Глава 4. Жопная королева

— Я не технический специалист, — рассказывает Милана, — работала в архиве. Из прочитанного поняла далеко не всё. Вы будете смеяться, Ингвар, но я это как бы чувствую.

— Что именно?

— Пожалуй… необходимость. Да, это самое близкое слово. Почему я тащилась по пустошам сотни километров в это Убежище? Можно было остаться у того же Немана, они бы приняли женщину с ребёнком.

— Да, я удивился, что ты не выбрала Кареград. Там до сих пор благополучно на фоне всех прочих.

— Я сама не понимала, но меня что-то тянуло именно сюда. Добравшись, долго не могла понять: зачем? Это точно не лучшее место для жизни с младенцем. При этом никак не могла успокоиться, то самое чувство «необходимости» нарастало, мне начинало казаться, что я схожу с ума. Но потом мне приснилось это место, — Милана обвела рукой командный центр. — Оно снилось мне снова и снова, как я подхожу к спрятанному проходу, нажимаю на панель (точно в нужное место, иначе не сработает), спускаюсь по лестнице, набираю код…

— Тебе и код приснился?

— Да, представляете? И он подошёл!

— Просто «битва экстрасенсов» какая-то, — фыркнул в бороду Ингвар.

— Вы мне не верите?

— Отчего же. Я повидал много странной фигни, вещие сны даже не в первой десятке. Рассказывай дальше.

— Аппаратура была выключена, вы знаете. И вы тогда отговорили меня от включения, потому что никто не знал, что это такое. Но потом пришёл Деян.

— Жопе гнал южно стыда, — сказал парень.

— Ничего не понял, но сочувствую.

— Он тоже знал, что ему нужно сюда. Добирался долго и сложно, и пока дошёл, началась зима. Деян сказал, что надо включить, и он знает как.

— И ты поверила?

— Я и так это знала. Просто боялась сама. А он радиомеханик, умеет обращаться с оборудованием.

— Ладно, допустим. Вот вы его включили, лампочки мигают, стрелочки прыгают, экранчики светятся. Всё это, надо полагать, расходует энергию, а совет при этом грызёт меня за радиотрансляции… Что оно делает?

— Я точно не знаю, но, видимо, благодаря этим устройствам нас не сожрал когнитивный коллапс. После того, как оборудование заработало, даже члены совета стали… не знаю, как сказать…

— Не такими упёртыми долбоёбами?

— Скажем так, на них стало сходить просветление. Вы думаете, почему вам до сих пор не запретили вещание, которое их ужасно бесит и требует много электричества?

— Хм… может, потому что регулярное прослушивание речи и музыки замедляет развитие афазионного синдрома?

— Палаточно утренней копуляции, — махнул пренебрежительно рукой Деян. — На стильных им жевать.

— Дорогой, пойди, присмотри за Юльчей, ладно? — сказала ему Милана. — Боюсь, она проснётся и заплачет.

Молодой человек кивнул и вышел.

— Он сказал, что можно было обойтись внутренней трансляцией, а не вещать на все пустоши. Им плевать на всех, кто снаружи, жалко электричества для передатчика, им не нравитесь вы, но пока оборудование работает…

— …С ними разговаривают голоса из розетки. Чудненько.

Если голос из розетки

скажет, что вы параноик,

не спешите ему верить,

он, наверное, за них… —

задумчиво пробормотал Ингвар. — Знаешь, я как-то даже не очень удивлён. Раз в Кареграде и других анклавах излучатели работают, то кто-то же передаёт на них сигнал? Скорее всего, мы видим тут часть этой системы.

— Поверьте, излучатели — наименьшее зло. Несравнимое с последствиями их отсутствия. Даже сейчас. Вы мне верите?

— Верю, что ты в это веришь.

— Время уходит. Процесс может стать необратимым. Даже мне приходится прилагать всё больше усилий, чтобы говорить нормально, сосредоточиться на сложных концепциях, просто думать. Ловлю себя на том, что сижу и пялюсь в стену, без единой мысли в голове. Некоторые из женщин уже демонстрируют первые симптомы афазии, наша «правополушарность» не панацея, просто мы чуть дольше держались. Почему вы так негативно настроены к излучателям? Жизнь при них была комфортной и безопасной.

— Из-за Юльчи, — признался Ингвар. — Она родилась после Катастрофы, у неё нет никаких синдромов, могла вырасти с непромытыми мозгами и стать нормальным человеком. А ты хочешь загнать её в это же стойло.

— Вырасти — и что? Она единственный ребёнок тут. Будет бродить в одиночку по пустошам и гордиться своей нормальностью? Норма понятие статистическое. Нормальными будут те, кто выжил, а выживут те, кто живёт возле чудом уцелевших излучателей. Я прошу вас, помогите нам! Ради Юльчи, если на остальных вам плевать!

— Нечестный приём, — скривился Ингвар. — Да и зачем я вам? Я не инженер, пусть вон Деян займётся.

— Он… В общем, я сомневаюсь, что он дойдёт. Мне приходится постоянно с ним разговаривать, чтобы он не терял связь с реальностью. А когда я занята Юльчей, то фоном идёт трансляция ваших передач, напрямую или в записи.

— Записи?

— Ах, да, вам же не сказали, верно? Ваши эфиры пишутся на плёнку. Руководство так решило, и Деян подключил магнитофоны. Община, уж простите, не хочет зависеть от ваших капризов. Вы не командный игрок, завтра на что-то обидитесь и уйдёте, заменить вас некому, но записи помогут поддерживать речевой фон, тормозящий афазию.

— Или решив, что записали достаточно, меня просто выгонят… Что глазки отводишь, красавица? Обсуждали это на вашем совете?

— Решение не прошло, — ответила Милана. — Я голосовала против, если вам интересно. Я помню, что вы приняли у меня роды и спасли мою жизнь.

— А ты за это меня подстрелила, ага, — хмыкнул Ингвар. — Почти родственники, можно сказать. А что не так с твоим мужем?

— Если он пойдёт один, то вскоре забудет, куда шёл, зачем, кто он такой и что происходит. Можно взять с собой приёмник, но слушать его на ходу не получится, а на привалах недостаточно времени. Я бы пошла с ним, но у меня Юльча. Остальные тут либо такие же, как он, либо никогда не выходили наружу. Получается, что вся надежда на вас. Это ненадолго, несколько дней, по радио пока будем крутить записи.

— Ты понимаешь, что если удастся запустить ваш чёртов излучатель, то обратно я не вернусь? Не хочу проверять, удастся ли этой штуке промыть мозги ещё и мне.

— Но вы же как-то жили до Катастрофы?

— Я сидел в тюряге. Точнее, в коррекционном центре для выродков, устойчивых к излучению. Они были в стороне от больших населённых пунктов, туда если и доставало, то краешком. Зачем тратить энергию, если мы нечувствительны? Думаю, меня спасли толстые стены старой тюрьмы. Я всё равно там почти рехнулся. А может, и не почти. В более-менее живых анклавах, таких как Кареград, тоже кучкуются вокруг излучателей, так что мне и там делать нечего. Фактически ты предлагаешь мне свалить в пустоши и подыхать там в одиночку.

— Ингвар… Я… да, это не совсем честно, вы правы. Я прошу вас рискнуть жизнью ради общины. Ради людей, которые вам несимпатичны и которым вы не нравитесь. Но я не могу не попробовать, поймите. Юльча…

— Да. Юльча. С которой мне запретил общаться Деян, потому что я на неё дурно влияю.

— Хотите, я поговорю с мужем?

— Нет, не надо. Я согласен.

— Вы… что? Правда?

— Да. Не ради тебя или общины, и даже не ради Юльчи, чтоб она была здорова. Просто я устал. Не хочу тут больше оставаться, смотреть на эти кислые рожи, трепаться в эфире, работая клоуном для… Да пофиг, для кого. Раз вы снова выбрали жить без мозгов, то кто я такой, чтобы вас отговаривать? Зря я вернулся, но моя биография не была бы такой богатой без плохих решений. Скажи Деяну, путь готовится. Завтра выходим.

***

— Палку тебе? Ну лови, раз тебя это развлекает, — Ингвар кинул толстую ветку, пёс, подпрыгнув, ловко схватил её зубами и принёс, виляя хвостом, обратно. — Весело?

— Гав!

— Скоро, приятель, снова пойдём снег месить. Как тебе такая идея?

— Гав! Гав!

— Да ты оптимист. Я вот не люблю ночевать в сугробе под кустом. Не отрастил достаточно шерсти.

— Гав!

— Да понятно, что тебе, дураку, лишь бы со мной. Я и не предлагаю остаться, в лучшем случае они тебя просто вышвырнут за дверь, а в худшем пустят на подливу к каше.

— Гав! Гав!

— Жрать что ли хочешь? Сейчас, вернёмся в студию, приготовлю.

— Гав!

— Завидую твоей жизнерадостности, дружок. Ты даже кашу жрёшь с удовольствием. Ну что, сделал свои дела?

— Гав-гав!

— Вот и славно. Я тоже прогулялся, мозги проветрил, хотя и без особой пользы. Думал, может, осенит идея какая-то, но нет, ни фига. Понимаешь, Мудень, самое хреновое, когда цели нет. Я, дурак старый, правда ведь возвращался, думая, что я тут кому-то нужен. Хрен там плавал.

Спустило колесо сансары,

на гвоздь наехамши большой.

Я оказался в этом мире

чужой.

Отведу парня к излучателю, прослежу, чтобы его по дороге воробьи не заклевали, потом он получит свою порцию церебральной клизмы, просветлится и дойдёт, я надеюсь, обратно сам. Тут, собственно, и идти-то всего ничего, мы с тобой, приятель, гораздо больше прошли, когда сюда добирались. Причём тогда зима была, а сейчас лето.

— Гав!

— Вот такое хреновое нынче лето, а что ты хотел? Май на исходе, на улице еле-еле минус десять, говорить не о чем. Может, и ещё потеплеет, почему нет. До минус пяти, например. Поди плохо? Иди и радуйся.

— Гав!

— Да ты всегда счастлив, знаю. А мой природный оптимизм как-то сдулся. Хреново на меня этот мир влияет. Или это возрастное?

— Гав!

— И правда, какая, к чёрту, разница? Идти некуда, вот в чём беда. После того, как отведу Деяна, куда нам податься? Неман, конечно, нас охотно примет, он мужик деловой, не дурак, пользу знает. Радиостанция у них в Кареграде слабенькая, здешней не чета, но, если я правильно понимаю, эту можно использовать как ретранслятор и снова вещать на все пустоши. Но знаешь, что, Мудень? Не хочу. Не вижу смысла. Скоро все, кто выжил, соберутся у ретрансляторов, и мои байки им станут без надобности. Ладно, приятель, будем решать проблемы последовательно. Первая у нас какая?

— Гав!

— Правильно! Пожрать! Пошли-ка, поставим чайник.

***

— Приятного майского денёчка, Пустоши! Если вы до сих пор не пробовали кашу со вкусом дриподии, то зря, это почти съедобно. Как селёдка, фаршированная яблочным пюре, или даже лучше. Отложите на какой-нибудь праздник, полакомитесь. Вот, например, совсем скоро наступит лето, чем не повод? Лето, если вы успели забыть, это… А, впрочем, и не вспоминайте, одно расстройство. Давайте я вам лучше сказку расскажу. Называется «Жопная королева». Суть в том, что однажды какая-то сволочь создала какую-то хрень, от которой всё вокруг стало выглядеть как жопа. Кажется, в оригинале было зеркало, но в эту строчку кроссворда можно много чего вписать, от газет до телевидения, и всё подойдёт как родное. Живёт себе человек, радуется, а стоит ему через эту штуку взглянуть — божечки! Жопа же вокруг! Погода жопная, жизнь жоповатая, страна жопецкая, люди жопешники, да и сам ты в этом зеркале какой-то… коричневатый. А раз кругом жопа, то и стесняться нечего: в жопе жить, говном и быть. Вот и начинали люди вести себя соответственно, а глядя на них, и другие убеждались: да, полная жопа кругом, вон хоть на них посмотрите, натуральные же жопошники, клейма негде ставить! В общем, самоподдерживающийся процесс тотального жопоморфирования с положительной обратной связью. А всё проклятое зеркало, чтоб его. И вот одного пацана, Кай его звали, случайно накрыло жопорикошетом. Был нормальный парень, но то ли газет начитался, то ли телевизора насмотрелся, то ли слухов наслушался, но стал он внезапно жопоглазым жопосердечником. Это когда на сердце сплошная жопа, в каждом глазу по анусу и смотрит на всех как на говно. И даже на подружку свою, Герду, стал этаким шоколадным глазом поглядывать, мол чего тебе надо от меня, отстань, самому мало! И такой он стал жопный товарищ, что сама Жопная Королева его заметила. «Приветствую тебя, юный жопован, на жопной стороне силы! Хочешь, заберу тебя в своё жопное царство?» Он согласился, конечно, потому что жопа к жопе тянется. Подхватила его Жопная Королева в свою жоповозку, и фьють! Только пердячий пар по дороге. Кинулась Герда его спасать — а поздно. Собрала она тогда манатки да и потопала следом, потому что такова бабская доля — мужика из жопы вытаскивать, даже если он туда сам доброй своей волей повадился. Шла она долго, приключений по дороге имела много, но все они сводились в основном к тому, что разного рода добрые и не очень люди говорили ей: «Дура, нафига тебе этот жопошник? Если у кого-то жопа в глазах и вместо сердца задница, то ничего кроме говна ты от него не получишь». Но упорная девица каждый раз отмахивалась и шла дальше, милого от Жопной Королевы спасать. Девицы отчего-то часто верят, что сила их любви способна изменить любого козла к лучшему. Увы, как показывает практика, меняются при этом не козлы, а сами девицы: стареют, дурнеют, превращаются в неврастеничек и заводят выводок котов. Но Герда всё равно дошла до Царства Жопной Королевы. Как выглядел вход туда, вы можете догадаться сами, но её и это не остановило. Нашла она и Кая, а как же. Сидит он в самой глубине самой глубокой жопы и пытается из букв «Ж», «О», «П» и «А» сложить хоть какое-нибудь другое слово, но ничего не выходит, потому что из жопы отродясь ничего кроме другой жопы не получалось. Бросается к нему Герда, давай обнимать, целовать… Смотрит, а его куда не целуй — везде она. Она такая: «Кай, Кай, это я, скажи что-нибудь!» — глядь, а ему нечем. И вообще, никакой это не Кай, а понятно что. И только тут до неё дошло, что нет никакой Королевы, а дружок её всегда таким был, просто она не замечала. В чем мораль этой сказки, спросили бы вы, не будь радио анизотропным способом коммуникации? В том, что Герда, пусть и не достигла поставленной цели, но прогулялась не зря. Путешествие её изменило в достаточной степени, чтобы посмотреть на привычные вещи с новой точки зрения и увидеть то, что раньше не замечала. Поэтому, дорогие гипотетические радиослушатели, на этом заканчивается прямое вещание этого радио, а я, скромный диджей апокалипсиса Ингвар, покидаю эту студию навсегда. Отправлюсь в путешествие, надеясь, что оно что-то изменит если не в мире, то хотя бы во мне. Община Убежища тринадцать обещала крутить мои эфиры в записи, но будут ли они заниматься этим на самом деле или пожалеют энергии на передатчик, понятия не имею. На этой радостной ноте я слагаю с себя обязательства по несению херни в массы и предоставляю вас вашей судьбе, какова бы она ни была. Выживайте!

Ингвар выключил трансляцию и откинулся в кресле.

— Ну что, Мудень, даже как-то легче стало, да?

— Гав!

— Вот и я думаю, что засиделся тут. От этого всякие депрессии и случаются. Я ведь всю жизнь, считай, мотался, шилом в жопу уколотый, то по морям, то по суше, а тут сижу, смотрю в стену, несу чушь. Неудивительно, что нервы ни к чёрту. Холод опять же. Я, приятель, признаться, хоть родом из северных краёв, ей-богу, охотно поменял бы всё это на Африку, в которой куча своих минусов, но хотя бы тепло.

— Гав!

— Знаешь, думаю всё к лучшему. Прогуляемся, проветримся, вдохнём, так сказать, воздух свободы. По крайней мере никакой совет не будет клевать мне мозг за то, что я тебя кормлю.

— Гав!

— Вот и я о чём. Каши им для тебя жалко! Между прочим, никто так и не смог мне объяснить, что она такое. Вот как так? От этой каши вся жизнь зависит, запасы консервов давно сожрали, ничего кроме неё нет и ещё долго не будет, пока снег не сойдёт, как минимум. И что? Всем пофиг, откуда она взялась, и даже вопрос «где ещё взять, когда эта кончится» их отчего-то волнует весьма умеренно. Что я тебя ей кормлю — да, бесит. А разобраться, где её делали и как получить ещё, — нет. Если бы мы остались достаточно надолго и понаблюдали, дорогой Мудень…

— Гав!

— …То, клянусь твоим хвостом, увидели бы, как однажды они грустно вздыхают, ложатся в кроватки и скучно умирают, даже не подумав что-то предпринять. Как так? Где базовые, мать их, инстинкты выживания?

— Гав!

— Да, именно там, ты прав. Даже у самых отбитых даосов я не видел такого смирения, дружок. Не в природе это человеческой. Люди злые, жестокие, агрессивные, высокомотивированные твари, которые за свои интересы кого хочешь загрызут. Я много где побывал, и везде было так. А здесь нет. Единственное, чем этот мир отличается от остальных, — чёртовы излучатели. Вывод, так сказать, напрашивается. Боролись с агрессивностью, побороли вообще всё. А когда сломалось, сначала на откате друг друга поубивали, потом маятник качнулся обратно, и они лапки сложили, тупея и забывая человеческую речь. Может быть, потом будет ещё один откат, с новыми сюрпризами, но, боюсь, до него уже мало кто доживёт…

— Гав!

— Чего?

— Гав! Гав! Гав!

— О, точно, лампа вызова горит же, а я заболтался. У нас же теперь целый видеоканал, хоть конференцию устраивай… Сейчас, как оно там… Этот переключатель, этот, ещё этот… И камеру, да, камеру. Не забыть сделать умное лицо.

— Ингвар, как связь? Меня видно?

— Привет, Неман, довольно отчётливо, я бы сказал.

На чёрно-белом выпуклом экране появился мэр Кареграда.

— Да, от вас тоже картинка пошла хорошо. Я правильно понял, что вы больше не будете вести передачи?

— Именно так.

— Это очень печально. Многие изолированные небольшие общины держатся только за счёт радио.

— Надеюсь, в записи я буду звучать ненамного хуже.

— Мой медик считает, что эффективность будет ниже. Уже слышанное не так интенсивно стимулирует формирование нейронных связей, или что-то в этом роде. Это окончательное решение?

— Да, причём не моё.

— Даже так?

— А что ты делаешь такие глаза, Неман? Ты этого давно ожидал, признайся. Ты лучше меня знаешь этих людей.

— Я предполагал такой вариант развития событий. Даже удивительно, как долго они вас терпели. Мы с самого начала катастрофы изучаем развитие коррект-абстиненции, и…

— Это ещё что за напасть? — перебил Ингвар.

— Рабочее название для комплекса симптомов психических расстройств у тех, кто долгое время находится вне поля корректирующих излучателей. Сюда входит как агрессия триггерного радиуса, которая до сих пор ещё встречается у одиночек, так и более поздняя симптоматика: афазия, когнитивная депрессия, мотивационная деградация и прочее. Люди в состоянии коррект-абстиненции очень негативно воспринимают любые попытки вывести их из состояния пассивности, вплоть до возврата к неконтролируемому агрессивному поведению.

— В общем, — резюмировал Ингвар, — я должен радоваться тому, что они меня просто выпроваживают, а не покусали. Ладно, учту.

— Куда вы планируете отправиться?

— Да есть одно дельце неподалёку, последний, так сказать, долг перед обществом. Дальше пока не загадываю.

— Вы знаете, что в Кареграде…

— Не начинай, Неман. Сто раз уже обсуждали. Не буду я жить под излучателем.

— Можно поселиться в пригороде, мы даже готовы перенести туда радиостанцию…

— Может быть, однажды. Но не сейчас. Думаю, я достаточно сидел на одном месте, пора подставить паруса ветру перемен.

— Если передумаете, мы всегда вам рады. И кстати, вас тут ищут! Очень настойчиво. Поскольку вы знакомы и появлялись у нас вместе, я обещал дать возможность связаться. Вы не против?

— Не соображу, с кем вы могли меня видеть и когда, но почему нет? Я заинтригован.

— Сейчас, поверну камеру…

Изображение в телевизоре дёрнулось, поехало, потом стабилизировалось заново.

— О как, — озадаченно сказал Ингвар. — Ну, привет, Лысая Башка.