с ним делать — хуй ума дам. Остынет — вообще насмерть зажмет.

— Барабанные тормоза — говно! — авторитетно заявляет мужик. — Вот на моем дисковые, и горя не знаю!

Сейчас узнаешь. Кончится у меня терпение — и горе познаешь, и бедствия, и последствия. Последствия удара кувалдой по тупой пиздливой башке.

— Не понимаю я этого, — тоном, преисполненным превосходства, сообщает мужик.

Сразу видно, что это не признание собственной тупости (не понимаю — значит, ума не хватило), а самопозиционирование над ситуацией: «Раз я этого не понимаю — это хуйня какая-то, моего понимания недостойная». Поскольку каждый человек ощущает себя сферическим в вакууме Эталоном Всего, то все, выходящее за пределы его восприятия, суть явления незначительные, а возможно и несуществующие. И уж точно подлежащие моментальному обесцениванию.

 — Вместо того, чтобы херней страдать, лучше бы нормальную машину купил.

 А ты вместо того, чтобы ко мне доебываться, лучше пошел бы нахуй. Потому что я сижу на горячем асфальте под палящим солнцем и пытаюсь сдернуть раскаленный барабан. Мое настроение улучшается с каждой секундой и скоро достигнет отметки «пиздец как счастлив». В тот момент лучше не находиться на расстоянии, на которое я могу метнуть кувалду.

— Если то время, которое ты тратишь на эту трахому, потратить на зарабатывание денег, уже заработал бы на первый взнос кредита.

 Оммм! Я не бешусь. Я совершенно спокоен. Я медленная река. Я неподвижный камыш под луной. Я берег, на котором кто-то насрал. Оммм! Это не я бешусь. Это не я сейчас ему уебу.

 — Кредиты — глупость, — говорю я Предельно Спокойным Голосом. Любой, кто знаком со мной близко, бежал бы прочь. — Ты платишь две цены, и когда расплатился, твоя машина уже ничего не стоит. Выброшенные деньги.

— Да что ты понимаешь! — взрывается мужик. Степень негодования отчетливо указывает, что проценты по кредиту составляют существенную часть его расходов. — Без кредитов все рухнет! Вся экономика на них держится! Не было бы кредитов — хрен бы я нормальную машину купил, ездил бы на такой же помойке, как ты! Надо поднимать свой уровень потребления!

 Я открутил штуцер рабочего цилиндра, оттуда хуйнула длинная тонкая струйка горячей тормозухи. Колодки отжались, барабан обрел некую многообещающую подвижность. Спорный метод, но доеду до гаража — прокачаю. Главное — доехать.

 — Это же основа основ! — продолжает распинаться мужик. — Я не куплю машину, дилер не продаст, завод не заработает, рабочие не получат зарплату...

 Ну да, а их голодные дети будут плакать и тянуть к тебе исхудалые ручонки: «Возьми кредит! Спаси нас!» Именно это тебя волновало, когда ты в долги залез, чтобы на модной тачке понтоваться. Очень трогательно, даже жаль, что пиздеж. Но барабан-то сошел! А вот и причина — отвалилась накладка с колодки, заклинилась враспор. Ничего, у меня запасная колодка есть, сейчас поставлю и поеду себе дальше.

— Да о чем с тобой разговаривать вообще! — мужик уже чуть не в истерике. — Копайся в своем говне дальше! Из-за таких, как ты... Да пошел ты нахуй! Идиот на УАЗе! Я бы вас всех...

 И он, махнув рукой, удаляется, продолжая что-то возмущенно бормотать на ходу. По всему видать — большой кредит взял. Не рассчитал возможностей или мелкий шрифт не прочел.

А вообще молодец: сам доебался, сам с собой поговорил, сам меня нахуй послал и сам же и ушел, глубоко обиженный.

С людьми всегда так.

«Поднимать свой уровень потребления» — занятие, если вдуматься, абсурдное. Можно воспитать в себе дивную чувствительность к оттенкам вкуса и перейти на питание курицей свободного выгула, целованной в попу говядиной, экологически чистой зеленью, а кофе пить лишь тот ультраэлитный, который высрали какие-то суслики. Улучшит ли это качество вашей жизни? Да нифига. Вы будете получать ровно столько же удовольствия от еды, но за гораздо большие деньги. Можно испытать эйфорию «ах, как вкусно» от шаурмы или от трюфелей, но уровень выделившегося эндорфина при этом определяется не качеством еды, а устройством организма.

Это как профрезеровать головку УАЗа, укоротить штанги толкателей, перенастроить зажигание и перевести его на 98-й бензин. У вас ровно та же машина, но заправлять её вдвое дороже.

Элитное потребление придумано для того, чтобы богатые люди могли вернуть хотя бы часть своих капиталов обратно в экономику. Во всех прочих случаях вы только сужаете для себя поле возможностей.

Деньги — странная хуйня. Мало кто задумывается, что это такое. Всё, что вы про них знаете —  очень-очень маленькая часть правды. Потому что, если бы все врубились, как оно работает, то это наглухо уронило бы всю систему. Я не знаю, что на этот счет преподают в школах сейчас (судя по учебникам моих детей, там не преподают уже почти ничего), но в нашем советском детстве объясняли, что это «обменный эквивалент». Для удобства обмены топора на репу и заячьих шкурок на самогон. Говорят, когда-то так и было, но потом эта херня сломалась. 

В какой-то момент деньги сакрализировались, превратившись из меры количества репы в меру человеческого достоинства. То есть заместили собой этическую шкалу социума, исторически формировавшуюся религиями. Теперь у нас монетарный экуменизм, единая мировая религия — деньги. Любое движение, действие и событие имеет где-то глубоко в причинах именно их. Даже если вам кажется, что это не так.

 ОСОБЕННО если вам кажется, что это не так.

Вокруг каждой мутной херотени, претендующей на сакральность, моментально образуется собственный культ с многозначительным перемигиваньем посвященных и пафосным разведением муде по воде для простецов. Все эти «меры стоимости», «средства обращения», «эквиваленты затраченного труда» и прочая, простихосспади, ебитда. Но я вам простыми словами объясню, как механик механику.

 Деньги — это жидкость, передающая усилие. Как в гидравлическом приводе. Смысл их в движении. Двигаясь, они приводят в действие разные механизмы, не двигаясь – бесполезны. Поэтому всё вокруг устроено для того, чтобы деньги двигались, двигались и ещё раз двигались. Как можно быстрее. Система построена так, что деньги просто не имеют шанса остановиться. Каждый человек в этой системе – насос. Маленький насосик грошового говноманагера или большой насосище жырного бизнюка – не суть важно. Важно здесь то, что в рамках актуальной финансовой парадигмы функция человека – непрерывно качать сквозь себя деньги. С одного конца заглатывать, чтобы с другого немедля извергнуть. (Не пытайтесь это визуализировать!)

Получил деньги — отдал деньги. Добавил свой импульс в систему. Не отдать не получится — во-первых, потому что никакого толку от лежащих денег нет, а во-вторых, потому что система заточена на их изъятие. Разница финансовых давлений через односторонние клапана кредитной экономики высосет бабки из тебя моментально. Денег всегда чуть-чуть не хватает. В попытке компенсации этого «чуть-чуть» человек должен все время ускорять сокращение своего сфинктерного насоса, разгоняя гидравлику денег. Потратил чуть больше, чем заработал, – хороший насос, правильный. Не тормозишь движение жидкости, а ускоряешь. Если жмешься, придерживаешь дрожащей ручонкой кошелечек, слушаешь свою жабу — ты подозрительный маргинал, тромб в системе.

Смешное тут в том, что по мере твоего карьерного, к примеру, роста сквозь тебя проходит всё больше и больше денег, но количество их у тебя всегда одинаково и равно… нулю! Это удивительный фокус, как кролик из шляпы, только наоборот.  Видишь кролика, хвать - а хуй там ночевал. Нет его.

 Даже если в данный момент как будто есть некая сумма, на самом деле её нет. Эти деньги уже потрачены. Расписаны на возврат кредитов, квартплату, бензин, одежду, еду и кучу нахер не нужной, но очень-очень привлекательной поебени из категории наведенных потребительских галлюцинаций. Это называется «отложенный спрос» — в любой момент ты знаешь, на что потратишь миллион, десять миллионов или тысячу рублей. Откуда бы они ни взялись — мысленно ты их уже потратил. Поменял машину, купил новый айфон, отремонтировал квартиру, отправил ребенка в институт, вставил зубы себе или сиськи жене. Или поменял яхту размером с эсминец на яхту размером с линкор.

Понимая гидравлическую суть денег, несложно догадаться, что в самой постановке вопроса «как заработать денег» уже содержится мощная наёбка — деньги нельзя «заработать». Их можно только пропустить сквозь себя, придав им дополнительное ускорение. Это беличье колесо — как ни усирайся, перебирая ножками, ты все время на том же месте. Хотя вроде бежишь все быстрее. Кстати, чем быстрее ты бежишь, тем выше инерция колеса, и в какой-то момент уже проще поддерживать скорость, чем остановиться. Выключиться полностью из денежных отношений практически невозможно — выпилят нахер, как чертов тромб, и выкинут в ведро с надписью «Биологические отходы, обоссать и сжечь!». Созданный вокруг нас социум специально устроен так, чтобы цена выхода была неподъёмной.

Однако, изменив своё отношение к процессу, можно организовать жизнь так, что этот поток будет обтекать вас, не вовлекая в бессмысленное расходование себя. Это и есть УАЗдао.

Это не так просто, как кажется - остановиться.

«И в поте лица будешь добывать свой хлеб», – сказано в одной старой, но до сих пор кроющей все остальные по тиражам книге. С тех пор, как «закрылись врата рая», или «со времён перехода от собирательства к оседлому земледелию», – как вам больше нравится – мир устроен таким образом, что человек вынужден трудиться, чтобы жрать. Но честный договор наёмного работника и работодателя выглядит следующим образом: «Я продаю вам 8 часов своей жизни в обмен на вознаграждение, позволяющее мне жить остальные 16 часов». Все остальные буквы в трудовых договорах только обговаривают нюансы этой простой сделки, но тут чертовски важно читать мелкий шрифт.

То, что нам приходится так тупо тратить единственный невозобновляемый ресурс, скупо отмеренный при рождении, даже не зная, сколько его осталось — зверски обидно и стрёмно. Указатель уровня топлива в конструкции не предусмотрен, сколько было залито на старте — никто не знает. Отдать большую часть дяде всего лишь за бабло — звучит так себе, да? Но, если припомнить, даже восьмичасовой рабочий день — весьма недавнее достижение человечества. А большинство народонаселения вообще пахало от рождения до смерти (весьма ранней, к слову) не разгибаясь. Так что не нойте, не так все плохо у вас на самом деле. Поди не на барщине тяпкой хуячите, питаясь лебедой и пиздюлями, а в теплом офисе жопу отращиваете.

Когда коту нечего делать, он мудя лижет. Когда компания перерастает сеть из трёх ларьков с шаурмой, у неё появляется «миссия», она же «идея», она же «корпоративные ценности» etc.

Это естественный процесс, вызванный достижением неизбежного потолка материальной мотивации. Непрерывный рост, обусловленный парадигмой денежной гидравлики посткапитализма, где надо бежать изо всех сил, чтобы просто оставаться на месте. Он требует такой отдачи от персонала, которая не может быть обеспечена зарплатой любого уровня. Обратная экспонента зависимости КПД сотрудника от размера вознаграждения приводит к его быстрому выходу на плато эффективности. Попросту говоря, с определенного момента повышение зарплаты не работает. Разница между «двадцать тысяч дохода» и «сорок тысяч» — это разница между «последний хуй без соли» и «не шикуем, но не голодаем». А разница между «пять мультов» и «десять мультов» — это всего лишь выбор между БМВ и Ягуаром, которые стоят в пробке абсолютно одинаково.

Но компании надо больше, чем человек может ей отдать сам. Компании надо всё. И вот тогда вступают в действие эмоцио-социальные мотиваторы. Человек, спасающий своего ребёнка, может руками поднять бетонную плиту. Такова сила мотивации. Идеал кадровой политики любой компании – добиться, чтобы её персонал совершал такие подвиги ежедневно с перерывом на обед и планёрку. Для этого компания должна стать для сотрудника сверхценностью, а не источником пропитания. Методики достижения такого результата опробованы за историю Человечества в изобилии, но только в наше время безусловного доминирования бабла над этикой наука стала близка к действительно эффективным технологиям манипуляции. Если раньше залезали в башку на полшишечки, то теперь могут засадить в мозг так, что кончик из жопы покажется.

 «Основной целью любого коммерческого предприятия является получение прибыли и накопление богатства». Эта аксиома настолько очевидна, насколько и неудобна. Человек – странное существо, которое страшно не любит неприятных очевидностей. Они его демотивируют. А поскольку кадровая цель компании – максимальная, на разрыв селезёнки, мотивация, то вас будут кормить говном в брендированной корпоративной обертке, пока вы не поверите, что это коричневое — и правда шоколад.

Разумеется, нет никакого правильного способа прожить жизнь. «Посадить дерево, чтобы потом построить из него дом и вырезать буратино» — это литературные условности. Процесс-но-не-результат, помните? Результат вы знаете, он ждет вас там, под камушком, и никуда от вас не денется. Между начальной и конечной точкой этого маршрута бесконечное количество разных траекторий, и нельзя сказать, что одна принципиально лучше другой. Вы вполне можете всю жизнь пропускать через себя деньги и гордиться причастностью к этому процессу.

 С другой стороны, однажды к вам непременно придёт Смерть. Она сядет на край кровати, посмотрит из-под капюшона и спросит: «Ну, как всё прошло?»

– Ахуительно! – гордо ответите вы. – Я просидел жопой сотню офисных стульев, а мой работодатель заработал миллиард долларов!

 – На это ты, мудило, потратил единственную и неповторимую, один раз данную тебе жизнь? — удивится Смерть. – И что, оно того стоило?

Если в этот момент у вас не возникнет ни малейшего сомнения в ответе, то вы все сделали правильно, но если нет — то будет пиздец как обидно.

УАЗдао — одна из многих практик, позволяющих отстраниться и подумать. Не единственная, но весьма доступная. Никаких посредников, никаких гуру. И в Тибет не надо ехать к давай-давай ламе. Приходишь в гараж, закрываешь за собой ворота, раскладываешь инструмент...

 О, это сладкое слово «шприцевание»! Как наивны и невинны нынешние водители, никогда не видевшие литольного шприца!

Не вонзавшие его в шприц-масленку, не наблюдавшие, как лезет из узла старая смазка, замещаясь новой. Что-то есть в этом нативное, архетипическое, отражающее глубинное взаимоотношение водителя с машиной.

Шприцевание считают серьезным недостатком старых машин, но это просто другое отношение к жизни, не испорченное цивилизацией одноразовых вещей.

 В УАЗе очень мало что требует замены, кроме расходников на трении. Практически любой узел может быть починен – быстро перебран на коленке самым тупым долбоебом-срочником в чистом поле под обстрелом при помощи молотка, пассатижей и известной матери. Сталь и чугун, все разбирается, раскручивается, вынимается и отсоединяется. Поэтому он вечный — до тех пор, пока владельцу не надоест его обслуживать или пока государство не введет какой-нибудь людоедский налог на эксплуатацию старых машин.

