— Да простит она тебя, — не очень уверенно сказал Пётр, — баба же. Позлится, поругается и простит…
— Твоё мнение по этому вопросу мне не интересно, — сухо ответил Андрей.
— Всё, шеф, понял, осознал, заткнулся.
Криспи принесла чай в уличную беседку и встала рядом, привычно глядя на подъездную дорожку. Ей снова давали гель, время перестало структурироваться на дни, и было невозможно понять, давно ли не едет зелёный автомобиль. Злая женщина, которая на неё кричала, куда-то делась; больше девушка её не видела и практически сразу забыла. А вот человека на зелёной машине почему-то помнила.
— И всё-таки, шеф…
— Ну, чего тебе ещё?
— А может, ну его нафиг, а? — вкрадчиво спросил Пётр.
— Что именно? — вздохнул Андрей.
— Ну, все эти гнилые расклады? Нет, ты послушай, правда, ну, чёрта нам во всём этом? Недурно же всё шло! Имели свой процент с Севы, имели свой процент с контрабанды, имели очень недурной приварок с Вещества. С Коммуной вполне можно работать, если не наглеть. Чего тебе ровно-то не сиделось?
Андрей мрачно молчал.
— Не, правда, шеф. Что мы имеем на выходе? — не унимался Пётр. — Рекурсор провтыкали. Это раз.
Он загнул корявый палец с обкусанным ногтем.
— Альтери рано или поздно прознают, что мы тут учинили, и предъявят нам по полной. Это два.
Он загнул второй палец.
— С местными как-то нехорошо вышло, это три. Они, конечно, придурки были полные, но всё равно неловко получилось. Непонятно, что дальше делать, — это четыре. Ну, и жена от тебя ушла, это…
— Заткнись.
— Всё-всё, шеф, молчу. Но всё-таки — как же хорошо было без всей этой херни… — пригорюнился Пётр.
***
Мерит больше не бралась за нож, но Карлос продолжал упорно следить. Однажды Криспи увидела, как он расстегнул на ней комбинезон и ущипнул за сосок, но девушка только вяло отмахнулась, а Андрей его отругал.
— Я не трахать! — возражал горец. — Я проверять!
— Что там проверять? — удивился Пётр. — По размеру видно, что не силикон…
— Проверять, что она делать!
— Достал ты свой паранойей, сколько ещё за ней таскаться будешь?
— Пусть следит! — поддержал Карлоса Кройчек. — Я ей тоже не доверяю!
— Отстаньте от неё, — отрезал Андрей, — средство проверенное. Сева на нём весь свой контингент держит, и даже двери в загон не запирает. Идеальная кормёжка — клиенты не бузят, не гадят, сидят тихо, даже почти не стареют, потому что метаболизм снижен.
— Не люблю работорговцев, — поморщился Кройчек.
— Они вас, грёмлёнг, тоже не любят, — засмеялся Пётр, — жрёте много, работники никакие и выпивку прятать приходится. Хреновый из вас товар!
***
Время для Криспи шло неощутимо, и выходить на дорожку, глядя вдаль, стало даже не привычкой, а каким-то рефлексом, смысл которого почти утерян. Зелёный автомобиль не ехал и уже начал понемногу забываться.
— Так и пялится, гляди-ка, — сказал Кройчек, — каждый день таскается на дорогу смотреть.
— «Что-то миленький не едет, и дорожка не пылит»,— процитировал Пётр, — надо же, мозгов меньше, чем у курицы, а туда же, чувства. Бабы, что с них возьмёшь…
— Эй, бестолковая! — грёмлёнг подошёл и сильно дёрнул девушку за локоть. — Чего смотришь?
После происшествия на кухне он проникся к Криспи странной неприязнью и часто зло толкал её, проходя мимо, или норовил больно, с вывертом, ущипнуть за мягкое. Тиранил по мелочи, когда никто не видит. Криспи от случая к случаю успевала об этом забыть, но начала инстинктивно отстраняться при его приближении.
— Не приедет он! Поняла, ты, тупенда́? Не-при-е-дет! Вали, давай, отсюда, раздражаешь!
У Криспи внезапно как будто что-то оборвалось внутри. Какая-то ниточка, не дававшая ей окончательно утонуть в толще серого геля. Она запрокинула нечёсаную голову, некрасиво и широко раскрыла рот и истошно, горестно на одной ноте заголосила:
— А-а-а-а-а!
В этом крике не было ничего осмысленного, никакого протеста или осознания. Это была животная боль существа, которое само не понимает, почему ему так плохо.
— Вот же ты мудак, Кройчек! — укоризненно сказал Пётр.
— Ой, подумаешь! — отмахнулся тот. — Тоже мне цаца!
Криспи кричала и кричала, не останавливаясь и не замолкая, пока Пётр не сходил за серой тубой и не запихал ей в рот полную порцию геля. Девушка замолчала, подавившись, а прокашлявшись и проглотив гель, молча ушла в дом. С тех пор она больше не выходила на дорожку, потому что не помнила, зачем, куда и кто выходил. Лицо внутренней Криспи окончательно потерялось на дне серо-зелёной жижи, и даже смутного силуэта было не разглядеть.
***
— Шеф, ну, где моя «Нива»? — нудел Кройчек. — И когда мы уже свалим отсюда? Чего мы высиживаем в этом срезе? Тут адски скучно, а без машины я даже к Севе сгонять не могу…
— Ты же не любишь работорговцев, — напомнил Пётр.
— Когда у них единственный во всём срезе бар с борделем, я готов сдержать свои чувства.
— На днях заберу «Ниву», — отмахнулся бородач, — не надо было на ней в овраг прыгать, не сломал бы лонжерон, каскадёр хулев… Отогнал твоим соплеменникам, обещали сделать быстро.
— Ой, я вас умоляю! «Соплеменники»… Это совсем другой клан, мы вообще не родственники.
— А как по мне, все вы на одно лицо… Хотя я тоже не понимаю, что мы тут делаем. Я даже не понимаю, что мы вообще делаем, шеф…
— Вижу, что не понимаешь, — внезапно снизошёл до объяснений Андрей, — ты заметил, что я рейдерам рекурсор без ковчега отдал?
— Ещё бы не заметить. Из «Патра» ящик был. Вожу теперь ключи кучкой в пакете…
— Так вот, мы ждём.
— Чего?
— Ковчег экранировал рекурсор, без него он фонит на весь Мультиверсум. И кто бы ни был заказчик, мы скоро о нём узнаем.
— Как?
— Просто пойдём на шум. Поверь, шума будет много.
Сообщить об опечатке
Текст, который будет отправлен нашим редакторам: