Глава 6. Парк аттракционов

— Даша, — констатировала Аннушка, и я положил руку на кобуру.

Не знаю зачем, сама легла как-то.

— Привет, Аннушка. Давно хотела познакомиться поближе, но как-то всё недосуг. Вот, вспомнила. Только давай сразу договоримся — твой фокус с выкидыванием тех, кто тебе не нравится, на Изнанку на меня не подействует. Точнее, выкинуть ты выкинешь, но я сразу вернусь и буду злая.

— А сейчас ты, значит, добрая?

— Мама говорит, что я психопатка. Так что не угадаешь: сейчас добрая, а потом фигак — и нет.

— А папа что считает?

— Мама не говорит, кто был папой. Думаю, она откусила ему голову при спаривании, как самка богомола. — Даша весело и непринуждённо расхохоталась. — А что, очень в её духе! Ой, я не могу, видели бы вы свои лица! Перестаньте лапать оружие, оно вам не поможет, да я и не драться пришла. Захотела бы, выкинула вас с Дороги в кювет и добила. Но я не хочу. Пока.

— Тогда зачем пришла? — спросил я.

— Ты… — она посмотрела на меня, задумчиво хмурясь, и защёлкала пальцами, припоминая, — как там тебя…

— Лёха, — напомнил я.

— Во, точно, Лёха! Будем знакомы, Лёха, я Даша. А ты кто, малявка? — она повернулась к Александре.

— Я Саша.

— Даша и Саша. Боже, как банально! У твоих тоже никакой фантазии, да?

— Мне нравится, — сказала Сашка. — И они норм. Для взрослых.

— Имей в виду, Саша, такие, как мы, для таких, как они, — просто инструменты. Палки, которыми они тычут в задницу Мироздания.

— Мои родители не такие.

— Все такие. Ты просто маленькая ещё. Вот проявится способность — увидишь. Сразу начнётся «Даша, сделай это, Даша, сделай то, Даша, они знают слишком много, сделай как всегда, Даша, эти люди мне мешают, убей их…»

— Я не ты.

— Ну, будет вместо «Даши» «Саша», какая разница.

— Твой опыт не является универсальным.

— Мой опыт что?.. Ты смешная. Мне нравится. Может быть, мы подружимся. Нам, Разрушителям, стоит держаться вместе. Хочешь со мной?

— Нет, мне нравится с родителями.

— Малявка! Ладно, их я тоже приглашаю. Эй, вы, поехали ко мне в гости!

— А где Грета? — спросила Аннушка.

— Мамка? Да без понятия. Я от неё свалила, живу одна. Отличное местечко! Поехали, будете моими первыми гостями.

— Вообще-то у нас были другие планы, — сказал я.

— А теперь у вас эти, — уверенно сказала Даша. — Отказываться от моих приглашений невежливо.

— Настаивать на таких предложениях ещё более невежливо.

— Плевать. Вы едете сами, или мне просто покидать вас в кузов? — у девушки начало странно подёргиваться лицо, — Я, может быть, даже довезу вас живыми! Но это не точно! Ха-ха-ха!

Глаза бегают, губы кривятся, руки совершают мелкие нескоординированные движения. Адекватностью тут и не пахнет.

— Прости, — сказал я примирительно, — может, в следующий раз.

— Ты не понял, Лёха. Я вас не спрашиваю, — Даша щёлкнула пальцами, и я застыл.

Всё чувствую, всё понимаю, двинуться не могу. Точно, как в прошлый раз. Аннушка, которую вижу краем глаза, явно в том же положении.

— Я же говорила, — укоризненно сказала девушка, — кину в кузов и отвезу. Что вам стоило сразу согласиться? Сделали бы вид, что нормальные, а не как все! Я бы сделала вид, что поверила, всем было бы хорошо. Но нет, обязательно надо было меня обломать!

Она подошла к Аннушке и задумчиво пощёлкала её по носу. Спросила:

— У тебя какой размер ботинок? Ах, да, ты же не можешь ответить… Ладно, сниму, померяю. Надеюсь, носки не воняют.

Даша присела на корточки, рассматривая Аннушкины боты. В это время Сашка, спокойно подойдя сзади, внезапно отвесила ей смачного пенделя по плотно обтянутой штанами заднице.

— Эй! Ты как… — завопила Даша, но нас внезапно отпустил паралич, и я моментально сшиб её с ног, придавил коленом, завернул руки за спину и в таком положении зафиксировал.

— Дай ремень, — попросил Аннушку.

— Хочешь выпороть эту засранку? — мстительно спросила она. — Отличная идея!

— Пока просто связать.

Даша не выглядит испуганной и даже раздосадованной. Улыбается и смотрит на нас. Сашку только пожурила:

— Зря ты так, от родителей одни проблемы. Пора взрослеть, малявка!

— Мне и так неплохо, — ответила девочка. — Не смей обижать моих родителей!

— Да их обидишь! — смеётся Даша. — Эй, Аннушка, Лёха, вы меня убьёте, надеюсь?

— Прям надеешься? — усомнился я.

— А ты думал, испугаюсь? Хрен ты угадал! Ну вот ударь меня, ударь! Пни!

— Воздержусь, пожалуй.

— Слабак! Видел бы как меня мама лупила, обоссался бы и рыдал, как младенец! Давай, пристрели меня! Или ты для красоты револьвер таскаешь, ковбой?

— Это пистолет.

— А я что сказала?

— Револьвер.

— Это не одно и то же разве?

— Нет.

— Ну, пристрелить-то меня из него можно?

— Можно. Но не нужно.

— А если я вырвусь и вас убью? Я могу, я знаешь сколько народу для мамки убила!

— Сколько?

—  Дофига. Считать устала.

—  Врёшь.

—  Ну и что? Вру, да. Каждого помню. А ты?

—  А я нет. Недосуг было запоминать. Дело военное.

—  И меня не вспомнишь?

—  Да что с тобой не так? Не буду я в тебя стрелять, нафиг надо.

—  А что будешь?

—  Обещай, что не нападёшь и проваливай. Что нам делить-то?

—  Боты хочу, как у неё!

—  Не отдам, — быстро сказала Аннушка. — Самой нравятся. Но могу показать место, где их делают.

—  Замётано! — согласилась Даша. — Отвязывай.

—  И никаких больше колдунских штучек? — уточнил я.

—  Не, ты что, не видишь, — меня отпустило. На какое-то время.

—  И часто тебя так штырит?

—  Постоянно. Мамка меня била чем-нибудь по башке, я вырубалась, и потом норм. Но я от неё свалила. Достала она меня. Ух, как она бесилась, когда я сказала, что не вернусь!

—  А ты не вернёшься? — спросила Аннушка.

—  Ни за что. Лучше сдохну. Развязывайте, не ссыте, я в адеквате сейчас.

—  Как думаешь? — с сомнением спросил я Аннушку. — Развязать?

—  Она не врёт, — ответила мне вместо неё Сашка. — И не нападёт.

Я подумал, что у неё, наверное, как у Алины, встроенный брехометр, и развязал девушку. Она растёрла запястья, встала, оперлась задом на кузов и сказала:

— Теперь-то поедем ко мне? Ну, давайте, ну что вам стоит? Мне одной адово скучно.

— А поехали, — внезапно согласилась Аннушка.

— Супер! — оживилась Даша. — А можно мне за руль? Я умею, честно!

— Нет, но покажешь дорогу.

— Ну и ладно, — ничуть не расстроилась та. — Я всё равно только на автомате могу. Но всё остальное умею, правда! Фары, там, включать…

— Ах, ну если фары…

Когда тронулись, Сашенция просунулась с заднего сиденья и прижалась к моему плечу, глядя вперед. Это… пожалуй, приятно. У меня не было детей, глупо было заводить их во время войны. В штурма́х если кто и доживает до гражданки, то это почти всегда означает некомплект конечностей. Нафиг такой отец нужен? Думал: «Вот война кончится…» — но она всё не кончалась и не кончалась. Наверное, дело в сенсусе, которого у нас дофига, профессор Лейхерот Теконис объяснил бы правильно. Потом я остался без ноги и без жены, вопрос детей сам собой снялся с повестки дня. Так что я даже не могу сказать, люблю ли я детей. Не знаю, не пробовал. У Фомича была теория, что у настоящего солдата отцовский инстинкт должен быть очень сильным, потому что он прирождённый территориальный защитник, а это производная от сбережения потомства. Как по мне, он идеалист и судит о людях по себе. Солдат — это случайная судьба, а не предназначение. Однажды ты влипаешь в войну, как муха в клей, и не можешь вырваться, не оторвав лапки. Я, вот, оторвал всего одну, и это за счастье. Однако, когда к моему плечу прижимается ребёнок, во мне возникает порыв его защитить. Ну, или хотя бы обнять. Я поддался порыву и обнял Сашку. Она прижалась ещё плотнее.

— Даша не плохая, — прошептала мне на ухо девочка. — Больная, но не злая.

Вот к чему эти нежности, Сашенции надо со мной пошептаться.

— Обожжена сенсусом, эмоции задевают ожоги, теряет контроль. Пытается вести себя так, чтобы было не больно. Её пытались выжечь дотла, изранили и искалечили. Теперь ей почти нравится боль. Бежит от неё и тянется к ней.

Я повернул голову, и Сашка с готовностью подставила мне своё ушко. Со стороны это выглядит, наверное, очень… по-семейному. Аннушка то и дело косится на нас, и лицо у неё очень сложное.

— Почему ты её защищаешь? — шепнул я, невольно вдыхая запах Сашкиных волос. 

Она пахнет как ребёнок. Которому не мешало бы помыть голову — в волосах полно дорожной пыли. И физиономия чумазая, майка в чём-то изгваздана. И когда успела?

— Даша важна, — шепчет Сашка, — если мы с ней не подружимся, это сделают другие. Её растили как бойцовую собаку, но она стала ничья, ей одиноко, хочет снова стать чьей-то. Подругой, соратницей, да хоть врагом. Пусть лучше будет не врагом, пап.

***

— Приехали! — объявила довольная Даша. — Ну скажите же, круто?

Из тумана Дороги мы вынырнули на парковку огромного парка аттракционов. Заброшенного, грязноватого, облезлого и неухоженного, но впечатляющего.

— Ты живёшь в пещере ужасов? — спросила Аннушка. — Или в зеркальном лабиринте?

— Какая чушь! Я живу в отеле. Там теперь все номера свободны, и платить не надо. Правда, с обслуживанием не очень, но я не балованная. Мамка меня вообще год в пещере держала, там был только костёр, и вода по стене текла в большую лужу. В потолке была дырка, она мне туда кидала дрова и продукты, я сама готовила. Когда однажды не досмотрела, костёр погас, сидела неделю в темноте, питаясь сухомяткой, пока мамка не сжалилась и не кинула мне спички. Две. Одну оставшуюся я берегла как свою честь, но не пригодилась, костёр больше не гас. Вот это был сервис так сервис, у меня даже туалетной бумаги не было, трусы стирала в луже и сушила у костра.

— И зачем всё это? — спросила Сашка.

— Чтобы мне очень захотелось оттуда свалить, конечно.

— И тебе захотелось?

— Ага, с первой минуты. Но выйти на Изнанку я смогла только через год. Вон туда, к подъезду давай.

Окна грязные, на парковку нанесло листвы, отель выглядит заброшенным.

— А почему ты выбрала это место? — спрашивает её Сашка, когда мы вылезаем из машины. — Оно… странное.

— А что тебе не так?  — вскинулась Даша. — Как по мне, всё зашибись!

— Я бы выбрала что-то у моря.

— Ну и дурочка! Тут есть офигенный бассейн! Пойдём, да пойдём же! Тебе понравится, клянусь!

Она ворвалась в холл отеля и заорала: «Эй, недоумки, у меня гости! Бегом сюда, членоголовые!» Внутри почище, чем снаружи, видны попытки уборки, как будто кто-то сметал мусор из центра в тёмные углы лобби.

— Погодите, сейчас, — это уже нам. — Они тугие страсть, но понемногу шевелятся. Вон, смотри, уже идёт.

Из подсобки выбрела женщина в грязной, мятой и драной униформе отеля. Юбка надета задом наперёд, на курточке не хватает пуговиц, блузка застёгнута наперекосяк и не такая белая, как задумано.

— Ну наконец-то! — накинулась на неё Даша. — Неужели нельзя быстрей шевелить копытами? Давай, оформляй быстрей моих гостей! В этот, как его… Ну, тот, крутой семейный номер, где три комнаты! Берегла для себя, но так и быть, будем гостеприимными! Ну что ты тупишь, шевелись, балда! Вот чёрт, ты что нормально застегнуться не можешь? Позоришь меня перед гостями, бестолочь! Да стой ты, поправлю!

Даша распахивает курточку стоящей с непонимающим лицом женщины, расстёгивает на ней блузку, большая грудь выпадает наружу.

— Куда ты лифчик дела, дура? — ругается девушка. — А, чёрт с тобой, так застегну. Да стой, не дёргайся, корова! Вот, совсем другое дело. Нет, стой, сейчас юбку поверну!

Она, не расстёгивая, проворачивает юбку на бёдрах женщины, теперь та одета нормально.

— Вот так-то лучше, — кивает удовлетворённо Даша. — А то чучело-чучелом. Что тупишь? Давай, сюда вот пиши: «Лёха, Аннушка и Сашка, гости Дарьи-Разрушительницы! Супер-VIP-обслуживание, бесплатный бар». Ох, тебя хрен дождёшься, дай сюда!

Девушка ложится животом стойку, свешиваясь головой вниз, чем-то гремит там, возвращается с ключом на кольце, к которому прицеплен массивный, отлитый из лёгкого сплава брелок в виде медали с головой енота. Такой же круг с енотьей головой на стене за стойкой, видимо, это символ отеля.

— Еноты сдохли, — сказала, заметив мой взгляд, Даша. — В клетках были, никто из тупоголовиков не сообразил выпустить. Жаль, они мне нравились. Я, можно сказать, из-за них на это место и залипла. Но парк и сам по себе ничего так. Я на колесе обозрения иногда по полдня катаюсь — наберу жратвы, выпивки и сижу, любуюсь видом, когда погода хорошая.

— А в туалет как же? — спросила Сашка.

— А через борт. Тупицам плевать, а нормальных тут нет. Дашка — жопа в небесах! — девушка внезапно заржала каким-то чрезмерным, истеричным смехом и долго не могла остановиться, складываясь от хохота пополам, заливаясь слезами и подвывая: — Жопа… В небесах…

Аннушка посмотрела на меня с тревогой, я пожал плечами. Без понятия, что в таких случаях делать. Пощёчину влепить? По спине постучать? Воды предложить? Впрочем, вскоре Дашу отпустило, и она только икает обессиленно, сев на не очень чистый пол.

— Вот… — ик, — ключ, — ик, — номер на третьем этаже, прям напротив, — ик, — лестницы. В лифт, — ик, — не лезьте, он не работает. Я, — ик, — попозже подойду.

Номер пыльноват, но в остальном чистый. На кровати никто не спал, в ванной нераспечатанные флакончики шампуней и гелей, чистые полотенца, в баре бутылочки с напитками, в шкафу халаты и тапочки. Я проверил — из крана идёт вода. Сначала холодная, но потом немного прогрелась.

— Нам всем стоит помыться, — сказал я. — Саш, иди первой.

— Да, пап, — она закрыла за собой дверь в ванную, зашумела вода.

— Вы так мило ворковали по дороге, — мрачно сказала мне Аннушка.  — Прям папочка-папочка и доченька-доченька. Я чуть слезу от умиления не пустила.

— Она сказала, что Даша важна и с ней лучше дружить, чем воевать.

— Тоже мне новость. Я и сама сообразила, потому сюда и поехала. Теперь я хотя бы знаю, где она свила гнездо.

— Девчонка сумасшедшая.

— Да, больная на всю башку. Но если её растила Грета, я не удивляюсь. Честно говоря, её стоило бы убить. Это, наверное, было бы даже гуманно, как усыпить больное животное. Но у меня рука не поднимается.

— У меня тоже, — признался я. — Нет, если она нападёт, например, на тебя или Сашку — то да, а так — не хочется.

— Очень странный срез тут.

— В каком смысле?

— Постколлапсник, свежий, нефинализированный, но какой-то… Выжатый, что ли? Сама пока не разобралась.

Сашка вышла из ванной в чистой майке и трусиках, сказала:

— Вода почти остыла, но мыться можно, фен не работает и бьётся током.

И завалилась на кровать.

— Кто первый? — спросил я Аннушку.

— Да как хочешь, — ответила она.

— Можете идти вдвоём и заниматься этим вашим сексом, — сказала девочка, доставая из рюкзака мелефитскую книгу. — Если включить воду посильнее, то я ничего не услышу. Наверное.

— Вот же… — сказала с досадой Аннушка. — Да и плевать, пошли!

И мы пошли.

***

Бассейн в отеле действительно есть, и даже относительно чистый. Даша прыгнула туда первой, за ней степенно зашла Сашка.

— Лёха, Аннушка, идите к нам, — позвала девушка, — я сюда ещё не нассала, клянусь!

— Спасибо, — отказался я, — мы тут пока посидим, изучим меню.

Вокруг бассейна ресторанные столики, мы заняли один из них.

— Да без толку, эти тупорыльцы всё равно готовят какую-то хрень. И продуктов нормальных почти не осталось. Я же говорила, сервис говно. Номера толком не убирают, я когда один засру, просто переезжаю в следующий. Я, конечно, когда заселялась, рассчитывала на условия получше, но мне и так нравится. До коллапса тут было вообще роскошно, дорогой загончик для богатеньких детишек. Мне прям загорелось тут пожить. Сашка, ты мультики любишь?

— Да, — ответила Саша, вылезая из бассейна. — А ещё я бы поела.

— Сейчас распоряжусь, — кивнула Даша. — Эй, тупни, тащите жрать сюда! Бегом-бегом! — заорала она во весь голос. — Сейчас, мозги прогреются, и они что-то соорудят там на кухне. Обычно выходит съедобно, но на вкус… Впрочем, еда есть еда. Да, мультики! Я тут впервые их увидела! Тут был кинозал, где мульты крутили весь день, без перерыва. Он и сейчас есть, но я не смогла запустить проектор, а местные слишком отупели.

— Так ты тут бывала до коллапса? — спросил я.

— Ага. Но давно, мне как ей было, — Даша показала на вытирающуюся после бассейна Сашку. — Мамка меня закинула и уехала. Я думала, попала в рай. Мультики, сладости, аниматоры, офигенный номер, парк аттракционов, хоть обкатайся! А потом оказалось, что мамка не оплатила счёт. А тут с этим жёстко, меня хвать — и в тюрягу для малолеток. Там реально жесть была. Сколько всего потом насмотрелась, но кошмары мне снятся про неё.

— И зачем Грета так поступила? — спросила Аннушка.

— Да чёрт её знает. Мамка никогда не объясняла. Думаю, обычное для неё упражнение, типа как контрастный душ. Для закалки характера. Сначала мне было хорошо, как никогда в жизни, а потом так же плохо.

— А потом что? — спросил я.

— Сбежала оттуда, конечно. Изнанку я ещё не умела, но сбежала так. Задушила охранника майкой, пока он пялился на мою грудь и дрочил сквозь решётку, вытащила ключи и свалила. Меня неделю гоняли по лесам с полицией и собаками, но потом вернулась мамка, сказала, что я бездарь и бестолочь, потому что возилась так долго, но всё-таки забрала из среза. Я настолько запарилась прятаться, что была ей даже рада. Да где там наш обед, эй?

Пожилая женщина в грязном фартуке вкатила столик на колёсиках. На нём тарелки, кастрюли и нечто вроде чайника.

— Ну, хотя бы горячее, — вздохнула Даша. — Как-то она припёрла мне суп, который забыла сварить. Просто накрошила всякой фигни в холодную воду и подала.

— Не боишься желудочных инфекций? — спросил я, рассматривая не очень чистую посуду.

— Не, у меня брюхо крепкое. Да и готовит не так чтобы совсем плохо, это настоящая здешняя повариха, она спинным мозгом помнит, что куда класть. Продукты, правда, не свежак — крупы, макароны, концентраты, консервы. Хлеба нет совсем, но она печёт лепёшки, попробуйте. Если соль положить не забыла, то даже вкусно. А если забыла — солонка есть.

Повариха сгрузила еду нам на столик, и Даша, заглянув в кастрюли, сказала:

— Каша. Типа перловки, но крупа другая, не знаю, как называется. Хранится хорошо, её дофига, и на вкус не так чтобы сильно противная. Жрите смело.

Я попробовал, действительно съедобно, хотя слегка пересолена. А вот Сашке не понравилось:

— Фу, гадость.

— Да ты, я смотрю, балованная! — засмеялась Даша. — Пожила бы с моей мамкой, сырую крысу считала б за счастье. Серьёзно, она меня в восемь заперла в камере с тремя голодными крысами. Сказала: «Кто выживет, тот мне и дочь». Ну, я не посрамила наследственность. Так что жри кашу и не выпендривайся, подруга.

— А мы разве подруги?

— А разве нет? Я же тебя не убила, когда ты пнула меня в задницу. Это уже почти любовь, как по мне. Хочешь, возьму тебя в сёстры?

— Нет, спасибо, у меня родители есть. А каша невкусная. Мам, пап, я её не хочу!

— Не ешь, — сказал я. — Дело добровольное. Вон, в сумке печенье есть. Я-то в армии и похуже кашу ел, эта хоть не подгорелая.

Сашка достала из сумки печенье и довольно захрустела, торжествующе глядя на Дашку. Та покосилась завистливо, но продолжила упрямо есть кашу. Набитый рот не мешает ей рассказывать:

— Тут была церебральная чума. Куча народу сдохла сразу, в диких мучениях, башка болела, потом судороги, кома, и привет. Но многие выжили, потому что фокус я грохнула.

— Грохнула? — удивилась Аннушка.

— А что я должна была сделать? Отвезти Мелехриму, чтобы он вырастил из него дрессированную собачку, таскающую за шкирку щеночков в его пирожковую? Как по мне, синеглазок лучше топить, пока они мелкие. Ничего личного, но из них вырастают такие, как мамка. Да и мудак он был. Озабоченный мудак. При том страшненький. Вот вообще не жалко. Правда, когда коллапс прекратился, у выживших шарахнула побочка от той чумы, отупели они страшно. Вот вообще по пояс деревянные все.

— Разумеется, — сказала сердито Аннушка, — если грохнуть фокус, всегда хуже становится.

— Ой, да насрать. Там в парке есть старый дед, у него хватает ума запускать аттракционы, так что мне достаточно.

— Тебя тут посадили в тюрьму, а ты всё равно вернулась после коллапса? — спросила Сашка, запивая печенье несладким травяным чаем.

 — Не, — отмахнулась Даша, — не после. Я вернулась и устроила им коллапс.