Оно может — у него свои резоны. Ему надо, чтобы люди покупали новые — это поддерживает промышленность. Инженерный корпус разработчиков, работяг на конвейерах, тысячи смежников, который льют металл, штампуют лист, варят резину, катают стекло и буторят пластмассу. Ты не купил новую машину в кредит? Плохой, плохой потребитель! Ты оставил без работы все эти херовы тыщи людей, они сидят и плачут у вставших конвейеров, обнимая дрожащими руками голодных детей. И оставил без процентов банкиров, которые теперь посыпают пеплом незаполненных кредитных договоров седые пейсы, ой-вэй. И лишил налогов государство, которое не построило на эти деньги танк, не защитило этим танком рубежи, откуда теперь придут орды захватчиков и отгеноцидят всех нахуй. И все, заметь, из-за тебя, мудака, с твоим УАЗдао!

Вам кажется, что это бред? Хуй вы угадали — так всё и есть. Это реально так работает, а ты сраный дефектный узел в гидравлике денежного обращения! Пока вас таких мало — вас терпят. А если каждый решит не покупать новую машину, новый телефон, новый телевизор и новый компьютер? Это ж пизда всему, граждане! Экономический, мать его, крысис! Который, кстати, и вас охуячит, потому что мало никому не покажется.

 Ладно-ладно, шучу. Ничего не случится. Тех, кто идет поперек потребительского мэйнстрима слишком мало, чтобы они на что-то влияли. Жизнь специально устроена так, что быть в струе всегда более комфортно, чем не быть в ней.

Даже если это струя того, о чем вы сейчас подумали.

Впрочем, если вы подозреваете, что за этим мейнстримом какая-то херня притаилась — то вы тоже правы. Есть такое дело. Она даже не притаилась, а торчит, как хуй на лбу, но все так к ней привыкли, что уверены, что там самое хую и место. Пофиг, что некрасиво, неудобно и яйца на глаза свисают.

 Это чистая физика. Если экономическая система может функционировать только при условии постоянного роста, то рано или поздно она упрется в ресурсно-энергетический потолок. Некоторые считают, что уже уперлась, и теперь давление пытаются аккуратно сбросить в свисток. Но это не точно, потому что любые два случайно взятых макроэкономиста не договорятся между собой даже который час. Это вызывает обоснованные подозрения, что все они просто пиздаболы, понятия не имеющие, какая именно жопа происходит. (В том, что это жопа, кажется, уже никто не сомневается — и это единственная точка соприкосновения разных школ экономики).

Можно ли сделать автомобиль, который будет ездить 50 лет? Вот он, УАЗ. Ездит.

 Ладно, понимаю — потребительские качества УАЗа слишком суровы для капризного юзера. Ему подавай плюсовую температуру зимой, кондей летом, поменьше шума, поменьше пыли, чтобы в дождь не лилось на ноги и не капало на башку. Гидрач на руль, усилитель на тормоза, а еще это позорище — коробку-автомат. Слабаки! Но снисходя к обывателю, для которого автомобиль — средство передвижения, а не способ осознания УАЗдао, ответственно заявляю — задача имеет техническое решение. Машины 70-х – это не только УАЗ и «Жигули-копейка» (они, кстати, конструктив 50-х и 60-х), но и Mercedes-123, и Pontiac Firebird, и Lincoln Continental Coupe, и даже убийственно прекрасный Cadillac Eldorado 72 модельного года. На них можно смотреть и плакать о безвозвратно ушедшей эпохе красивых удобных машин. На любом из этих автомобилей я бы с удовольствием ездил и сейчас.

