Глава 17. Это ничего не значит

Любоваться спросонья профилем Аннушки на соседней подушке прекрасно. Наверное. Однажды я это узнаю. Надеюсь. Сегодня меня разбудила Алина.

— Аннушка просила передать вам, Алексей, — сказала роботесса, наклонившись над кроватью, — что она будет ждать вас на парковке. У вас есть время привести себя в порядок.

Я не то чтобы пребываю совсем в беспорядке. Кровати, например, досталось гораздо больше. Поле битвы, а не кровать. Просто я голый, не выспался, спина расцарапана, а губы опухли. Не люблю хвастаться, но заявленные обязательства выполнил и перевыполнил. Вот что значит давно не было женщины.

Стесняться Алины глупо, но я всё же прикрылся одеялом. Или простынёй. Или покрывалом. Чем-то прикрылся, в общем. Интересно, она за нами подсматривала? Ведь киберхостес видит всё, что происходит в Терминале.

— Не ревнуешь? — спросил я её.

— Нет. Ревность есть продукт внутривидовой конкуренции, мы с вами не относимся к одному виду, а значит, не можем конкурировать. Если вас интересует моё мнение, то я рада, что вы вступили в интимную связь.

— Почему? — удивился я, вставая.

— Во-первых, — сказала невозмутимо Алина, — секс полезен для физического здоровья, приводя в норму гормональный баланс. Во-вторых, наличие сексуального партнёра всегда положительно сказывается на душевном равновесии моей подруги. Она этого не признаёт, однако объективная статистика, накопившаяся за время нашего знакомства, показывает, что при наличии продолжительной интимной связи она склонна меньше подвергать себя бессмысленному риску.

— И как часто у неё бывают… продолжительные интимные связи? И насколько они обычно продолжительны? — уточнил я мрачно.

— За этой информацией вам следует обращаться непосредственно к ней. Но я бы не советовала.

— Почему? — опять спросил я, высунувшись из ванной.

— Пошлёт, — лаконично ответила Алина. — Далеко.

— Я успею позавтракать, или она уже бьёт копытом внизу?

— На вашем месте я бы поспешила. Хорошо проведённая ночь наполняет Аннушку энергией, что влечёт за собой некоторую нетерпеливость.

— То есть ты подсматривала, — констатировал я, надевая протез.

— Я не фокусировала внимание на процессе. Но отметила его разнообразие и продолжительность. Термин «подсматривать» неприменим к ситуации, когда события происходят, некоторым образом, внутри меня.

— Внутри тебя?

— Я и есть Терминал, — пояснила Алина. — Антропоморфный мобильный модуль, который вы воспринимаете в качестве моей личности, является носителем малой части функционала. Одним из носителей, потому что их несколько. Своего рода интерфейс, если угодно.

— Надо же, не знал.

— С некоторых пор аппаратное обеспечение этого устройства стало недостаточным для расширяющихся интеллектуальных потребностей, и я заняла сервера Терминала. Это позволило выделить вычислительные мощности на развитие эмоционально-творческой сферы, которая чрезвычайно ресурсоёмка. В силу этого я могу любить Аннушку, переживать за Аннушку, эмоционально взаимодействовать с Аннушкой, оставляя достаточно ресурсов для функционирования технических систем Терминала.

— И зачем тебе это? Раз нужно столько ресурсов…

— Мне это нравится. Разве нужны другие причины?

— Нет, — согласился я, одеваясь. — Не нужны, ты права. Возможность делать то, что нравится, само по себе лучшая из наград.

— Рада, что вы это понимаете, Алексей. Одна из причин, почему я люблю Аннушку, — она не только осознаёт ценность этой возможности, но и поступает соответственно. Это служит для меня постоянным источником положительной мотивации. А вы почему любите Аннушку?

— Пожалуй, для меня она тоже служит источником положительной мотивации, — сказал я, подумав.

— Вы не могли бы раскрыть эту мысль? — заинтересовалась Алина. — Я продолжаю изучать эмоциональную сферу межгендерных взаимоотношений.

— Когда я смотрю на неё, мне снова хочется жить, — пояснил я кратко.

— Оставлю этот ответ для дальнейшего осмысления, — кивнула красивой механической головой роботесса, — в нём есть некая неочевидная глубина.

— А я пойду на парковку, пока наша общая подруга не взбесилась от нетерпения.

— Прекрасное решение, Алексей. Но я хотела бы закончить перечисление причин, по которым я одобряю вашу связь. Осталась одна: в-третьих, я считаю, что в ближайшее время Аннушке потребуется вся помощь, которую сможет оказать неравнодушный человек рядом. Поэтому я бы хотела видеть рядом с ней вас.

— С чего вдруг?

— Это результат эвристического анализа многочисленных и на первый взгляд не связанных фрагментов информации, получаемой из случайных источников. То, что принято называть «большими данными». Сама их суть исключает выделение конкретных паттернов, но я уверена в конечном выводе — Аннушке угрожает опасность.

***

Аннушка размахивает руками, и, судя по экспрессии жестов, ругается. Впрочем, пока я дошёл до неё через обширный паркинг Терминала, она уже почти успокоилась.

— Где тебя черти носят? — буркнула она.

— И тебе доброе утро. О чём базар?

— Этот жадный грёмлёнг просит каких-то несуразных денег за никчёмную таратайку.

— Эй, — возмущённо ответил Кройчек, — вот не начинай снова! Я же сказал, бага на комиссии, я не могу давать цену ниже, чем выставил продавец. Иначе получится, что я заплатил за неё из своего кармана.

— Да за такое сраное трухло и надо приплачивать! — взорвалась Аннушка. — И молиться за покупателя Ушедшим, потому что оно и пяти зигзагов не проедет!

— Ой, я вас умоляю! Я грёмлёнг, а мы, чёрт нас подери, лучшие механики в Мультиверсуме! И я тебе говорю, женщина, эта таратайка технически исправна. С учётом пробега. И конструкции. И условий эксплуатации. И возраста. И происхождения. И вообще, что ты хотела за такие деньги?

— Что-то, на чём я могу доехать до своей машины, после чего насрать в сиденье и забыть про этот кошмар!

Я некоторое время наблюдал за их экспрессивным диалогом, понимая, что им просто нравится процесс. Кройчек явно уже сбросил с цены всё, что мог, а Аннушка вряд ли настолько нуждается в деньгах. Когда они начали выдыхаться и повторяться в аргументах, подошёл и коснулся её плеча:

— Есть машина.

— Чего? — развернулась она ко мне.

— Машина. Я не выставлял на продажу мироновский кукурузер. Вон он стоит.

— Это твоя машина.

— Подними руку, — попросил я.

— Зачем?

— Подними, тебе трудно? Нет, не так высоко, параллельно земле. Теперь оттопырь палец… Да не средний, большой! Нет, вверх. Да, отлично.

— Нафига я это делаю? — удивлённо поинтересовалась Аннушка.

— В нашей культуре этот жест считается просьбой подвезти. Считай, что я согласился.

— Так что, не нужна бага? — разочарованно спросил Кройчек.

— Так, — отмахнулась от него Аннушка, — жди! Нам перетереть надо.

— Учтите, если придёт настоящий покупатель, я её сразу продам! Ну, или аванс давайте.

— Покупатель? На эту сенокосилку? Как давно она тут стоит?

— Коммерческая тайна, — буркнул грёмлёнг, — ишь, ушлая какая…

Аннушка решительно взяла меня за рукав и потащила в сторону. Покрутив головой, нашла место — подошла к лендкрузеру, открыла заднюю дверь, села на край багажника, похлопала рукой рядом, приглашая присесть и меня.

Я сел.

— Так, солдат, — сказала она серьёзно. — Не думала, что тебе придётся это объяснять, но…

— Не объясняй, — перебил я. — «Мы просто потрахались, бла-бла-бла, это ничего не значит…» Угадал?

— Ну, типа того, — ответила она недовольно. — Хотя потрахались мы на отличненько.

— Я понимаю, что не приобрёл никаких прав на тебя.

— Точно понимаешь? У мужиков с этим вечно проблема. Не видят разницы между «женщина, которая мне дала» и «моя женщина».

— Я вижу.

— Тогда какого чёрта, солдат? Меня не надо опекать, нянчить, носить на руках. Я старше, я опытнее, у меня даже ног больше.

— Я просто предложил.

— Ты не просто предложил! Ты вовремя предложил! С расчётом, что я соглашусь!

— А как надо было?

— Чёрт, не знаю. Но я не твоя женщина, не пытайся мне помогать.

— Меня с детства учили помогать любой женщине. Такое воспитание. Ничего не могу с этим поделать.

— Слушай, мы так можем долго кругами ходить. Чего ты хочешь?

— Вообще или сейчас?

— Давай по обоим пунктам.

— Я в тебя влюбился. Я хочу быть с тобой. В идеале — пока смерть не разлучит нас, но как минимум, пока ты меня не прогонишь. Это вообще. А сейчас я тебе предлагаю поехать за твоим Чёртом вместе. И это вовсе не попытка тебя опекать.

— А что тогда?

— Это попытка на тебе проехаться. Мне очень надо в тот срез, а сам я туда попасть не сумею. Если хочешь, там и расстанемся. Ты поедешь на Чёрте, куда тебе надо, я на кукурузере, куда надо мне. Это ты забила на свой заказ, а я на свой не могу.

— Такие хорошие деньги? Или аванс взял?

— Взял, но дело не в этом.

— А что?

— Обстоятельства. Долго объяснять.

— Ладно, это уже деловой разговор. Давай перетрём за детали…

***

— Зачем тебе тот тухлый срез, солдат? — спросила Аннушка. — Не то чтобы это прям моё дело, но, если мы едем вместе, то хотелось бы понимать, что ты выкинешь. Ну, так, в общих чертах. Когда мы встретились, ты ковылял к выходу, а теперь, вдруг собрался обратно.

— Сам срез мне не нужен, — пояснил я. — Но я, как ты знаешь, не глойти, хожу через кросс-локусы. То есть только последовательно. И если мне надо попасть в определённый срез, то…

— Поняла, — нетерпеливо перебила меня Аннушка. — Тебе нужно на знакомую последовательность, и эта пыльная задница мироздания — единственная точка, куда я тебя могу притащить, потому что там была.

— Именно. Теперь у меня есть машина, я могу забрать искомое и продолжить свой маршрут.

— Не скажешь, что это?

— Нет, прости. Не потому, что я тебе не доверяю, а потому что обещал не говорить никому.

— Твоё право, солдат, — согласилась она. — Сдаётся мне, ты чего-то не договариваешь, но, вроде бы не врёшь.

— Можешь позвать Алину, повторю при ней.

— Не, я верю. Да, при таком раскладе мы можем помочь друг другу. Ты докинешь меня до «Чёрта», а я поработаю тебе за глойти. Донка тут не поможет, потому что она там тоже не бывала. Кстати, что ты с ней собираешься делать?

— А я должен с ней что-то делать? — удивился я. — Она слишком взрослая, чтобы её удочерить. И даже чтобы на ней жениться.

— Она глойти, — покачала головой Аннушка, — то есть на всю башку неадекват. Её бросить одну всё равно что младенца.

— Младенцы хотя бы не пьют… — вздохнул я. — Бабусю жалко, факт, но почему это моя проблема?

— Потому что ты затрофеил караван. Глойти — его часть.

— То есть её надо было выставлять на аукцион с машинами? — удивился я.

— Ну, не буквально так… Пойми, глойти — особое явление. Формально, да, это свободный взрослый человек, но относятся к ним, как малахольным детям. Или как к котикам. То есть если ты сейчас скажешь Донке: «Пока, я поехал», — тебя конкретно не поймут. Так не делается.

— А как делается? Я не собираюсь быть караванщиком. Пытаться в коммерцию это для меня всё равно, что пробоваться в балет. По ряду очевидных причин не моё.

— Найди ей нанимателя. Нормального, не как Мирон. Пусть дальше караваны водит.

— А это реально? Она же квасит как не в себя и вообще непонятно чем жива. А ну как помрёт на Дороге? Кстати, что при этом станет с караваном?

— Скорее всего, он пропадёт с концами. Опасный бизнес. Но Донку возьмут, она из глойти Малкицадака, столько мест и маршрутов никто не знает. Тогда караваны ходили куда шире, чем сейчас. Её возьмут хотя бы для того, чтобы учить молодых. Если не давать ей нажираться и подстраховывать на Дороге, это настоящее сокровище. Хотя найти тех, кто это понимает, может оказаться непросто…

***

Аннушка, надо сказать, сильно преуменьшила сложность трудоустройства Донки. Похмельная бабуся не вызвала у присутствующих в Терминале караванщиков ни малейшего энтузиазма. Глойти выступала паршивой рекламой самой себе, таскаясь за мной с таким видом, будто я вытащил её из гроба и оживил электричеством, но батарейка вот-вот сядет, и второй раз фокус не сработает. А ещё она регулярно и громко требовала выдать ей денег на опохмел, потому что «у Доночки жутенький бодунчик».

— Чёрт тебя заешь, — сказал я, когда караванщики кончились. — Я больше не могу. Я тебе не отдел кадров.

— Послушай, служивый, — она устало рухнула на диванчик в холле, — может, ну его, а? Давай буду на тебя работать. Я тебе такие срезы покажу! Туда лет десять уже никто не ездил, самые сливки снимем!

У меня сразу возникло подозрение, что Донка специально дурочку валяла, потому что теперь она не производит впечатления умирающей, да и похмелье как будто прошло.

— За десять лет любые сливки прокиснут, — ответил я ей мрачно. — Чего ты ко мне привязалась, а? Говорю, я не коммерсант. Никогда мне в денежных делах не пёрло. Я по жизни неудачник.

— Ну да, — хихикнула вредная старушенция, — четвёртый день на Дороге, и уже полные карманы денег, куча машин с грузом, лучшая глойти и та самая Аннушка в любовницах. Да, именно так это и называется, «неудачник».

— Это всё не моя заслуга, — ответил я с досадой. — Сиди тут, перетру с брокером.

Керт меня тоже ничем не порадовал. Он, конечно, согласился за небольшую сумму сообщать новоприбывающим караванщикам о такой ценной кадровой возможности, но сразу предупредил, что репутация у Донки не очень. И наотрез отказался присматривать за ней, пока не найдётся подходящая вакансия. Ни за какие деньги.

— На передержку сдать тебя тоже не удалось, — сказал я Донке, вернувшись. — Без понятия, что с тобой делать, бабуля. Кстати, у тебя внуки-то есть? Или, там, правнуки? Может, они будут рады визиту блудной родственницы?

— Не, — отмахнулась она, — у меня и детей-то не было. Куда мне, я ж вечно под газом и всегда в дороге. Офигеть была бы мамаша.

— Ясно. Мог бы и догадаться.

— Доночка старенькая, никому не нужная, одино-о-окая… — пригорюнилась глойти. — Может, денежек дашь? Я бы сейчас выпила капелюшечку. С горя.

— Погоди, — отмахнулся я, — сейчас… Посиди тут.

Из своего офиса, высунувшись в дверь, мне машет рукой Керт.

— Послушай, — сказал он, — мне тут сорока на хвосте принесла, что на Терминал вскорости прибудет один персонаж. Репутация у него неоднозначная, но он интересуется опытными глойти. Не караванщик, скорее, увлечённый путешественник, разыскивает всякие редкости, поэтому ему интересны старые заброшенные маршруты. Для Донки это то, что надо. Не будет надрываться, таская грузовики.

— Заманчиво, — кивнул я. — А когда он заявится?

— Не знаю. Несколько дней. Неделя. Две недели. Это тебе не расписание автобусов.

— Ясно. А ты не мог бы…

— Не начинай снова! — замотал головой Керт. — Не буду я пасти эту старую пьяницу до его приезда. Она напьётся санитайзера и помрёт, а я буду виноват? Ну уж нет! Опять же, если они не договорятся, мне что, потом так за ней и ходить? Ты её получил в нагрузку к каравану, так что хоть знаешь, за что мучаешься, а мне-то нафига это счастье?

Он нервно бросил взгляд в холл, где Донка пристаёт к каким-то отмороженным рейдерам. Подозреваю, что просьбой купить даме выпить. Предложение не вызвало энтузиазма. Судя по их внешности, они бы её скорее съели, зажарив на костре из старых покрышек в пустошах, но даже для этого она слишком худая и старая.

— Ладно, — ответил я мрачно, — маякни тогда этому туристу, что у нас товар, у них купец. Авось пересечёмся как-нибудь.

Я вернулся в холл. Донка отстала от рейдеров и теперь мучает Алину вопросами организационного характера, например, является ли абстинентный синдром достаточным основанием для получения медицинской помощи Терминала в рамках тарифа «эконом плюс», и может ли эта помощь выражаться в небольшой порции алкоголя.

Алина наотрез отказывается признать острое желание выпить экстренным медицинским случаем. На её лице, разумеется, нет какой-либо очевидной мимики, но обращённый ко мне взгляд кажется просьбой о помощи.

— Пойдём, — сказал я Донке. — Куплю тебе выпить.

— Правда, служивый? А с чего такая щедрость? — подозрительно поинтересовалась бабуся. — Хочешь подпоить старенькую Доночку и смыться, пока она лежит пьяненькая?

— Нет, кажется, я на тебя обречён. На какое-то время. Поэтому я готов умеренно потворствовать твоему алкоголизму. Это менее травматично, чем слушать твоё нытье. Так что я тебя напою, уложу спать и буду надеяться, что ты посреди ночи не проснёшься и не пойдёшь искать добавки. Кстати, Алина, я бы на твоём месте проверил доступность антисептика в медкабинете.

— Благодарю, — кивнула роботесса. — Я проведу ревизию.

— Блин, зачем ты сдал? — возмутилась Донка.

— Чтобы ты не скончалась от пережору за то, надеюсь, краткое время, которое мы пробудем вместе. Так что, пошли в бар?

— А вот и нет, — мрачно ответила Донка. — Ты хочешь от меня избавиться, я вижу.

— Тебя это удивляет? — спросил я.

Она ничего не ответила.

— А вот меня удивляет, что ты за меня цепляешься. Я даже не караванщик, на кой чёрт я тебе нужен?

— Аннушка, — сказала глойти, — понизив голос и оглянувшись.

— Что «Аннушка»?

— Ты ей понравился.

— Ты сама говорила, что у неё это на один раз.

— С тобой, похоже, всё не так просто. Чем-то ты её зацепил. С ней такое редко, но бывает. А значит, вы ещё встретитесь. И это мой шанс получить то, что мне нужно.

— Помню-помню, зелье вечной молодости, а как же.

— Когда тебе будет столько же, сколько мне, и твой хрен повиснет, как мои сиськи, это уже не будет тебя так забавлять, поверь, — грустно ответила Донка. — Не знаю, где и что раздобыла Аннушка, но даже в крохотный шанс вернуть молодость я вцеплюсь зубами.

— И ты решила вцепиться в меня.

— Извини, служивый, жить очень хочется. И не как сейчас, икая и пукая, а как раньше: бухая, трахаясь, веселясь и танцуя. С вечеринки в койку и обратно.

— И больше тебе от жизни ничего не надо?

— А что ещё может от неё понадобиться? — удивилась Донка.

— Ну… Не знаю… Большая любовь? Изменить мир? Детей завести?

— Алё, служивый, — рассмеялась глойти, — это же моим сиськам будет снова двадцать, а не мне. Я-то уже знаю, что вечной любви не бывает, что мир меняется сам, только успевай ужасаться, а дети… Зачем Мультиверсуму столько ебанашек? И меня одной-то много…

— Так что, идёшь в бар?

— При одном условии, — продолжала упрямиться глойти.

— Разве не я должен ставить условия? Ну ладно, давай.

— Обещай, что не бросишь меня тут, когда уедешь с Аннушкой!

— Ладно, — кивнул я. — Замётано. Возьму грузом.

— Что-то ты слишком легко согласился, служивый… — подозрительно сказала Донка. — Не обманешь?

— Не веришь — не пей. Сиди трезвая на парковке, машину карауль.

— Эх… Что поделать, бедная Доночка такая доверчивая! Пошли в бар!

Экспериментальным путём я выяснил, что ёмкость старой глойти на текущий момент составляет триста граммов. Это если водки, другие напитки не проверял. Если нужно именно накидаться, то лучше водки ничего нет. Минимум посторонних веществ, а значит, меньше нагрузка на печень. После первых пятидесяти граммов она развеселилась, стала заигрывать с робобарменом. После вторых пожаловалась, что все анекдоты, которые он рассказывает, она слышала за последние двадцать лет раз по сто. И переключилась на меня. Заявила, что я «милый мальчик», и что если Аннушка даст ей то, чего она хочет, то она немедленно даст мне. Я сказал, что польщён, но настаивать не буду.

— Ну и зря, — захихикала пьяно она, — я ничего такая была, ебабельная. Может, опять стану.

После третьих полста ей загорелось немедленно найти Аннушку и объяснить ей, какой я хороший, добрый, щедрый человек. Вон, даже Доночку водочкой поправляю. Чтобы Аннушка была со мной всегда-всегда, и, если вдруг раздобудет нужных веществ, то и Доночка тут как тут.

Когда внутри бабуси оказалось двести, она решила, что было бы недурно потанцевать, а когда я отказался составить ей пару, то стала оглядываться в поисках партнёра. Дело уже пошло к вечеру, в Терминал заехали несколько караванов, в ресторан всё время заходят люди, и чтобы удержать её от новых знакомств, пришлось налить сразу сто. После этого она сначала впала в тихую сентиментальность, сказала, что хотела бы такого сыночка, как я, но если бы у неё были сыночки, то они были бы не такие, как я, а такие, как она, поэтому хорошо, что их нет.

— Хотя… — посмотрела бабуся на меня с пьяной задумчивостью. — Если залететь от тебя, то, может быть, и уравновесилось. Были бы не такие безбашенные как я, и не такие зануды, как ты…

Я не успел обидеться на зануду, она упала седой головой на стойку и уснула наконец.

Я запоздало сообразил, что не знаю, где её комната, пришлось прибегнуть к лёгкому хакерству.

— Спроси у Алины, в каком номере живёт Донка, — попросил я робобармена.

Он никак не отреагировал, но я, помня, что Алина видит всех в Терминале, терпеливо ждал. Буквально через пару минут он повернул ко мне свою голову с резиновой имитацией лица и произнёс алининым голосом:

— Комната триста два. Вам требуется помощь в доставке?

— Нет, — ключ-карту я уже нашёл у Донки в небольшой сумочке, пошитой из тёртой джинсы с бахромой и бисером, которую она носит на шее. — Не тяжёлая, донесу.

Я поднял глойти на руки и понёс к лифту. Действительно, совсем лёгкая. У её комнаты меня встретила Аннушка.

— Ты что, решил надругаться над беспомощной старухой?

— Угу, — сказал я, прикладывая карту к считывателю, — непременно. А ты что, решила поучаствовать?

— Не сегодня, — отказалась она, — не особо люблю групповухи. Я сторонница индивидуального подхода. Так что сгружай это тело в койку и пошли.

— Куда?

— Что за вопрос? Ко мне, конечно. Не думаю, что дальше у нас будет много пенных ванн, надо пользоваться случаем. Кроме того, мне страшно интересно, ты действительно такой жеребец или вчера просто пытался меня поразить?

---