 Первый кондиционер в серийных авто появился в 1939 году на Packard 12 Sedan. Автоматическая коробка запатентована в 1935, массово в серию пошла в 40-х. Система впрыска топлива, управляемая давлением во впускном тракте, появилась в 1967 году на автомобиле Volkswagen 1600 LE. И так далее. Кто постарше и поопытней, до сих пор вздыхают о машинах конца 80-х – начала 90-х. Это тот рубеж, когда автопром поднялся на вершину технологий и еще не ебнулся с нее в яму копроэкономики. Тогда появились знаменитые «движки-миллионники», которые выхаживали без ремонта по миллиону километров пробега. Их до сих пор немало бегает по дорогам. Собственно, это был момент триумфа — машины стали близки к идеалу. Удобные — кондиционеры и автоматические коробки, эргономичные салоны, прекрасные подвески. Безопасные — тормозные системы с АБС, подушки, сминаемые структуры кузова. Надежные — неперефорсированные движки достаточного объема, разумная степень наддува, непереусложеннная электроника, технологичная трансмиссия, толстое и хорошо цинкованное железо на кузове. Кукурузер-восьмидесятка до сих пор считается лучшим выбором для тех, кто понимает «за внедорожники». Замены «Делике» так и не придумано. Собственно, с тех пор машины не улучшались, а только обвешивались электронными свистоперделками.

Через несколько лет производители спохватились, что сами себе подложили толстую свинью — люди не спешили менять автомобили. Зачем, если они и так хороши? Пришлось придумать «экологические требования», ради которых новые машины кастрировали технически, и тупо запретить эксплуатацию старых законодательно — через налогообложение. Так на полуторатонных бюджетных седанах появились дико наддутые высокооборотные движки 1.2 литра, которым еще и заткнули хлебало катколлекторами и системой EGR. (Если вы не понимаете в моторах, то представьте себе бег в противогазе, шланг от которого вставлен вам же в жопу).

Чтобы эта поебень хоть как-то ехала, ее пришлось со всех сторон подпереть электронными костылями, прикрутить к ней говновариаторы и даже проклятие пальцвагена — коробки DSG. За них менеджерам VAG в аду приготовлены персональные VIP-котлы с кипящей отработкой. Зато результат достигнут — через пять-шесть лет эксплуатации вся эта трихомудь начинает так ебать вам мозги, что проще уже купить новую машину.  

С точки зрения экологии и экономии ресурсов автомобиль, который будет эксплуатироваться не пять, а пятьдесят лет, в десять раз экологичнее и экономичнее. Технически создать его нет ни малейшей проблемы. Все необходимые технологии и материалы давно существуют и используются, например, в малой авиации, где цена отказа куда выше, а главное — ее никак не переложить на конечного потребителя.

«Он и стоить будет как самолет...» — скажете вы сейчас разочарованно.

И попадете пальцем в жопу. Он будет стоить ДЕШЕВЛЕ, а не дороже.

 Себестоимость производства современного автомобиля составляет сейчас около 20 % от его розничной цены. Из них 10 % — машинокомплект, 10 % — конвейерная сборка. Эта доля последние годы равномерно снижается за счет автоматизации производства, глобализации платформ и унификации техпроцессов. То есть автомобили становятся все дешевле, а стоят все дороже. При этом дилеры рвут на жопе волосы и плачут о падающей марже, производители банкротятся, а черножопые бомжи жгут акции GM в железных бочках на руинах Детройта. Как так? Куда все делось?

Следи за деньгами, нигга-бро!  

 20 % — стоимость научных исследований и разработок. Со времен изобретения «Автокада» уменьшились расходы на ватман и карандаши, но довольно сильно подорожало все остальное. Каждую новую экопримочку, мешающую работать вашему двигателю, надо придумать, нарисовать, спроектировать, протестировать и так далее. Причем ребята, которые этим занимаются, любят хорошие зарплаты и большие офисы.

Стоимость продвижения — еще 20 %, и эта цифра растет быстро, как бамбук под жопой привязанного над ним потребителя. Чтобы убедить человека в очередной раз поменять свой автомобиль на точно-такой-же-но-дороже, надо вкладывать все больше и больше мощностей в «купи-купи-купи-кричалку». Убеждать его, что купив новую тачку, он тут же поимеет ту блондинку, которая натирает ее сиськами в рекламном ролике. Напоминать, что машина предыдущей модели — не круто. Показывать, что три новые свистоперделки в салоне — совсем не то же, что три предыдущие свистоперделки. Уговаривать, что именно этого свистопердежа вам не хватало в жизни.

«Теперь вы можете подключить свой айфон еще и в багажнике! Нет, некогда думать, на кой оно вам хер! Бегом покупать! Первые десять покупателей получат бесплатную кепочку!»

И конечно, пугать, что те, кто ездят на неновых машинах — лохи и лузеры, им не дают тёлки из рекламы, у них перхоть, кариес и нестояк. Поскольку люди такие твари, что привыкают буквально ко всему, каждая следующая модель требует орать это «купи-купи» всё громче. Это затратно, да.

Стоимость бренда. Это такая странная хуйня, которая заставляет людей покупать ебанически дорогой Лексус вместо обычной Тойоты, хотя технически это вообще одна и та же машина. Стоимость такого среднепремиального бренда, как Audi, составляет в цене автомобиля около 40 %. Mercedes-Benz и BMW — 49 % и 61 % соответственно. Это не я считал, если что, тому есть специально обученные люди. Цифры открытые, нагуглите подробностей, если интересно.

 Теперь представим, что себестоимость автомобиля, который прослужит пятьдесят лет вместо пяти, за счет более дорогих материалов удвоится. Это смелое предположение, на самом деле вряд ли, но не будем мелочиться. Удвоится при этом что? Правильно, стоимость машинокомплекта. Стоимость сборки не изменится (на самом деле даже уменьшится за счет большей унификации, ну да ладно). То есть цена вырастет на 10 %? Не, нифига.

Если автомобиль не надо менять каждые пять лет, то сектор разработки сокращается до минимума. На конвейере десять моделей (от микролитражки до пикапа и минивэна) на одной глобальной платформе, они не требуют постоянного обновления. Их не надо впаривать, вбивая астрономические деньги в еблю мозга покупателю. Поскольку машина в таком раскладе перестает быть писькомеркой, а становится средством передвижения, то не нужны и вложения в бренд. Вот и получается: добавили к стоимости 10 %, убрали — 60 %. Поди плохо? А уж сколько ресурсов и энергии сэкономили, не поменяв автомобиль девять раз из десяти! Вот вам и вся экология до копейки. Вот вам и УАЗдао.

 Разумеется, этого никогда не будет, потому что это убьет нахуй автомобильную промышленность и всю цепочку смежников. Оставит без работы кучу людей, уронит в жопу целый сектор экономики, который потянет за собой остальные. В общем, вы поняли, почему УАЗдао опаснее атомной бомбы?

 Шутка.

 На самом деле, это невозможно, потому что требует глобального изменения общественного сознания.

Он подозрительно уставился на Деньги, но те не подали виду.

— Эх, пивка бы сейчас! Кстати, это ж можно того взять, темного, дорогого! Ой... Да что со мной такое? — Мастер быстро накрыл Деньги куском брезента, но от них все равно как будто исходили некие флюиды консьюмеризма. Хотелось странного — то ли двенадцатилетнего односолодового, то ли новый телефон, то ли костюм с галстуком.

— Плохо дело, — констатировал Мастер, — быть сему месту пусту.

 Сказано — сделано! Осторожно отступая, стараясь не поворачиваться к Деньгам спиной, Мастер вышел из гаража и закрыл ворота на большой замок. Вздохнул, протер руки ветошью и пошел в разливуху, пивка попить. Обычного, без понтов.

 А что там потом с Деньгами стало — мы не в курсе. Делись куда-то. Есть у Денег такое свойство — исчезать хер пойми куда.

Да и хуй с ними.